Я сын батрака. Книга 1

Зная, чем это всё может закончится, я, на всякий случай, стал подальше от мамы. Она открывает кувшин, смотрит, в него и с возмущением говорит: «Сенька, а выршок дэ?» Я, не моргнув глазом, говорю ей: «Ны знаю, мамо, ёго там ны було» — «Та как же ны було, куда же он делся?» — «Ны знаю, мамо, наверное, хто то ищё вчёра ёго зив» — «Та кто же вчёра его мог зисть, если погреб под замком?» — «Може хто-то зализ в погреб, и зив выршок, может шпионы?» Я маме вру, а сам честно смотрю ей в глаза. Маме мои оправдания, надоели и в заключение она сказала: «Знаешь, Сенька, что я тебе скажу, самый главный шпион у нас — это ты. Дывысь, Сенька, ещё раз и ты у меня получишь, по полной программе. Я доволен тем, что на этот раз обошлось без трёпки, побежал гонять мнимых кур.

«КАНФЭТА»

Как-то возвращаюсь я из кузницы, где мы играли с мальчишками, иду домой мимо клуба, затем решил пойти к правлению колхоза, вдруг там что-то происходит, а я и не знаю. Иду возле Ласуновского мостика, и вдруг вижу, лежит какая-то чистая, красная, красивая бумажка, слегка свёрнутая в рулончик. Рассматриваю её, а на ней нарисованы какие-то ягодки и что-то написано. Читать я тогда ещё не умел и поэтому, что написано, не мог прочитать, но раз такая красивая бумага, то в ней должна быть КАНФЭТА. Это сладкое слово КАНФЕТА так захватило моё сознание, что в тот момент я кроме этой красивой обёртки больше ничего не видел. А конфет, мы тогда вообще не видели никаких, даже карамели «подушечек» у нас не было. Беру её в руки, разворачиваю, смотрю, а канфэты в бумажке и нет, только в складках немного осталось что-то розовое, как будто от конфетки. Я подумал, наверное, сладкое, поднёс ко рту и лизнул языком. Вкус этого чего-то мне совершенно не понравился, думаю, что за конфета такая не сладкая, и чтобы уточнить, что это такое понёс обёртку домой. Приношу и говорю маме: «Мама, посмотрите, какую я нашел красивую бумажку от конфетки, там немножко от неё осталось, но оно не сладкое». Мама, взяла бумажку в руки и по слогам читает: «Мы-ло Зе-м-ля-нич-но-е. Сынок, та это бумажка от мыла, а не от конфеты». Я, ещё подумал, как они могли в такую малую бумажку завернуть такой большой кусок хозяйственного мыла, Я же тогда кроме хозяйственного мыла больше никакого и не видел. Мне стало обидно, что в такую красивую бумажку завернули мыло, а не конфетку.

«ОХОТА И ОХОТНИКИ»

Я эту главу специально взял в кавычки, потому что, какие были охотники, такая была и охота. Сидим с Павлом Кошевым на призьбе у их хаты, подходит к нам Лёнька Беленко, поздоровался и говорит: «Что будем делать?» А я им говорю: «А давайте пойдём на лиманы и поохотимся на уток, говорят, там уток видимо-невидимо». Я хоть и был на год младше Павла и Алексея, но инициатива в таких случаях почти всегда исходила от меня. Ребята, начали думать. Я снова беру инициативу в свои руки: «Ну что вы думаете, все равно делать нечего, а до вечера ещё далеко, и оружие у нас есть, у Павла, у меня луки со стрелами, так что пойдемте. Настреляем уток, разведём костер и их пожарим».

От того, чтобы поесть жареных уток, никто не откажется. И мы пошли. Пока шли по хутору, к нам присоединилось ещё человек семь, а может и больше. Идёт по хутору босая ватага ребят, возраста от семи до десяти лет. Бабки нас спрашивают: «Куда это вы собрались?» — «На охоту» — гордо отвечаем мы.

До первого лимана дошли без приключений, это недалеко, с километр от хутора. Малыши шли, от нас не отставали и не хныкали. Но на первом лимане уток не было, решили идти до второго, а это уже километра три от хутора. Для нас девяти-и десятилетних это не расстояние, а вот для семилетних мальчишек? Выдержат ли они? Хотели их домой отправить, но они не хотят возвращаться, пойдём с вами, и всё тут. «Да пусть идут», — говорит Лёнька Беленко.

Пошли, не пройдя и полпути, как у нас начались проблемы. Малыши устали и разревелись, хоть возвращайся назад. А нам возвращаться не хочется, уж очень хочется жареной утятины. Старшие провели собрание, и решили что, с малышами вернётся Иван Поповка, а мы, трое, пойдём дальше. Так и сделали. Пришли к лиману, он большой весь зарос камышом и всякой зелёной травой. Утки на воде сидят, но далеко, из моего самодельного лука их не достать.

