Война перед войной

Михаил Слинкин

Война перед войной

КАНДАГАР

I

II

Занесло Дмитрия в Кандагар в конце семидесятых ветром апрельского переворота, который тогда было принято называть Апрельской революцией. А раз революция — значит, афганцы братья навек. И потекла в Афганистан братская помощь от великого северного соседа. Уже в мае 1978 года в Кабул для защиты революционных завоеваний прибыла внеочередная партия спешно собранных по всему Союзу военных советников, которых не смогли, однако, так же быстро обеспечить переводчиками со знанием языка дари. [3] Для Дмитрия и переводческой братии военного контракта в Кабуле это не сулило ничего хорошего — новые люди, дополнительная работа и, весьма вероятно, длительная командировка куда-нибудь в провинциальную глушь. Как в воду глядели: всего через два дня Дмитрий сидел на боковой скамеечке военно-транспортного самолета, совершавшего перелет по маршруту Кабул — Кандагар, и отвечал на бесконечную череду вопросов впервые попавших на Восток шестнадцати «интернационалистов» в званиях от капитана до подполковника.

Кандагарский аэропорт встретил прибывших сухим зноем, который ничуть не смягчался плотным и горячим, как из печки, ветром со стороны пустыни Регистан. Вокруг расстилалась обрамленная далекими горными хребтами безжизненная степь цвета грязной охры, накрытая голубым, без единого белого облачка куполом неба. Невдалеке виднелась одноэтажная гостиница, а за ней — городок персонала аэропорта и военных летчиков.

Возникшие было у Дмитрия иллюзии, что поселят группу на все готовое в гостиницу, быстро развеял ожидавший ее полковник — старший военный советник Кандагарского армейского корпуса. Особой радости от встречи он не выказывал, полагая не без оснований, что новые подчиненные рьяно возьмутся за работу, пытаясь оправдать оказанное им доверие партии и правительства, и этим внесут ненужную суету в его тихую и размеренную жизнь с необременительными обязанностями время от времени делиться передовым советским опытом с афганскими военными. Кроме того, прибывшую ораву нужно было разместить, обеспечить хоть какой-то мебелью и решить другие бытовые вопросы, которые раньше попросту не возникали, так как состав группы советников в Кандагаре уже многие годы оставался неизменным — десять-двенадцать человек, включая чад и домочадцев, мирно проживавших в трех виллах. Ворошить налаженный быт и уплотнять аборигенов — чревато скандалами, а их полковник не любил. Поэтому он принял самое простое решение, предложенное афганским комендантом: разместить прибывших в двух виллах, стоявших на отшибе и использовавшихся как загоны для отары овец какого-то не очень важного местного начальника.

Овечек выселили, мусор убрали афганские солдаты, а все остальные заботы оставили новичкам, выделив на устройство быта два дня. Обиженные такой встречей офицеры, поругивая полковника, закатали рукава и принялись устранять следы пребывания прежних четвероногих жильцов. Дмитрию же, как единственному общавшемуся с афганцами на их языке, была поручена роль снабженца. Два дня, взяв за горло жуликоватого коменданта и не отпуская его от себя ни на минуту, он метался на стареньком микроавтобусе по гарнизону, собирая где только можно мебель, матрасы и подушки, постельные принадлежности, запчасти для неисправных кондиционеров, бойлеров, а также всякую другую необходимую в быту мелочь.

Виллы, как и все сооружения кандагарского аэропорта и располагавшейся тут же авиабазы, были построены американцами. Отмыв полы из полированного бетона, крашеные панели и встроенную деревянную мебель, офицеры с удовольствием убедились в отменном качестве предоставленного им временного пристанища. Еще большее удовлетворение доставила всем простая и очень надежная бытовая техника — почти все кондиционеры, бойлеры и электроплиты подлежали восстановлению с помощью отвертки и молотка. Такой подарок от главных идеологических противников отнюдь не примирил с ними, но весьма порадовал не избалованных комфортом военных, получивших возможность пожить в просторном и удобном доме, холл которого был еще и украшен прекрасным камином. Использовать камин по назначению, правда, никому и в голову не пришло — днем градусник неизменно преодолевал отметку 40 градусов в тени, да и ночь не приносила желанной прохлады.

Кое-как разобравшись с бытом, советники впервые выехали в Кандагар знакомиться со своими новыми служебными обязанностями. Официальное представление командованию корпуса прошло в резиденции генерал-губернатора провинции. Старинное, в колониальном стиле, каменное здание в окружении огромных кедров, сосен и чинар, ухоженных газонов и цветников было частью обширной охраняемой территории в центре города, где также располагались штабы армейского корпуса, пехотной дивизии, танковой бригады и большинство подчиненных им частей. Командир корпуса и одновременно генерал-губернатор провинции Кандагар — сухой, очень подвижный и не по-восточному простой в общении человек — приветствовал прибывших на хорошем русском языке, быстро отдал необходимые распоряжения собравшимся афганским начальникам, и советники с подсоветными направились в свои штабы и части начинать долгожданную работу. Трем офицерам и Дмитрию пришлось задержаться — им предстояло исполнять «интернациональный долг» в пехотном полку, дислоцированном отдельно, за чертой города.

Прогуливаясь по опоясывающей дом генерал-губернатора веранде в ожидании представителя полка, Дмитрий исподволь приглядывался к тем, с кем ему выпало непосредственно работать какое-то, пока неопределенное, время. Старший в чине подполковника, Владимир Иванович, понравился ему еще в самолете: он не задавал лишних вопросов, но, когда спрашивал и другие, внимательно слушал ответы и пояснения, впитывая полезную информацию о стране, обычаях и нравах ее жителей, И выглядел он в афганской форме без знаков различия весьма достойно — подтянутый, широкоплечий, с коротко стриженными пшеничными усами и спокойным взглядом серых глаз. Полной ему противоположностью был суетливый майор лет тридцати пяти — Иван Игнатьевич — невысокого роста, с уже обозначившимися лысиной и брюшком, поведением и внешностью напоминавший Винни Пуха с его незамысловатой житейской хитростью и тягой к соблюдению распорядка дня, особенно тех его положений, которые связаны с приемом пиши. Вот и сейчас Иван Игнатьевич, обнаружив на краю арыка заросли щавеля, набивал им свернутый из газеты кулек, ничуть не стесняясь наблюдавших за ним и ухмылявшихся в усы афганцев. Третьим был молодой капитан, еще не осознавший до конца, какими судьбами он оказался в компании избранных, труд которых оплачивается в валюте. Валера — так звали капитана, не обладая сдержанностью и достоинством Владимира Ивановича, беспрестанно задавал вопросы о том, что попадалось ему на глаза, доводя Дмитрия временами до тихого бешенства, так как интересовало его все и одновременно — от основ мусульманского вероучения до особенностей крепления поклажи на одногорбых верблюдах афганских кочевников.