Я сын батрака. Книга 1

В общем, нашли колокольчик только тогда, когда растаял снег. Он лежал в кювете под мусором, такой грязный, и вид у него был несчастный. Но его тётя Груня очистила, отмыла и он снова зазвенел веселым голоском. Прошло ни так много времени, и нашего героя ждало новое несчастье, на этот раз более серьёзное.

Было лето, колокольчик никому не нужен, стоял на своём обычном месте, и на него тетя Груня не обращала внимания, ну стоит и пусть себе стоит, кушать-то он не просит. Как-то, она невольно кинула взор на подоконник, а колокольчика там нет, куда девался? Все, кто имел право его брать, не брали, решили, что он украден. Но кто украл и зачем воровать этот предмет, если в нём нет никакой ценности. Начали расследование, подключили все население хутора, создали хуторскую комиссию, вопросов у неё много, а ответов нет.

Искали всё лето, но так и не нашли. И только когда начались уроки, а звонок на урок давать нечем, и такая потеря стала ещё более ощутимой. Вот тогда, один десятилетний мальчик по фамилии Самохвал, принес в школу тот самый колокольчик, но только без «язычка».

Оказалось, что колокольчик украл его старший брат Мишка Самохвал, который был уже взрослый и в школе он не учился. Зачем он ему понадобился, и зачем он отломал у колокольчика било, поисковая комиссия так и не выяснила.

А колокольчик отремонтировали только теперь он стал звонить хуже, просто, тик, тик, а не как раньше, дзинь, дзинь. Вот такая история у нашего хуторского колокольчика.

НАШ ДОЛГОЖДАННЫЙ ФРУКТОВЫЙ САД

Я уже писал, что посадку сада организовал наш старший брат Андрей. Теперь это всем понятно, но я хочу написать о своих переживаниях и ощущении. Как только деревья в нашем саду прижились и зазеленели пышным цветом, я сразу почувствовал себя равным среди других мальчишек. Хоть плодов ещё и не было, но они должны появиться через год или два, и поэтому у меня уже не было той ущербности, которую я ощущал до посадки сада. А то, как-то стыдно перед пацанами, у всех сады есть, а у нас нет, даже у тёти Груни Лавровой, у этой женщины, которая одна, растит двоих детей, есть два роскошных абрикосовых дерева, которые приносили крупные плоды. А у нас, такая большая семья, отец вернулся с фронта, а сада нет, и это на юге, просто позор, да и только. На эту тему, я несколько раз говорил с отцом, хотя говорил — это громко сказано. Вы сами представляете, как сын, одиннадцати-тринадцати лет, может говорить с отцом, учитывая то, что в нашей семье был жесткий патриархат, и глубочайшее уважение к старшим. Правда, это всё было в нашем детстве, а когда дети выросли, то всё зависело от порядочности, каждого члена семьи. На моё предложение, посадить сад, отец всегда находил причину, чтобы этого не делать. То ему некогда, то растение горчак его пугает, то ещё что-нибудь. Я не скажу, что наш отец сторонился работы, нет, он работал в колхозе, и по дому всё делал, а зимой так у него вообще спина не разгибалась, всё сапожничал, чинил обувь то своей семьи, то выполнял заказы, а вот сад его почему-то пугал. Я уж теперь подумал, когда пишу книгу, возможно, у отца так глубоко сидела батрацкая закваска, и она не давала полёта его мысли, так вроде времени с тех пор прошло много, в общем, не знаю, но факт такой был. Позже, когда тату стукнуло пятьдесят, он начал работать постоянно и без устали. Бывало, мама ему говорит: «Батько, ты хотя бы отдохнул». На что он отвечал: «Как помрём, тогда и отдыхать будем, а пока живы, надо работать». Вот такая метаморфоза.

Как бы то ни было, в нашем дворе вырос прекрасный сад, в нём созревали и яблоки и сливы, тёрн, а самое большое и красивое выросло грушевое дерево. В середине шестидесятых годов, высота груши достигала метров десяти-двенадцати, с прекрасной кроной, и вкусными плодами жёлтого цвета. Отец с этого дерева собирал по двадцать вёдер плодов, он просто не знал, куда их девать, и чтобы добро ни пропадало, гнал самогонку, хотя сам к этому времени уже не пил и не курил.

Позже, возле летней кухни, наш отец посадил шелковицу. Где он взял саженец, я не знаю, в то время шелковицы у нас не росли, а у отца была. Затем он высадил целую аллею деревьев акции, вдоль нашей хаты, со стороны улицы. Весь огород, а это тридцать соток, он засадил виноградом, это только то, что я помню. Что с моим отцом стало, я не знаю, то он боялся посадить деревья и вырастить сад, то вдруг засадил деревьями всё, что можно, во дворе, да ещё и на улице. А может, моё предположение было верным. И всё-таки, как она долго его держала.