День покатился к вечеру, и нам хотелось и пить, и есть. Решили насобирать грибов и пожарить. Павел остался разводить костер, а мы с Лёнькой пошли за грибами. Принесли немного грибов и начали печь на костре. Я съел один гриб, он мне показался невкусным, ребята ещё жарили и ели, а я от грибов отказался и, пошёл обследовать окрестности лимана. Отошёл от ребят метров на пятьдесят, вижу сквозь заросли камыша голову селезня, у него такая красивая голова с цветным оперением. Я сразу упал на живот, приготовил лук, стрелу. Хотя стрела, это громко сказано, вместо стрелы у меня была палочка, с краю заострённая и лук был не лучше. Ну, вот такое оружие, другого оружия у нас не было. Ползу по-пластунски, в сторону уток, подобрался к ним так близко, наверное, метров на десять, отлично вижу жениха уток, селезня. Он поднял голову, что-то крякает своим невестам, то есть уткам, а они, не обращая на него внимания, спокойно щиплют траву. Я, не вставая, прицелился в голову селезня, натянул тетиву своего лука и пустил стрелу в цель.

Моя, так называемая стрела, долетела до селезня и шлёпнулась у его ног. Глава утиной стаи на шаг отступил от неё, наклонив голову, смотрит на стрелу и думает, что это за палочка такая обструганная и от того белая, и откуда она взялась? А утки даже внимания не обратили на мой «смертоносный» снаряд. Что делать? Стрел у меня больше не было, лежать здесь нет смысла, и я поднялся. Утки, увидев меня, вспорхнули и улетели. Утку я не добыл, но не будем терять надежды, что-нибудь для еды, все равно добуду. Тут я увидел, что недалеко пасётся лошадь. Чья же это лошадь, подумал я, надо проверить. Подхожу к ней, а она от меня не убегает, а напротив, легким ласковым ржанием подзывает меня к себе. В чём дело, думаю, что это она так дружелюбно ко мне настроена, ладно, посмотрим. Подхожу, смотрю, а это кобыла, и видать с жеребёнком, только где её жеребёнок, непонятно, вблизи его нет. Вымя у кобылы так молоком распёрло, что соски торчат в стороны. Да, милая, тебя давно надо подоить. А доить её обязательно надо, иначе животное погибнет, ей сейчас больно, вот она и зовёт меня, чтобы я ей помог. И для кобылы, и для меня это было кстати. Я уже давно хотел и пить, и есть, так будет молоко для меня, а кобыле станет легче, только вот во что подоить, надо поискать посуду у лимана, там охотники её иногда оставляют. Иду к лиману, а лошадь идёт за мной, никак не хочет меня отпускать, так я ей нужен.

Поиски мои увенчались успехом, в руках у меня пол-литровая стеклянная банка, правда, грязная, но это не беда, рядом воды полно. Пока я мыл банку, кобыла стояла рядом со мной и тихонько ржала, призывая меня поторопиться. Я, с помощью пучка травы и воды, вымыл банку, зачерпнул в неё воды, и пошёл к кобыле, что бы вымыть её вымя, мама так делала когда доила корову. Надоил молока в банку, половину банки выпил с удовольствием, уж очень хотелось. А молоко парное, теплое, да такое жирное, как сливки, ну те, что из горшка я пальцем собирал. Чувствую, что животик мой наполнился, сколько мне надо, я же был девятилетним мальчишкой.

Думаю надо надоить и ребятам отнести, а то они там сидят голодные меня с уткой ждут. Начал снова доить кобылу, она покорно стоит и никуда не уходит. Молока в банку я надоил довольно быстро, хотел уже уходить, но кобыла меня не отпускает, она призывно ржёт, кивает головой и стоит на месте. Да думаю, значит, я не всё молоко выдоил, стал сдаивать молоко прямо на землю. Сначала у меня получалось хорошо, потом мои детские пальчики устали, и я не мог выдоить молоко из соска. Тогда я начал доить всей кистью, пошло лучше, но, недолго, кисти тоже устали, а доить надо, так как молока в вымени ещё много, и оставлять никак нельзя, вы уже знаете почему. От такой работы я вспотел, руки предательски начали дрожать, нет, думаю, надо отдохнуть, иначе у меня ничего не получится. Сижу, отдыхаю, а лошадь не уходит, смотрит на меня и почему-то головой качает, как бы осуждает меня. Мол, что же ты такой слабый, спортом заниматься надо. Я кобыле мысленно говорю: «В общем-то я не слабый, но справиться с такой кобылой, как ты, ты меня извини».