Элизабет Тейлор

«Все до единого, кто был причастен к созданию картины, были несчастны, — вспоминала Мерседес Маккембридж. — Сама обстановка и атмосфера съемок так или иначе отражались на людях».

Продюсер Сэм Шпигель собрал актерский состав, каждый участник которого обладал гипертрофированным самомнением, причем в ту пору творческие способности актеров оказались поставлены под угрозу терзавшими их изнутри их же собственными проблемами. Кэтрин Хепберн глубоко переживала смертельную болезнь Спенсера Трейси. Монтгомери Клифт истязал себя алкоголем и наркотиками. Что касается Элизабет Тейлор, то она была вне себя от того, как британская пресса отзывалась о ее браке с Эдди Фишером, и даже потребовала закрыть на съемочную площадку доступ репортерам и фотокорреспондентам.

С самого первого дня съемок Элизабет тоже буквально излучала враждебность. Все эти проблемы настолько измучили режиссера Джозефа Манкевича, что у него на нервной почве на руках высыпала экзема, и он был вынужден носить перчатки. Он обрушился на критиков с обвинениями — те якобы слишком превозносят продюсера, забывая о нем, режиссере. У Манкевича постоянно возникали конфликты с Кэтрин Хепберн, которая игнорировала его указания. Он выходил из себя из-за Монтгомери Клифта, который вечно бывал пьян или одурманен наркотиками и поэтому не мог вспомнить ни одной реплики. Он сражался с Элизабет из-за того, что она то и дело пыталась досадить ему в отместку за его отношение к Клифту.

Личные проблемы актерского состава усугублялись той леденящей душу историей, которая разыгрывалась перед камерой. Гор Видал написал сценарий, в котором речь идет о нейрохирурге — его сыграл Монтгомери Клифт, — которого в свою очередь призывает к себе одна своенравная южанки (Кэтрин Хепберн), с тем чтобы он произвел лоботомию ее истеричной красавице-племяннице (Элизабет Тейлор). Роль ее жадной, словоохотливой мамаши была отдана Мерседес Маккембридж.

Сам сюжет вращался вокруг гомосексуалиста, Себастьяна — кстати, он так ни разу и не показывается на экране, — который использует собственную мать (Хэпберн) в качестве приманки, дабы завлекать мужчин для своих сексуальных утех.

Он безжалостно отталкивает ее от себя, когда красота ее блекнет, и завлекает на ее место свою красавицу-кузину, ради чего берет ее с собой в Испанию. Там он покупает ей весьма откровенный купальный костюм, который якобы, намокнув, становится прозрачным. Девушка надевает костюм и отправляется на пляж, чем привлекает к себе внимание целой орды уличных мальчишек. Она в ужасе наблюдает, как они в ярости обрушиваются на Себастьяна — разорвав его тело в клочья, беспризорники-каннибалы пожирают растерзанную жертву. Под впечатлением этой кошмарной сцены девушка возвращается домой, что-то истерично бормоча о чудовищной гибели кузена. Тетка помещает девушку в психиатрическую клинику и договаривается о лоботомии — им самым она надеется стереть из ее памяти воспоминания о кошмарной сцене, а заодно и уберечь память о любимом сыне. События достигают кульминации в гот момент, когда нейрохирург, нанятый для проведения операции, собирает вместе семью в отчетной попытке помочь молодой женщине разблокировать. ее память. Его план срабатывает — героиня на одном дыхании разражается потоком невообразимых воспоминаний. По мнению многих критиков, этот монолог стал высшим актерским достижением Элизабет Тейлор за всю ее кинокарьеру.

«И если у кого-то еще остались сомнения на тот счёт, способна ли мисс Тейлор выражать сложные неоднозначные эмоции, радовать зрителей убедительной и прочувствованной игрой, то этот фильм призван их развеять», — замечала «Нью-Йорк Геральд трибьюн».

Однако не все разделяли это восторженное мнение. Теннесси Уильямс по поводу картины сказал следующее: «Меня едва не стошнило». По мнению драматурга, выбор Элизабет на роль племянницы был крайне неудачен. «С трудом верится, чтобы такая модная куколка, как наша Лиз, не понимала, что ее используют в каких-то темных целях. По-моему, Лиз за уши затащила бы домой этого Себастьяна и спасла героев фильма от дурацкого положения».

Босли Кроутер из «Нью-Йорк Тайме» заклеймил картину как «слезливую мелодраму». По его мнению, агония Элизабет не что иное, как театральное кривлянье на публику.

Джо Манкевич встал на защиту своей звезды, ведь она вместе с Кэтрин Хепберн была выдвинута на награду киноакадемии.

«Это лучшая роль Элизабет с тех пор, как она начала сниматься», — заявил он.

