«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

макет 25-пудовой бомбы. Если ее наполнить сухим песком (что и было сделано), то ее вес будет 25 пудов. Си-

корский указал, где должна быть подвешена такая бомба, чтобы не нарушалась центровка корабля. Мотористы

под руководством механика Ушакова и штабс-капитана Никольского приспособили подвеску с

открывающимся замком. Перед подвеской бомба была сфотографирована среди большой группы офицеров, в

которой участвовали генерал Шидловский, поручик Панкратьев, И.И,Сикорский,

25-пудовая бомба перед подвеской на 2-й корабль.

капитан Витковский, гвардии штабс-капитан М.Н. Никольской, поручик Косилов, инженер Киреев и

другие. Тут же эта бомба была подвешена под кораблем, и Панкратьев вылетел.

Набрав высоту около 500 м, Панкратьев приказал сбросить бомбу на дальней границе аэродрома. Все

ожидали, что корабль подбросит в момент отделения такого веса. Панкратьев скомандовал: «Сбросить», но

сразу это не вышло, что-то заело, но Ушаков быстро исправил неполадку, и бомба была сброшена. Интересно

то, что не передали командиру, что бомба сброшена, и он все время ожидал этого момента и начал кричать,

чтобы сбросили бомбу. На это ему показали жестами, что бомба уже лежит на земле. Панкратьев был очень

обрадован тем, что корабль не реагировал на мгновенное изменение нагрузки, отнеся это свойство «муромца»

к его особенно положительным качествам.

Упавшая бомба образовала глубокую и широкую воронку, уйдя в землю больше чем на четыре метра.

Собравшиеся у воронки офицеры пытались представить себе тот эффект, который получился бы, если

бы бомба была снаряжена толом, но это, конечно, сделать было трудно. Фактически эта бомба

предназначалась для Либав- ского ковша, где базировались немецкие подводные лодки. Взрыв такой бомбы в

ковше повредил бы все суда, находящиеся там, силой гидростатической волны, но наши войска отступили уже

так далеко, что расстояние до Либавы стало слишком велико, и «муромцы» с такими бомбами могли бы

долететь туда и полдороги обратно с посадкой в районе противника, а на такой риск желающих не нашлось.

Три снимка (группа с бомбой, бомба подвешена под фюзеляж корабля и воронка) были отправлены в

Ставку, где произвели сильное впечатление, и только тогда там схватились за голову, но было уже поздно и не

было средств для восстановления упущенного. Совершенно справедливо говорили некоторые сторонники

развития «муромцев», что все эти великие князья и «спецы» запели бы другую песенку, если бы такие корабли

были у немцев. Немцы настроили бы сотни две таких кораблей, и плохо было бы и нам, и нашим союзникам.

А мы еле добились неполного десятка кораблей, и, несмотря на очевидные боевые их качества, «спецы» не

переставали травить Эскадру. Великий Князь Александр Михайлович уже не знал, как и чем донять Эскадру,

и негласно распорядился посылать в качестве пополнения для формирования новых экипажей Эскадры лет-

ный состав, отчисляемый от школ и строевых частей, офицеров, не способных к летной службе. Этих

офицеров приходилось тут же возвращать обратно. Ввиду такой ситуации Начальник Эскадры был вынужден

организовать свою летную школу и выбирать учеников из состава самой Эскадры.

В это время по рекомендации подполковника Горшкова в Эскадру прибыл из воздухоплавательной

роты (в связи с ее ликвидацией) штабс-капитан Р.Л. Нижевский и представился Начальнику Эскадры.

Начальник приказал зачислить его в летную школу Эскадры. Через 3 или 4 полета" на «муромце» Нижевский

вылетел самостоятельно, но за отсутствием корабля назначения не получил. Быстрое освоение им «муромца»

объяснялось тем, что Нижевский в течение последних двух лет, командуя дирижаблем, одновременно учился

летать на «Фармане».

В Лиде школа начала работать интенсивно. Были приняты четыре ученика, но вскоре пришлось

прервать занятия, так как снова предстояла эвакуация. Крепость Гродно была взята почти без сопротивления.

