Война и люди

...В июле зарядили дожди. Вершины гор с утра до вечера в свинцовых тучах. В окопах — по колено воды. В лощинах и промоинах ревущие потоки. Тропинки скользкие, точно их кто салом смазал. И вот в один из таких дождливых дней комкор Гастилович, пристукнув карандашом по карте, сказал:

— Будем наступать.

Наступать, несмотря на плохую погоду, растянутый фронт, усталость бойцов, неукомплектованность! Да, на такое не все решатся. А вот мы решились. Подтолкнули нас показания пленного, захваченного разведгруппой 138-й стрелковой дивизии в районе урочища Глубокого. Он показал, что 101-я горнострелковая немецкая дивизия заменена хортистской. Данные эти были чрезвычайно важны и, следовательно, требовали подтверждения. Нужно было срочно взять еще одного «языка». Дважды разведчики из батальона капитана Киричка выходили «на охоту», и оба раза неудачно.

^:— Не везет,— сетовал начподив этой дивизии полковник Андрей Игнатьевич Вишняк.— Правда, тут старший адъютант батальона Голубченко просит его послать. Говорит, в лепешку разобьется, а «языка» добудет.

— Так пошлите,— советую.

— Да ведь он в разведке ни разу не был. Завалит...

— Ну, это ты брось. Голубченко я знаю. С виду скромен, а в душе — огонь.

Видимо, старшему лейтенанту Голубченко очень хотелось доказать, что не боги горшки обжигают. Он день напролет пролежал, наблюдая за противником. К концу дня созрел у него план. Голубченко обнаружил родничок, к которому фашисты ходили за водой. Вечером он собрал группу из пяти добровольцев. Всю ночь просидели они у родника. Рано утром, в предрассветной тишине, два солдата пришли-таки за водой. Один из них живым и невредимым был доставлен в штаб корпуса. Он подтвердил показания первого пленного. Перед нами действительно была новая хортистская часть.

Гастилович забыл про сон. Часами сидел над картой, до мелочей продумывал предстоящую операцию. Ездил по полкам, беседовал с командирами и политработниками, уточнял обстановку. В короткий срок комкор вместе со штабом разработал вариант частной операции.

Главный удар наносился вдоль реки Прут. По ее берегам проходили железная и шоссейная дороги. Они вели к Яблоновскому перевалу. Мы все понимали, что преодолевать Карпаты в будущем нам предстоит здесь, по этим дорогам. Потому-то и сосредоточивали силы на узком участке, стремясь улучшить позиции, продвинуться вперед по ущелью. Вести наступление должны были две дивизии: 138-я и 8-я. Им ставилась задача выйти на рубеж Княждвур, Дамешни, урочище Подыске.

Правда, кое-кого смущала на комкоровской карте нумерация множества частей противника.

Да, действительно, венгерских войск перед фронтом нашего корпуса было много. Но мы знали, что боеспособность их не так уж высока. В венгерских частях моральнобоевой дух к тому времени сильно упал. И на это, собственно говоря, комкор и делал ставку. Эти соображения мы и высказали офицеру из штаба. Но он и слушать ничего не хотел:

— Нет-нет, вы ставите себя под удар. Я буду докладывать командующему.

Когда машина с представителем штаба армии скрылась за деревьями, Гастилович вздохнул:

— Жди грозы.

Однако гроза не разразилась.

Мы продолжали готовиться к очередной операции. И уже накануне боев в корпус приехал полковник Брежнев. Начал с шутки:

— Как самочувствие? Бодрое? А командующему доложили, что вам надо в норы залезть и сидеть, ведь перед вами противника видимо-невидимо.

— Наступать нужно и можно, — заявил Гастилович. — Ждать зимы у подножия гор бессмысленно.

— Что верно, то верно, — согласился Л. И. Брежнев. — Вот я и привез вам от командующего «добро».

Леонид Ильич приехал в этот раз во главе большой группы политических работников. С ним были начальник отделения пропаганды и агитации политотдела подполковник С. С. Пахомов, начальник организационно-партийного отделения подполковник И. Я. Мутицин, начальник отделения кадров подполковник А. А. Евдокимов, инспектор поарма майор А. Н. Копенкин и другие офицеры. Кроме того, прибыли работники штаба армии.

