Какая она, победа?

реальную обстановку, найти решение, о котором не придется жалеть. Сулоев

195

и здесь, на 6900, не намерен сойти с траверса, и товарищам по команде стоит

немалого труда уговорить его прекратить восхождение.

— Никуда от тебя вершина не уйдет, успеешь еще, смотри, надорвешь

сердце, что тогда?..

Сулоева они уговорили.

Себя уговорить не смогли.

Блеск вершины в глазах. . Еще одна горькая крупичка опыта в извечном

поединке человека и гор, человека с самим собой. .

ДО ПОБЕДЫ!

Ночь на 6900 прошла трудно. Очень уж тесно было в одной палатке, не

рассчитывал никто на такой поворот дела, никак не предвидели. Правда, с

траверсантами ушел Володя Кочетов, но вместо него появился Гена

Курочкин, который сошел с траверса тоже из-за легкого недомогания, даже

из-за одного лишь подозрения в нем.

Итак, в палатке руководитель группы Виктор Максимов, Геннадий

Курочкин, Евгений Стрельцов, Алексей Вододохов, Георгий Петров,

Анатолий Балинский и Валентин Сулоев. Позавтракали.

— Ты куда, Валя?

— Я сейчас. .

— Только не очень... Скоро выходим...

Начали собираться. Вернулся Сулоев, пролез в глубину палатки, лег

вниз лицом.

—Простите, ребята, если вам придется меня транспортировать.

И смолк.

Парни стали выбираться из палатки, тронули его за плечо:

—Подъем, Валя, пора!

Сулоев не отозвался. Его перевернули на спину. Он был без сознания.

Пытались что-то делать, даже искусственное дыхание рот в рот — тщетно.

196

Сидели ошеломленные. Невозможно привыкнуть, когда люди срываются со

скал, падают в трещины, когда их сносит лавиной. Еще трудней смириться с

тем, когда товарищ умолкает на полуслове, вот так, без всяких видимых

причин, сидя, лежа рядом с тобой, а ты ничем, ну совершенно ничем не

можешь ему помочь...

— Простите, ребята, если вам придется меня транспортировать...

Двое топчут снег, четверо тащат. Очень рыхлый, очень глубокий снег, а

тут еще несколько веревок нужно пройти вверх, на самый купол, палатка-то

стояла в седловине! Десять шагов, и падали пластом. Вставали, опять впря-

гались в оттяжки, чувствуя, как ползет по склону под их тяжестью,

жутковато плывет снег, в любое мгновение готовый сорваться неудержимой

лавиной. Но что делать, Валя умер, и его надо тащить. Десять шагов по

гребню, и лицом в снег. Двое топчут. Четверо тащат. А там будет видно.

Хотели бросить палатку. Все полегче. Успеют ли только они засветло

спуститься до другой своей палатки — до 6500? Оставили часть продуктов. И

вскоре пожалели об этом. Но кто же знал, что пятнадцать километров гребня

и плато, совсем недавно и так быстро пройденного вверх, они будут

одолевать шесть дней! Приболел Виктор Максимов. Неважно чувствует себя

Вододохов. Да и как себя хорошо чувствовать, если вся еда — кружка теплой

воды с дольками сублимированной картошки утром и чаек вечером?

Теперь, с началом транспортировки, руководство группой пришлось

взять на себя Балинскому. Так с ним обычно и бывало: когда очень все

плохо, неприметно брать дело в свои руки, впрягаясь за двоих, а то и за

троих. Конечно, ребята и сами пуд соли в горах съели, и все же горы для них

— это отпуск, отдушина, увлечение, а для него каждодневный труд. С него и

спрос. Он все должен уметь, все предвидеть, это по его части

транспортировка, ведь он не только альпинист, он ведь еще и верхолаз-

монтажник. .

Палатка на 6500 сбита ветром, завалена снегом. Измученные вконец

ребята полезли в нее как в мешок, и Балинскому пришлось проявить всю

197

суровость, чтобы люди нашли в себе силы привести ночевку в божеский вид.