На Вильно надеяться было трудно, и нам предстояла дальнейшая эвакуация «в глубь страны». Опять дневная

и ночная погрузка. Большие трудности пришлось преодолевать при затребовании вагонов и составлении

эшелонов. Было приказано к 12 августа приготовиться к перелету на новую базу около г. Пскова.

Перелетом в Псков совершенно исключалась возможность помощи «муромцами» отступающей

армии, и командиры настаивали на бомбардировках пятью боевыми кораблями наступающих войск

противника в районе Вильно. Мы считали, что этими действиями мы можем не только облегчить положение

Вильно, но даже спасти его. Развивая дальше эту тенденцию, отправили поручика Панкратьева на корабле для

отыскания передовой базы, с которой можно было бы эффективно и быстро действовать в районе Вильно.

Панкратьев перелетел в Ливны (район Скиделя на Немане), где подыскал подходящую посадочную площадку.

Тут нельзя обойти молчанием чрезвычайно интересный и комический эпизод. Один из участников

рассказывает: «Летим отыскивать посадочную площадку. Садимся в одном месте — осматриваем и

перелетаем на другое. Наконец выбрали хорошую площадку достаточной величины. Осматриваемся, и

Панкратьев уходит знакомиться с местностью. Вдруг видим, что по направлению к нам ползком, делая

перебежки, подбирается цепь — человек 12 ополченцев. Оказывается, со стороны станции Скидель выслали

воинскую часть захватить опустившийся неприятельский аппарат. Цепь залегла шагах в тридцати от корабля.

Я иду навстречу и спрашиваю, что, собственно, они тут делают? Не маневры ли у вас в этом месте? Старший

в цепи унтер- офицер мирно со мной разговаривает. Говорит: «Послан захватить аппарат». Я говорю:

«Аппарата мы не дадим», и предъявляю свое удостоверение. Он говорит, что это все равно и аппарат мы

захватим. «Ну, — говорю, — коли будете захватывать, то я вас всех перестреляю, и ничего мне за это не будет.

У нас два пулемета, а вас слишком мало. Идите обратно за подкреплением и тогда приходите, потому что

полетим мы отсюда обратно только к вечеру, и вы успеете все-сделать, что вам нужно». «Да нет, — говорит, —

у нас больше народа нет^>. «Ну, — говорю, — тогда ваше дело табак. Ушаков, поставь-ка пулемет на

верхнюю площадку». Ушаков появляется наверху с пулеметом. Цепь, также ползком, начинает осаживать

назад. Унтер чешет себе затылок, не зная, как быть. «Ну что, — говорю, — видите, что наша взяла». Унтер

отвечает: «Ну что с вами делать? Приказано вас взять, а вы не даетесь». «Смотрите, мы вас окружили», —

говорю я и показываю на подходящего сзади из леса самым мирным образом Панкратьева. Унтер смутился

окончательно. Тогда я расхохотался и говорю: «Погоди, сейчас покажем предписание с печатью». Панкратьев

показал предписание. Унтер долго вертел его, наконец согласился, что мы русские, и даже выставил охрану,

послав на станцию уведомление, что аппарат «свой». Вечером мы улетели обратно в Лиду».

Прилетев на свой аэродром, мы получили категорическое предписание перелететь в Псков. Получив

согласие штабс-капитана Панкратьева лететь в составе его экипажа, я отправил с моторной мастерской свой

чемодан, а сам налегке присоединился к экипажу «Ильи Муромца-2». В этом полете меня интересовала

работа новых моторов, а кроме того, помощник командира гвардии штабс-капитан Никольской С.Н. являлся

моим братом.

14 августа 1915 г. корабли поодиночке стали покидать гостеприимный аэродром в Лиде. День был

пасмурный, высота облачности не превышала тысячи метров. Мы вылетели в 6 часов 30 минут утра по

направлению на Псков. На корабле находились: командир штабс-капитан Панкратьев, помощник командира

гвардии штабс-капитан Никольской С., старший механик Эскадры лейтенант Никольской М., артофицер

поручик Павлов, за механика корабля инженер Киреев и моторист от завода.