ШАРОВАЯ МОЛНИЯ

О своём невесёлом детстве я уже писал, о том, что в холодное время года, я сидел дома, без выхода на улицу, и вот в такие грустные дни ищешь в хате, чем бы заняться, а в хате заняться-то и нечем. Коников поделать, так где, в такою холодную погоду, глину возьмёшь. Две книжки, так они уже читанные-перечитанные, радио послушать, так я тогда и не знал, что оно может быть в хате. В кино на улице, да это я радио видел, такая чёрная штука висит на столбе, и что-то говорит или музыку играет, а чтобы в хате, нет, такого не может быть. Вы, наверное, подумали о телевизоре, но такого понятия как телевизор, в моём воображении даже в проекте не было. Правда, когда ещё тепло было, к нам приезжали настоящие артисты из Ипатово, так они два дня побыли и уехали, и снова наступила тоска. А знаете, как интересно было перед тем, как приехать артистам. Наш хуторской «глашатай», верхом на лошади, скакал от двора ко двору и кричал по матушке: «Завтра к нам приезжают настоящие артисты из Ипатово, концерт будет после вечерней дойки». Подъехал глашатай и к нашему двору, мы семьёй стояли у ворот и ждали его сообщение. Он нам то же самое прокричал, а затем, уже обращаясь к нашей маме сказал: «Тётя Поля, председатель сказал, чтобы все оделись нарядно, и в обуви приходили не в той, что в базу убираетесь, а то вони, будет много и артисты могут из нашего хутора убежать». Мама в ответ только хмыкнула, но ничего не сказала. Наступил вечер, время концерта, народу у клуба собралось много, я протиснулся через толпу и к входу. Но меня взрослые парни не пустили, сказали вход на концерт только для взрослых, так как, мест в клубе мало, так что на всех желающих не хватит. Ладно, думаю, кроме дверей есть ещё и окна. Подбегаю к окну, а оно уже занято, несколько пацанов и взрослых воткнулись в проём окна и никого не пускают.

Я дёргаю за штаны Ивана Котова и прошу его, чтобы он меня забросил в клуб через окно. Он внял моей просьбе, отодвинул от окна ребят и говорит: «Давайте, хлопцы, забросим Сеню в клуб через окно, ему очень хочется на артисток посмотреть». Парни берут меня за руки и ноги, кладут животом на подоконник, а затем за ноги переворачивают, и я оказался внутри помещения. Я полетел кубарем и в прямом смысле свалился кому-то на голову. Поднялся шум, крик, типа откуда это чертёнок взялся. Но я уже стою на ногах и исчезаю с места происшествия так же быстро как я там и появился. Я уселся на пол среди пацанов, которые сюда пробрались, наверное, таким же способом, как и я. Осмотрелся вокруг, народу полный зал. Мы, ребятишки, сидели на полу, средние ряды сидели на скамейках, а зрители, которые находились на задних рядах, стояли. Сегодня внутри был освещено хорошо, на стенах весели четыре керосиновые лампы со стеклом, и в клубе было очень светло. Я думаю, что организаторы это сделали специально для того, чтобы мы, хуторяне, лучше рассмотрели настоящих артистов.

На моей жизни, Ипатовские артисты приезжают впервые. Я лично с трудом пробрался в клуб не для того, чтобы посмотреть, что будут показывать артисты, все рано я в этом ничего не пойму, а мне очень хотелось посмотреть на городских тётей, говорили, что они очень красивые. Наконец началось представление и почему-то на сцену вышли не женщины, а мужчина, я сразу расстроился, думаю, пришёл посмотреть красивых женщин, а вышел мужчина. Правда он был недолго, что то-сказал и ушёл за кулисы, а после него вышли две красивые молодые женщины или девушки. Лица у них были красивые, волосы, аккуратно зачёсанные, губы красные, и, главное, обе были кудрявые. Но больше всего мне понравилось, что у них были короткие юбки по колено, и туфли на каблуке. Они так грациозно двигались по сцене, что просто загляденье. Эти две артистки бегали, что-то говорили и немного пели, затем они ушли и снова вышел дядька. Мне это сразу не понравилось, и я решил уйти на улицу и там с ребятами побегать вокруг клуба. Вот я всё пишу «клуб», да «клуб», вы, наверное, подумали, что это такое большое здание из кирпича, с большими окнами и неоновой вывеской «КЛУБ». Нет, у нас ничего такого не было, наш клуб — это такая же хата, как и все остальные, только немного больше и на ней не было трубы, потому что там не было печки. Ну и, разумеется, внутри была начинка, которая соответствовала клубу, ну там сцена, площадка для танцев и деревянные скамейки для зрителей. Вот так, всё было просто, дёшево и сердито. Лично я тогда других клубов и не видел, поэтому наш клуб, для меня был серьёзным сооружением.