Какая она, победа?

возможность наверстать то, на что не хватило лета. И в этом тоже была своя

прелесть, свое очарование — очутиться после снега и льда в прокаленных

солнцем пустынных предгорьях Прииссыккулья, среди багряных, малиновых

обрывов, на острых, сморщенных, как печеное яблоко, гребнях, в разрывах

219

которых ярко синеет драгоценная иссык-кульская лазурь. .

Застать Женю дома надежд было мало. Но он оказался-таки дома,

приехав из партии буквально накануне. Женя выскочил на стук как был, в

одних плавках, худой, нескладный, черный от загара, и его всклокоченная

борода жаждала ножниц. Приветственно сверкнул очками, захохотал.

—А кто это к нам пришел? А кто позвоночник свой ухайдокал?

Обнялись. Засели за чай. Начались вопросы и ответы, зиму не виделись,

а письма писать — нет, это занятие не для них. Как спина? Как это

случилось, чушь какая-то! Ладно об этом, как Эля, вышли они на маршрут,

что слышно?.

Стрельцов о Насоновой ничего не знал. Для него вообще новость, что

Тустукбаев ушел на «Корею», ведь Тук собирался на Победу вместе с ними!

Надеется успеть и там и здесь? Ну Тук!

В десять пошли звонить. Галкину: в это время, в семь по-московски,

Тимофеевича мвжно еще поймать. Поймали. Они догадались об этом,

поскольку телефон был без конца занят, и им понадобилось терпение, чтобы

дозвониться до Москвы, чтобы услышать этот напористый, охрипший голос:

—Вас слушают! Галкин. Здравствуй, мой хороший, здравствуй, дорогой!

Ты во Фрунзе? Бери карандаш, записывай.

Виктор щедро выдал целый реестр указаний, и они несколько дней

провели в бегах, доставая газовые баллоны, недостающие продукты, кое-что

из снаряжения. Затем сели в такси и уехали в Пржевальск. Начали прибывать

люди, экспедиция была громоздкой, она трогалась с места рывками, как

перегруженный состав, и даже такой самозабвенный толкач, как Тимофеич,

нет-нет да и пробуксовывал на месте.

Из Пржевальска выехали не сразу. Зато над Сары-джазом катили со

свистом, и щебень из-под колес летел прямо в реку, не касаясь стен пропасти.

Иногда хотелось постучать в кабину и в самой доступной форме дать во-

дителю понять, что они не так уж и спешат. В самом деле, стоит ли мчать

сломя голову, чтобы затем на поляне Майда-Адыр целую неделю слоняться

220

из палатки в палатку в ожидании вертолета и переброски на ледник Дикий?

Впрочем, занятие, конечно, находится каждому. Штурмовые группы уже

определены, так что можно готовиться. Кто колет орехи и смешивает их с

медом, кто гильотинирует воблу и перекладывает содержимое стеклянных

банок в надежный полиэтилен, кто режет и маркирует веревку, кто подбивает

триконями шекльтоны, кто малюет на ящиках фамилии руководителей групп

и места забросок: «Хан-Тенгри», «Базовый лагерь», «Перемычка пика 6744».

Не дает грустить и Николай Иванович Шалаев. Всех тоскующих он подводит

к высокому штабелю общественного груза, который тоже нужно привести в

более транспортабельный вид. Спорить с Шалаевым не осмеливается никто.

В лице этого человека, отнюдь не склонного так просто транжирить время,

слова и улыбки, экспедиция «Буревестника» имела не только одного из своих

ветеранов, не только начальника спасательной службы, но и главного

хозяйственника, а что еще более важно — кормильца. В свои сорок четыре

года этот суровый столяр Московского почтамта перевидал многое. В сорок

шестом демобилизовался из армии, в сорок восьмом местком выделил ему

месячную путевку на Кавказ, и он таким вот совершенно случайным образом

попал в альпинистский лагерь. С тех пор — и уже не случайно — каждое

лето проводил в горах. В пятьдесят четвертом, имея два призовых места за

траверс Домбая и траверс Коштан-Тау-Цурунгал, стал мастером спорта.