Наутро непогода, пурга, пришлось тянуть упряжь по грудь в снегу, но и

теперь никто из них не запросил отступного, не посетовал на это скорбное, а

физически и вовсе непосильное дело, которое так случайно выпало на их

долю.

На следующий день подошла группа Галкина.

—Тимофеич, беда опять.

Галкин опустился на рюкзак, закрыл голову руками и долго сидел, не

двигаясь, не произнося ни слова. Для него это была полнейшая

неожиданность. Все молчали. Всем тяжело. А тяжелей всех Виктору, ему

идти вниз с этой вестью, лететь в Москву, принести ее в дом Сулоева, Римме

Сулоевой...

—Что делать дальше, Тимофеич? Ребята на пределе.

Галкин отнял руки от лица.

—Не могу приказывать, Толя. Но сколько сможете, еще спустите.

С Галкиным ушли вниз все больные. Оставшиеся тщательно разболтали

в снеговой воде предпоследний брикет сублимированного супа,

подкрепились таким образом и вновь впряглись в работу. Так добрались до

пика Парашютистов и отсюда, с края плато, попытались связаться с лагерем.

Лагерь не отвечал. Оставалась еще одна надежда — заброска на 5800. Но она

оказалась пустой, теперь и вовсе на плато нельзя было задерживаться, теперь

надо было думать о живых.

Тело Сулоева оставили под пиком Парашютистов. В том самом месте,

где год назад Валя и «док» Шиндяйкин стояли у палатки с больным

Бессоновым и думали, как быть. . Попрощались, обложили ледяную нишу

плитами камня, начали спуск. Очень помогли прошлогодние перила, а на

5300 их встретил «док» Шиндяйкин. «Док» тащил целый рюкзак продуктов.

Они тут же этот рюкзак опустошили, но сил за эти дни было отдано столько,

что и после еды они спустились с ребра и пересекли ледник Фортамбек лишь

с несколькими привалами, а на высокую морену, к палаткам базового лагеря

198

шли так бесконечно долго, как, пожалуй, никто из них еще никогда и нигде

не ходил.

...Кончился август. Пора было улетать по домам. На исходе и отпуска и

действия всяческих продлений и освобождений, а они все еще сидели на

поляне «Буревестника» и ждали Галкина. Ждали Римму Сулоеву. Ждали ее

решения — снимать с плато тело Валентина или все же отложить эти работы

на будущий год.

Прилетел вертолет, из него вышли Галкин и Римма Сулоева. Первый

удар женщина уже пережила и теперь старалась держаться так, как того

невольно требовали и эти суровые горы, и эти черные от ожогов памирского

солнца лица мужчин, последних, кто слышал, кто видел ее мужа. Врач по

профессии, мастер по туризму, она много ходила по горам и все понимала.

Ей не нужно было говорить о состоянии этих людей, а стена была перед

глазами. Она медленно обошла поляну «Буревестника», остановилась у

громадного валуна, глянцевого от пустынного загара, сказала, что, если на

будущий год Валю все-таки снимут с плато, она хотела бы похоронить его

здесь, над Фортамбеком.

Собрали рюкзаки. Пошли к вертолету.

Галкин долго жал руку, благодарил за все то, что было сделано на плато,

просил не забывать, заезжать в Москву, словом, не пропадать. Конечно,

будущим летом экспедиция фактически не состоится, надо будет отдать

последний долг тем, кто остался на пике Ленина и здесь, на плато, но уж

через год готовьтесь! И Галкин поднял вверх два растопыренных пальца —

шутливый мальчишеский вызов судьбе, задиристый жест полузабытых сту-

денческих времен — виктория! Победа!

199

ВЫСТОЯТЬ!

Кара-Куль встретил Балинского своими сюрпризами. Тотчас отправился

к Бушманам — повидаться, выразить сочувствие, спросить, вдруг он может

что-нибудь сделать, хоть чем-нибудь помочь. Всего, кажется, насмотрелся на

Памире, да и жив Бушман, могло быть хуже, чудом ведь отходили! А увидел