Какая она, победа?

до шести.

Зашел в постройком. Показал бумаги.

—Что ж мне теперь? На пенсию?

— Наверно. Вы где получили травму? На производстве?

— На тренировке...

— Как нехорошо... Вот если б вы вели занятия...

— Я и вел...

— Вы почасовик?

— Что ж я, за альпинизм деньги буду получать? На общественных...

— Это зря. . Вот если б вы были платным тренером, вам бы теперь

начислили пенсию по среднему заработку. . А так вы проиграете. Бытовой

травматизм.

— Что-то я не пойму. Что же Яувиноват, что отказался от денег?

— Выходит, так. Вот если б вы были платным тренером, то

производство обязано...

Хлопнул дверью, выскочил на улицу.

—Чтоб я еще раз!.. Чтоб я еще раз...

Что именно, не ответил бы и самому себе. Не будет вести секцию?

Помогать тем, кто только начинает? Не придет в школу, чтобы рассказать

215

ребятишкам о пике Ленина? О парашютистах? Не покажет диапозитивы с

пика Коммунизма? Не пойдет с рабочей комиссией по столовым и торговым

базам? Не выйдет с дружинниками на улицы вечернего Кара-Куля?

Или не пойдет в горы? Пока не будут платить? Забавно. Как-то сидели в

палатке с Ольгердом Ленгником, рассуждали. Без этого Ольгерда и не

представить, ему нужно докопаться до корней, до истоков, а тут почему-то

понадобилось установить, ходили бы люди в горы за деньги или нет.

—За «единичку» — десятку.

—Да ты что! Много. Там же делать нечего. Так все полезут в горы!

Десятку за день!

—Погоди. За «двойку» — двадцатку.

—С ума сошел! Все будут ходить на «двойки»!

—За «тройку» — тридцатку. Нет, больше, тридцать пять!

—А за «четверку» — сорок пять?

—Нет. Семьдесят пять! Восемьдесят!

—Ну знаешь...

—А за «пятерку» — сто пятьдесят.

—Месячный оклад? А я ее сделаю за три дня...

—Сколько же ты дашь за «шестерку»?

—Вдвое больше. Нет, триста пятьдесят! Нет, шестьсот! Как, пойдет кто-

нибудь на «шестерку»?

Посидели, подумали, решили, что нет. Ни на «шестерку», ни на

«тройку», ни на «единичку» за деньги невыгодно. За деньги — это тяжело. В

горы можно ходить только за «спасибо», только за «здорово живешь». Вот

горы, они могут заломить цену. И тут уж надо быть готовым, успевай

платить..

Забежал в больницу. Главврача, на счастье, не было, прием вел какой-то

молоденький незнакомый врач.

— Кто еще на профкомиссию, — высунулся он в дверь, — вы?

— Я, — подскочил Балинский, — а что будете проверять? Сердце?

216

Давление?

— Да вас можно и не проверять. Видно же. Только время тратить

— Так и я о том же... Справочку только...

— Собираетесь куда?

— Да так, в культпоход...

— Ну что ж, дело полезное. Значит, жалоб нет?

Сразу домой. Снаряжение давно собрано, только уложить в рюкзак.

Закрыл окно, обвел взглядом стены, присел на минутку, что ж, пора. С

трудом протиснул рюкзак в дверь, под взглядами сидящих на скамейках

старушек вышел со двора. Через минуту был на дороге Фрунзе — Ош. До

Фрунзе — четыреста. До Оша — двести. Может, сегодня добраться до Оша, а

утром на самолет и во Фрунзе? Пятьдесят минут лету! Наверное, так будет

надежней всего. . А если загадать? Куда будет первая попутная, той и

голосовать?

На машину в сторону Фрунзе надежд было мало. Кто ж едет в такую

даль на ночь через три перевала? И вдруг машина. На Фрунзе!

— Возьмете?

— Да залезай! Остановились же!

Десятки рук. Хор голосов. Еще не успел сесть, оглянуться, пристроить

рюкзак, а перед ним уже стакан вина и что-то такое на закуску.

— Держи, земляк, за знакомство, ну!

— Что вы, ребята. Мне нельзя.

— Ты как не родной. . Надо, знаешь, если жить, так на всю катушку.