Ходил с Вано Галустовым, затем с группой Кузьмина — Овчинникова, с

Евгением Ивановым, с Евгением Таммом. В течение многих лет осваивал

районы пика Коммунизма, пика Ленина, пика Евгении Корженевской, Хан-

Тенгри. Работал в совместной советско-английской экспедиции, ходил на пик

Содружества с Джоном Хантом, ходил с чехословацкими альпинистами, был

заместителем начальника альпиниады на пик Ленина в 1967 году, где одних

иностранцев насчитывалось более семидесяти человек.. Шалаев в

выгоревшей рабочей спецовке, в таких же вытертых, с пузырями на коленях

штанах, он хмур; озабочен, тем неожиданней улыбка его краем солнышка из-

за туч,

221

— Николай Иванович, — кричат от палаток, — какие будут указания?

— Указания ледорубом, — отвечает Шалаев, — ну кто картошку

чистить?

Чуть ли не ежедневно на поляну Майда-Адыр, с давних пор

облюбованную альпинистами посреди пустынного раздолья Иныльчекской

долины, прибывают все новые и новые экспедиции. Казалось, все лучшие

команды страны решили засвидетельствовать свое почтение лагерю на

Иныльчеке, который тотчас же превратился в эдакую оживленную

привокзальную площадь. Вселенский съезд. Люди из Чимкента, из

Ленинграда и Петропавловска-на-Камчатке, из Днепропетровска и

Челябинска, из Москвы, из Кабардино-Балкарии, из Фрунзе... Да, такого в

районе грозной Победы еще никогда не было. Только на траверс претендуют

три команды, каждая заявив свой маршрут для участия в первенстве СССР.

Несколько групп поднимется на Победу со Звездочки. Несколько — с

ледника Дикий. Впервые пойдут на Победу женщины — Люся Аграновская

из Петропавловска-на-Камчатке и Галя Рожальская из Челябинска. .

— Парни, на Победе будет давка... — Да нет, на Победе давки не будет. .

ИГОРЬ ЦЕЛЬМАН. РЕЙС НА ЛЕДНИК ДИКИЙ

Работать с экспедицией «Буревестника» должен был экипаж Игоря

Цельмана из Алма-Аты; Альпинисты знали вертолетчика Панферова,

особенно после эпопеи 1968 года; знали душанбинских вертолетчиков.

Цельмана не знал никто. Говорили только, что он отличился на спасательных

работах во время прорыва озера Иссык, даже награжден орденом. Ждали его

с опаской. Так много в судьбе экспедиции зависит от командира экипажа, что

иные вертолетчики стали напоминать избалованных вниманием кинозвезд.

Выйдет иной из вертолета и даже по сторонам не смотрит. Знает: подбегут,

будут упрашивать, заискивающе глядеть в глаза, ублажать. Да и то сказать,

клиентов много, а он один. А уж площадки, куда альпинистам надо, это и

222

вовсе разговор особый. Если официально, так он и права не имеет лететь, вот

так. Площадки эти нигде не значатся, никто их не принимал, высоты

большие. И если он сядет, то только в порядке одолжения и под свою

ответственность. А зачем ему это надо?

Игорь начал работу 15 июля. С группой разведки проутюжил ледник

Дикий, выбрал площадку, сел, высадил ребят, делая все с завидной

невозмутимостью и по первой просьбе. «Звезду» он явно не напоминал. Это

был светловолосый, довольно-таки плотный парень в мешковато сидящих на

нем брюках и в летней рубашке с засученными рукавами. Его широкое лицо

выражало добродушие, лукавство, и если уж он кого-то напоминал, то скорей

всего деревенского задиру, деревенского балагура откуда-нибудь из

Прибалтики, который только и ждет, только и смотрит, что бы ему такое

вытворить. Работал, однако, просто. Без фокусов. Без всяких там «визитных

карточек». Он «таскал» буревестниковцев на ледник Дикий с прозаичностью

пригородной электрички, затрачивая тридцать три минуты на полет туда и

двадцать семь на полет обратно.

Балинский летел 19 июля. Был солнечный день, и все липли к