Я сын батрака. Книга 1

Было это, ещё в то время, когда Андрей работал на колхозной базе экспедитором. Как-то, в пятницу вечером, к нам во двор заехала линейка, запряжённая парой лошадей. Мужчина, который управлял упряжкой, оставил её у тюков сена, а сам пошёл к нам в хату. Через некоторое время он вышел из хаты и не один, а с нашим Андреем, который в руках держал ружьё. Они сели на линейку и уехали. Я подумал, куда же это брат уехал с ружьём, и пошёл в хату, чтобы спросить у Дуси. Она мне сказала что, Андрей с Анатолием Рашкевичем поехали в хутор, а по дороге хотят поохотиться на диких гусей. Я тогда тонкостей охоты на диких гусей не знал и поэтому остался в недоумении. Дуся сказала, что Брат вернётся в воскресенье. Ну, думаю, вот когда Андрей приедет тогда он и расскажет что это такое «охота на диких гусей».

Андрей вернулся в воскресенье уже к вечеру, зашёл в хату, а охотничьих трофеев нет. Дуся начала его пытать, что, да почему, и вот что он нам рассказал:

— Охота, как таковая, у нас не получилась, потому что гуси уже, наверное, пролетели на юг и мы опоздали. Но мы всё-таки парочку гусей убили, да как потом оказалось не тех. А получилось это так. Проезжаем мы мимо села Кивсала, хаты от нас на расстоянии тридцати метров. Я управляю упряжкой и за небом не слежу, летят там гуси или нет, а Рашкевич держит наготове ружьё, на всякий случай. Едем мирно, разговариваем и вдруг Рашкевич как крикнет: «Гуси!» Соскочил с линейки и давай палить. Я остановил упряжку, поднял голову, и действительно летят гуси, с десяток. Рашкевич первым выстрелом сбил одного гуся, а вторым другого. Гусь, который был сбит первым, упал прямо возле нашей упряжи, а второй ударился в штакетник забора и там же упал. Рашкевич перезарядил ружье, положил его на линейку, а сам поднял гуся за шею и его рассматривает, а мне говорит: «Посмотри, какого красавца я завалил, сегодня у нас с тобой будет шикарный ужин».

Рашкевич гуся вертит туда сюда, а я смотрю а у него на спине перья вымазаны зелёной краской. У меня сразу закралось сомнение насчёт дикости этого гуся. Тут я подумал, а не домашний ли это гусь? Своё сомнение я высказал Анатолию и при том указал на краску. — «Да нет, гусь дикий, а что краска на нём так это он, наверное, где-нибудь, случайно залез в краску». Я ещё подумал, и где же это дикий гусь может залезть в краску. Но спорить не стал, думаю, раз Анатолий уверен, что это дикий гусь, значит, оно так и есть. А тем временем мне Анатолий говорит: «Андрей, ты сходи к забору и забери того гуся, не оставлять же нам охотничьи трофеи». Я в это время сидел возле гуся на корточках и рассматривал его. После слов Рашкевича я поднялся на ноги и что я вижу. К нам с палкой наперевес бежит бабка и что-то кричит. Я говорю Анатолию: «Посмотри, что это эта бабка так разбушевалась?» Рашкевич не успел мне ответить, как бабка смаху огрела палкой сначала Анатолия, а потом и меня. Я возмутился такой её наглости и обложил её матом с головы до ног. Но бабку это не успокоило, и она снова замахнулась палкой, чтобы меня ударить, но я в воздухе, перехватил палку и выдернул её у неё из рук. Когда бабка потеряла своё оружие возмездия, то она как-то растерялась, сначала нас просто ругала, а потом присела около убитого гуся и заплакала причитая: «Миленькие вы мои, я вас кормила, поила, ночи не досыпала, чтобы вас вырастить, а эти городские черти приехали и вас убили».

Потом она ещё долго причитала над убитым гусем. От её слёз и причитаний мне как то стало не по себе и поэтому я говорю Анатолию: «Давай мы ей заплатим за этих гусей и дело с концом». Но Анатолию деньги не хотелось отдавать и он, решив ещё поспорить с бабкой на счет сбитых гусей, ей говорит: «Послушай, бабка, может это гуси и не твои, а ты за них уже нас побила». Бабка перестала плакать, поднимается на ноги, а я на неё смотрю, что она женщина ещё и не старая только одета по-старушечьи. Женщина выпрямилась и говорит Рашкевичу: «Как это гуси не мои? А ты что не видишь, что они зелёной краской намазаны? У нас в каждом дворе гуси и у каждого своя метка, так что ты не отпирайся. Убил моих гусей, так плати деньги, а не то людей кликну, так они тебе покажут, как на чужое добро зариться». Женщина ещё не кричала, а люди, услышав её плач, начали потихоньку подтягиваться к месту событий. Я говорю Рашкевичу: «Давай отдадим ей по три рубля за каждого гуся, и пусть она успокоится, а то видишь, уже народ собирается». Достаю свою трёшку и говорю женщине: «Давайте мы Вам заплатим за гусей и мирно расстанемся». Беру у Анатолия три рубля и подаю женщине шесть рублей за двух гусей. Она берёт деньги и говорит: «Вот так бы сразу по-хорошему и делали, а то ещё спорить начали».

Взяв деньги, женщина пошла, я беру гуся, который лежал у линейки, а Анатолий пошёл за тем гусем, который лежал у забора. Но он не успел ещё дойти до забора, как женщина взяла за шею гуся и потащила к себе во двор. Рашкевич побежал за ней и что-то ей кричал, но хозяйка гусей закрыла калитку и Анатолия не пустила во двор. Пришлось нам довольствоваться одним гусем.

У Анатолия в Бурукшуне мы этот трофей разделили на двоих и я его повёз в хутор, а там мама сварила наваристый борщ. Вот такая у нас получилась охота. Андрей закончил рассказ, а Дуся его резюмировала такими словами: «Дурные вы дураки, да я бы за шесть рублей на базаре купила бы два гуся общипанных и выпотрошенных, и их бы хватило не на один борщ, а почти неделю жили бы с мясом». Но что теперь говорить, всё уже свершилось и теперь нечего руками махать. В этой же главе я вам хочу рассказать о невероятном видении, которое было в ту же осень, когда мы ходили с луком охотиться на птиц. Вот как это было. А ещё этой же осенью мы с пацанами наблюдали интереснейшую картину. По лугу, в этом же месте где мы охотились на птиц, летела паутина. Это было в период бабьего лета. Паутин было так много, что она словно прозрачным покрывалом, закрывала небо, сотни её прядей тащились по полыни, но не отрывались. Двигалась она медленно, как будто плыла по невиданным волнам.

День стоял теплый и катился к закату, и в лучах солнца паутина отражалась серебром. Картина была завораживающая. Ребята немного посмотрели и ушли домой, а я никак не мог оторваться от увиденного чуда, стоял, смотрел и смотрел, пока ни зашло солнце. Я и сейчас, в третьем тысячелетии не знаю, откуда взялось столько паутины, не пауки же её наплели. Так что эта загадка для меня до сих пор осталась не разгадана.

ЗАСУХА

В 1946 году на Ставрополье была сильная засуха, все зерновые «горели» прямо на корню. Но некоторые можно было ещё спасти, но для этого нужен дождь, а его не было. На метеосводку надежда плохая, тем более что у нас и метеосводок-то ни каких не было, просто смотрели на небо и определяли, будет дождь или нет. Старухи смотрят, что от начальства никакой надежды, попросили у председателя колхоза телегу и поехали в Бурукшун за батюшкой. Мол, пусть он Бога позовёт, и тот нам выделит необходимое количество дождя. Поехали с утра, чтобы до обеда управиться. Возвращаются без батюшки, он не отказал, но и не поехал, сославшись на занятость. Люди повозмущались поведением батюшки, и пошли работать в поле. Через день снова поехали за батюшкой. Зная об этом, на колхозном дворе собралась толпа народу, и мы, хлопцы хутора, тоже там были, а как же без нас. Люди ходят по колхозному двору волнуются, обсуждают действия батюшки.

Надо срочно батюшку, что же это, он не едет, что ему трудно пройтись по полям, ведь он же знает, что все посевы могут сгореть. Сегодня у колхозников была надежда, что батюшка приедет, и походит с иконами по полям и наконец, то пойдёт долгожданный дождь. Но, и на этот раз батюшка не приехал, снова сославшись на неотложные дела. Теперь уже священнику досталось от колхозников по полной программе. Это что же такое, возмущались колхозницы, урожай на корню горит, а у него, видите ли, неотложные дела. Что это у него за такие дела, которые важнее урожая, что его Бог на небо на совещание вызвал, что ли? Всё, говорят возмущённые бабы, больше не поедем, всё равно уже нечего спасать, всё уже сгорело. Последние три дня так пекло, что всё окончательно сгорело. Уже на поля пустили скотину пастись, может что-то хоть им достанется.