Получив задание, политработники разъехались по частям, Леонид Ильич тоже не задержался в штабе корпуса.

— Никаких изменений в операции пока нет? — спросил он командира. Генерал Гастилович подтвердил, что все остается по-прежнему.

— Хорошо. В таком случае я поеду в 8-ю стрелковую дивизию к товарищу Угрюмову. А потом, — обратился он к командующему артиллерией, — мы с вами посмотрим, как подготовились артиллеристы.

Несколько дней работала у нас группа поарма. Помощь оказали большую. Вместе с командирами и политработниками частей офицеры политотдела армии готовили к бою парторгов и комсоргов, проводили расстановку коммунистов по подразделениям, разъясняли боевую задачу. В ротах и батальонах прошли партийные и комсомольские собрания, инструктажи агитаторов.

Все это было подчинено главному — выполнению боевой задачи, стоящей перед корпусом.

Я получил указание от начальника политотдела армии создать в дивизиях резерв парторгов рот и их заместителей и выделить коммунистов из тыловых подразделений в батальоны и роты первого эшелона.

Вернувшись из 8-й стрелковой дивизии, Л. И. Брежнев заметил:

— Надо, товарищ Демин, вместе с командиром подумать, как решить такой вопрос. Батальоны 8-й стрелковой дивизии при бое в глубине обороны будут действовать самостоятельно, в отрыве от цблков. А продовольствие, боеприпасы им выделены по обычным нормам. Батальоны будут драться в горах, а все тылы в ущелье на большой дороге. В горах дороги плохие. Тыловые подразделения могут не справиться с подвозом. Небольшая ошибка в расчетах и планировании может обернуться крупной неприятностью в бою.

К началу операции подразделения получили дополнительно продовольствие и боеприпасы. Кроме того, комкор дал указание усилить саперами подразделения, действующие на главном направлении.

Наконец ранним утром загрохотали пушки. После сильного артиллерийского налета солдаты броском преодолели ничейную полосу, захватили склоны ближайших высот. Бойцы скользили на глинистых, обильно смоченных дождями скатах, сползали к подножию. Некоторые уже не поднимались. Но остальные упрямо рвались вверх. Гремели разрывы гранат — и один за другим умолкали вражеские пулеметы.

За два с половиной часа дивизия заняла ближайшие высоты. Бой переместился в глубину обороны противника.

К вечеру корпус овладел важным опорным пунктом Делятин, а также деревней Зажече и курортным местечком Яремче. С окраины Яремче круто уходила вверх к Яблоновскому перевалу железная дорога. Параллельно ей змеей петляли серпантины шоссе. Внизу, в ущелье, пенился на перекатах стремительный Прут. Над ним мрачно нависали отроги горы Маковицы. Гвардейцы 2-й воздушнодесантной дивизии, перешедшие в наступление чуть позднее остальных соединений, ворвались было на плечах врага на гору Маковицу, но откатились, сбитые сильной контратакой. Противник подбросил сюда 20-й королевский полк. Это несколько осложнило положение. На подступах к горе завязались кровопролитные бои.

Маковица сплошь покрыта девственными лесами, а отроги ее тянутся на десятки километров. С горы хорошо просматривается вся окрестность. Она — ключ к Яблоновскому перевалу. Вот почему противник защищался здесь особенно упорно.

Бои за Маковицу шли около недели. Она неоднократно переходила из рук в руки. Именно здесь боевые действия, по меткому солдатскому выражению, приняли форму «слоеного пирога»: на вершине противник, посредине горы наши, а у подножия опять противник.

Первая моя поездка к этой горе едва не кончилась весьма плачевно. Планировалось подтянуть на прямую наводку артиллерию, и я решил посмотреть на местности расположение частей. Ехали с ординарцем на лошадях узкой тропинкой, вьющейся меж растрескавшихся валунов. К этому времени наши войска уже заняли добрую половину Маковицы, и НП гвардейского соединения, куда мы направлялись, находился где-то у вершины.

Поднимались в гору спокойно, уверенные, что здесь прошли наши. Вверху и где-то в стороне гудел бой, А вокруг нас стояла тишина. Только сучья трещали под копытами лошадей. И вдруг ординарец натянул поводья.