Элизабет была того же мнения. «Неожиданно, прошлым летом» — самая сложная, самая трудная картина за всю мою кинокарьеру. Это не какой-то там мюзикл. Кэтрин Хепберн, Монти Клифт — да, собственно, все мы были вынуждены напрячь свои силы, чтобы получилось так, как задумано. Тема, конечно, неожиданная, но даже идея каннибализма, как мне кажется, представлена в фильме красиво и артистично».

«Как мне кажется, Элизабет особенно хорошо удаются те роли, в которых замешан секс, — заметил Гарольд Салемсон. — Она профессиональная киноактриса, и я делаю особый акцент на слове «кино», потому что она знает, как вести себя перед камерой. Каждый раз Элизабет даже моргала на одном и том же слоге. Каждый эпизод она играла с величайшей точностью и могла часами, дубль за дублем, без видимых усилий повторять одну и ту же реплику. Сравните отснятые кадры, и они покажутся почти неотличимыми. С другой стороны, от Кэтрин Хепберн такого гладкого исполнения уже не добиться, и все дубли у нее разные». Обеспокоенный тем, что фильм содержал такие запретные в ту пору темы, как каннибализм и гомосексуализм, отдел общественных связей задумал провести необычную рекламную кампанию. С этой целью была использована соблазнительная картинка, изображавшая Лиз в весьма откровенном купальном костюме, и подпись: «Неожиданно, прошлым летом Кэти поняла, что ее используют для каких-то темных целей».

«Чтобы добиться от Лиз рекламного снимка, мне потребовались нечеловеческие усилия, — вспоминал Гарольд Салемсон. — Она ни за что не желала делать хоть что-либо, не предусмотренное контрактом. Поэтому мне пришлось пообещать ей, что мы подыщем на Коста-Брава пляж без туристов. Она согласилась позировать лишь при этом условии. Мы были вынуждены поклясться ей, что больше ничего не потребуем от нее для рекламы картины. Мы подыскали пляж, привезли туда Лиз и начали снимать. Поскольку ей то и дело приходилось то входить в воду, то выходить из нее, я постоянно держал наготове огромное махровое полотенце. В какой-то момент я пошутил, вернее, попытался пошутить: «Ой, Элизабет, признайся мне, ведь ты это делаешь только потому, что тебе нравится, как я тебя вытираю». Лиз повернулась ко мне и сказала: «Мне платят деньги за то, чтобы я снималась в кино, а не в рекламе».

В те дни Элизабет Тейлор была не просто звездой. 500 тысяч долларов, заработанные ею за восемь недель работы над картиной «Неожиданно, прошлым летом», прекратили её в самую высокооплачиваемую актрису в мире. Попав в десятку самых популярных в Америке кинозвезд, Тейлор получила возможность диктовать собственную цену. Она известила продюсера Уолтера Вагнера, что за 1 миллион долларов согласна сыграть Клеопатру для студии «XX век — Фокс», хотя все еще была должна «МГМ» одну картину. Лишь исполнив свои обязательства перед «МГМ», Элизабет получала возможность организовать свою независимую компанию и по собственному усмотрению выбирать сценарий. В предвкушении этой свободы Эдди уже пытался застолбить для нее такие проекты, как «Имперская женщина» и «Анна Каренина». Они вместе образовали несколько корпораций с тем, чтобы финансировать независимые проекты, планируемые Эдди Фишером к постановке.

У Элизабет возникло желание оставить кино, но ведь им с Эдди нужно было поддерживать ставший для них привычным экстравагантный образ жизни.

«У меня совсем не осталось денег, — говорила она. — Да и у Эдди тоже. Зато Дебби Рейнольдс — простите меня за выражение — заграбастала все себе». Тем не менее, деньги на подарки у них еще водились. Во время съемок в Лондоне Эдди отправил Элизабет в Париж сделать кое-какие покупки у Диора. Там же он купил ей десять платьев от Ив Сен-Лорана. Элизабет, в свою очередь, купила ему автомобиль «Ягуар» и подбитый бобром плащ. Вдобавок к вилле на Ямайке, которую Элизабет окрестила «Раем для Эдди», был куплен особняк в тринадцать комнат из белого кирпича в городке Перчес, штат Нью-Йорк, с участком земли в пять акров, где разместились теннисные корты и бассейн. Кроме того, Эдди приобрел для супруги шале за 325 тысяч долларов в Швейцарии, в Гштааде, а в ответ получил темно-зеленый «роллс-ройс». Чтобы отпраздновать шестимесячный юбилей супружеского союза, Эдди подарил Элизабет норковый свитер, а она ему — пару золотых запонок, украшенных бриллиантами. На запонках была выгравирована надпись: