Война и люди

Войска вот уже третью неделю сидели на концентратах. А тут — молодая картошка?

— Откуда?

— А мы тут на ничейной полосе поле картофельное нащупали. Ну и роем по ночам. Иной раз вместо картошки фашист попадается. Тоже берем — не брезгуем.

В тот вечер мне не удалось полакомиться молодой картошкой: срочно вызвали в штаб. А потом я забыл об этом случае. Не знал, не ведал, что придется-таки вспомнить об этой картошке. Накануне решающей схватки за высоту 810,0 к нам в корпус приехали генерал Колонии и полковник Брежнев. Они детально познакомились с ходом подготовки операции, поставили задачи политотделу корпуса, побеседовали с людьми. В конце беседы генерал Колонии вдруг спросил:

— Что это у вас там за история с картошкой?

Вначале я не понял: какая история? Но вот выясняется: члену Военного совета армии кто-то доложил, что у нас в одном из полков чуть ли не братание с противником. На ничейной полосе — картофельное поле. Ходят, дескать, туда и наши, и гитлеровцы. Копают картошку, не стреляют друг в друга. Генерал Колонии страшно возмущался, обвинил нас даже чуть ли не в притуплении бдительности.

Едва генерал Колонии обронил фразу о «недопустимости потери бдительности», полковник Брежнев предложил:

— Семен Ефимович, а что, если мы послушаем самих «виновников» братания на картофельном поле?

И тут же обратился ко мне:

— Ну, рассказывайте, что это у вас за «картофельная история»?

— Есть такое поле, верно,— объясняю я.— И картошку копаем. Гитлеровцы тоже туда изредка ходят за картошкой и в плен попадают. Наши солдаты устраивают на этом поле засаду, и, смотришь, солдата противника с картошкой приведут.

«Не самим же таскать картошку,— шутят солдаты,— пусть покопает и потаскает враг. А у нас не только свежая картошка, но и свежий «язык» появится».

— Какое же тут братание?

Леонид Ильич слушает внимательно. Молчит.

— Могли бы съездить в этот полк, да дорога под обстрелом,— заметил Гастилович.

— Это ничего. Полк завтра идет в бой. Надо поговорить с людьми. Обязательно поедем,— решительно заявил генерал Колонии.

Мы с Гастиловичем переглянулись. К Косову вела отличная шоссейная, дорога, но днем ездить по ней невозможно: пулеметный огонь с ближайших высот достает. А ночью немец методично обстреливал ее снарядами и минами.

Начальник политотдела армии, заметив, что мы в нерешительности, улыбнулся:

— Поехали.

Проскочили к Дружинину удачно. Только промокли малость — дождь сильный пошел. Прошли по ротам. В одном из блиндажей — группа солдат. Колонии и Брежнев поговорили с ними, расспросили, как идет подготовка к наступлению.

— Мы,— говорят солдаты,— приказа ждем. Надоело в окопах киснуть. Руки чешутся фашисту ребра посчитать.

Настроение солдат члену Военного совета и начпоарму понравилось.

Они приняли приглашение поужинать в полку. Я, признаться, беспокоился: будет ли чем угостить. Консервы да перловка — вот и все «разносолы», которыми мы располагали. Но на стол поставили котелок с молодой картошкой в мундире. От нее клубами валил пар. Ели гости и похваливали. Потом полковник Брежнев спросил:

— А картошка-то уж не с того ли поля, о котором столько разговора?

— Другого нет,— ответил командир полка.

— Гитлеровцы там тоже на довольствии?

— Отучили,— рассмеялся Дружинин.— Самим мало.

Генерал Колонии улыбнулся, перебрасывая на ладонях горячую картофелину:

— Будем считать, что инцидент исчерпан.

— А за картошку спасибо,— заключил Леонид Ильич.— Хороша!

В штаб корпуса я уже не поехал. Оставался в полку у Дружинина. Этой ночью должна была решиться судьба высоты 810,0.

Солдаты называли ее «Ячмень». И действительно, для нас она — как ячмень на глазу. С высоты противник просматривал всю прилегающую местность, корректировал огонь, вел наблюдения за нашими дорогами. Высота как будто самой природой была приспособлена к обороне. Склоны ее, густо поросшие лесом, круто обрывались к нашим позициям, затрудняли подступы. А вершина плоская. Крепость, да и только!

Но Дружинин был настроен оптимистически.

— Противник думает,— говорил он,— что сюда дивизию бросили. Ничего подобного. Ученые уже. Мы эту горушку батальоном возьмем.

Взять «Ячмень» поручили батальону майора Баринова. Этот офицер отличился в боях на Курской дуге, на Днепре. Вот и сейчас ему предстояло показать свое командирское мастерство.

План операции родился в батальоне. Разработал его майор Баринов вместе со своим замполитом Большаковым. Командир полка, не изменяя решения комбата, добавил лишь участки артогня.

План этой операции родился не сразу. Две недели разведка наблюдала за противником. Было установлено, что на ночь фашисты отходят в глубь обороны, оставляя на высоте лишь небольшое прикрытие. Основной же резерв врага располагался за речкой Пистынка. Оттуда шло снабжение боеприпасами, продовольствием. Пистынка текла в глубокой промоине, и мост через нее был переброшен по высоким берегам. Между прочим, нашим артиллеристам никак не удавалось разрушить этот мост, скрытый от наблюдения.

В чем же суть плана? Батальон Баринова с вечера просачивается по лощине к подножию высоты. Отделение разведчиков выходит в тыл врага и во второй половине ночи подрывает мост, блокируя подход резервов к высоте. В это время батальон атакует позиции противника.

...Едва серые сумерки окутали вершины гор, Баринов построил людей. В темноте было слышно, как он тихо скомандовал:

— Попрыгаем, хлопцы, проверим подгонку!

Метнулись тени. Тишина почти полная. Только хрустнула сухая веточка да звякнуло что-то на правом фланге строя. Баринов бросил туда недовольный взгляд. А там сержант уже помогал солдату пристроить котелок. Еще бы! Малейший шум мог сорвать всю операцию. Ведь батальону предстояло ползти чуть ли не под носом у противника и залечь в двухстах метрах от его окопов. Вот командир и проверял: все ли в порядке.

Ушла вперед разведгруппа. Возглавил ее ветеран 2-й гвардейской воздушно-десантной дивизии старший сержант Ненашев, коммунист, опытный разведчик, имевший на своем счету не один десяток «языков». Через час скрылись в ночной темноте и солдаты батальона.

Я спустился в землянку к замполиту полка подполковнику И. И. Баканову. Здесь же был и Дружинип. В землянке долго не высидели. Выбрались наверх. На переднем крае противника вспышки осветительных ракет, периодически — короткие пулеметные очереди. Явление обычное. Но теперь, когда где-то там, в темноте, ползли наши люди, каждая пулеметная очередь настораживала, волновала: а вдруг обнаружили?..

Время за полночь, а за высотой — тишина. В чем дело? Мы поглядывали друг на друга. Дружинин начал нервничать. Баканов его успокаивал:

— Видать, у моста задержка. Ждут, Иван Николаевич. Все в порядке будет.

По плану — в два часа атака, даже если разведчики задержатся со взрывом моста. Ровно в час тридцать со стороны Пистынки донесся глухой грохот взрыва, Горное эхо повторило его. Вспыхнула стрельба, потом все затихло. А минут через двадцать уже на высоте послышались хлопки гранат, пулеметные и автоматные очереди. Батальон пошел в атаку. Его поддержала артиллерия дивизии. Успех был полный. Гвардейцы заняли высоту почти без потерь. Ошеломленные неожиданным ударом, фашисты не смогли оказать сопротивления. Да они и не думали, что ночью по ним ударят с юга. Там было два минных поля, однако наши саперы заранее проделали в одном из них проход.

К о.беду вернулась группа Ненашева. Старший сержант доложил о причине задержки. На мосту проводились ремонтные работы: стучали топоры, слышались голоса. Пришлось переждать. Когда все стихло, сержант Лобанов с группой саперов заложил взрывчатку. Вернулись без единой царапины.

— Помогли мост «отремонтировать»,— шутил Ненашев.

Почему я подробно рассказываю об этом бое? Да потому, что он показал, насколько возросло умение командиров и солдат воевать в горах.

Буквально на следующий день противник предпринял ряд ожесточенных контратак. Ему удалось окружить высоту. Но у защитников теперь было вдоволь боеприпасов и продовольствия. Надежно действовала связь. Подходы к высоте наши саперы заминировали сразу после ночного боя. Сам Баринов умело корректировал огонь артиллерийских батарей. Пять дней противник не расставался с мыслью вернуть высоту. Пять дней он засыпал ее минами и снарядами. Тщетно. Десантники держались крепко. Высота оставалась «Ячменем», но теперь уже на глазу у врага.