Понял?

— Давно. Вот стараюсь.

— Плохо, брат, стараешься.

—Что поделать, как получается.

—Что, баптист? Или что? Никто же не видит!

Усмехнулся. Победа увидит все. И позвонок двенадцатый тоже

разглядит, хотя он, Балинский, и обзавелся такой роскошной, такой

217

оптимистической справкой.. Стоит ли ехать в экспедицию? Стоит ли

рисковать? Ведь случись что, не только он пострадает, кто-то с маршрута

сойдет, и только из-за него!..

Правда, ребята знают, да и сам не мальчик, чтоб на рожон лезть. . Видно

будет. Что об этом гадать. Сейчас главное — до Фрунзе добраться да

приступить к делу. Поручений всегда хватает, и он надеется, что окажется

полезен и на этот раз. В конце концов это тоже радость немалая — быть

кому-то необходимым.

—Альпинист, что ли? Сколько вам платят за это?

—Десятку за «единичку». Триста пятьдесят, нет, шестьсот за

«шестерку». .

—А-а-а. Понятно. А говорили, не платят. . А я ж знаю, не может такого

быть... Кто ж тогда полезет?..

МАЙДА-АДЫР. ВСЕЛЕНСКИЙ СЪЕЗД

В пять утра въехали во Фрунзе. Никак Балинский не ожидал, не

надеялся, что доберется всего лишь за ночь. Так опасался, что его случайные

попутчики вдруг вспомнят об усталости и надумают где-нибудь заночевать...

Нет, обошлось. Очень уж, видно, рвались эти таш-кумырские парни на

Иссык-Куль Под конец начали и его уговаривать; поехали, дескать, с нами,

отдохнешь, покупаешься, это Алитет может уйти в горы, а горы, они никуда

не уйдут...

Толя спрыгнул с подножки, сбил с ботинок на чистый столичный

асфальт белую каменную пыль великого киргизского тракта, помахал

тронувшейся попутке.

—Ну, для начала сойдет. Не сглазить бы!

И, взвалив рюкзак, направился вверх по улице Советской, совсем еще

безлюдной и пустынной. К Стрельцову.

...Геолог-альпинист — сочетание редкое. А тем более геолог-полевик.

218

Таких в Киргизии только двое и есть: Паша Зайд в Оше да здесь, во Фрунзе,

Стрельцов. Что удивительного, гор геологам хватает и без альпинизма. И

человек, всеми правдами и неправдами выкраивающий из своего скудного

бюджета времени несколько недель для того, чтобы опять-таки забиться в

горы, разве что еще более высокие и нехоженые, может показаться и

странным, и чудаковатым, и уж в любом случае «не как все». А Стрельцов,

он и в Киргизии оказался ради гор. Учился в московском

геологоразведочном, однажды получил путевку в альпинистский лагерь

«Ала-Арча». Увидев Ала-Арчу, Тянь-Шань, ни о каком другом районе

страны для житья, для работы уже не думал. И хотя после защиты диплома

попал по распределению в Казахстан, решил там долго не задерживаться и

при первой же возможности перебрался в Киргизское геологоуправление.

Так стал фрунзенцем, познакомился с киргизскими альпинистами. Теперь

горы были под боком, но каждое восхождение, сборы, экспедиция — все это

оставалось для него проблемой, которую не так-то легко было всякий раз

решать. Ведь он геолог. Он съемщик. А для съемщика самая горячая пора —

лето, и если летом не успеть покрыть точками наблюдений свой лист —

значит, не составить карту, не написать отчета, и это за него никто не

сделает, какие бы авторитетные «освобождения» от работы ни выдавал ему

для участия в экспедициях Комитет по делам физкультуры и спорта.

И все-таки в экспедиции он ездил. А после восхождений, подчас даже не

заезжая домой, мчался в партию, чтобы без всякой передышки, даже не

подлечив прихваченных морозом пальцев, сбитых пяток и обожженных губ,

уйти в маршруты, просиживая ночи напролет над собранным материалом,

боясь запустить «камералку». Благо еще, что он гидрогеолог, что картирует

впадины, а здесь, в предгорьях, снег ложится поздней осенью. Так появляется