Самсон. О жизни, о себе, о воле

– Ну как, Самсон, договорился?

Этот нездоровый интерес со стороны смотрящего за общаком меня несколько покоробил, но я не подал виду.

– Результат будет завтра.

– Ну а сам как думаешь, прокатит наша задумка?

– Проверь, сколько в общаке денег, и подумай, сколько можно будет оттуда дернуть на развитие твоего бизнеса, если все решится положительно, – вместо ответа сказал я Графу.

– Да деньги найдем, Самсон, не переживай, – обрадовался смотрящий.

– Ты только вчера говорил мне, что с деньгами напряг, а сейчас говоришь, что найдешь, – я остановился на полпути к бараку.

– Ну, ради такого дела можно и напрячься, – стушевался Граф, понимая, что ляпнул не то.

– Ладно, доживем до завтра, а там видно будет.

На следующий день прямо с поверки меня пригласил к себе Кацуба.

– Ну что, Самсон, обдумали мы твою просьбу – и решили пойти тебе навстречу. Но только ты должен понимать, что если там случится что-то из ряда вон выходящее, ты первый, кто будет за все это отвечать. Идет?

– Что вы имеете в виду?

– Поножовщина, к примеру, или, скажем, побег.

– Такого не будет – обещаю.

– Ну, тогда по рукам, партнер, – неожиданно для меня он протянул мне свою сильную руку.

Не задумываясь, я ответил на рукопожатие.

Через неделю цех начал работать. Все это время, пока мы с Графом занимались проблемами цеха, мое письмо сыну лежало в тумбочке. Но вот, наконец, когда дела более-менее утряслись и наладились, я решил продолжить…

«Мордовская зона, где мне первый раз пришлось стать положенцем, была «заморожена наглухо». Администрация из кожи вон лезла, чтобы установить свои порядки и не дать блатным и законникам завладеть положением в зоне. Смотрящего, который был до меня, очень долго держали по карцерам, не давая ему возможности наводить свои порядки. В конце концов, за какую-то незначительную драку его быстренько определили на крытую. Скорее всего, и со мной поступили бы так же, но на мое счастье, или везение, в зоне сменился хозяин. Не скажу, что на место старого начальника пришел приверженец воровских идей. Нет. Просто это был человек, который сумел найти с арестантами общий язык. До сих пор удивляюсь, как он смог дослужиться до начальника колонии. Обычно на эти места попадали настоящие деспоты, которые готовы были сделать все, чтобы попытаться искоренить воровскую масть…»

* * *

В тот день, когда братва оказала мне доверие и я стал смотрящим, хозяин самолично, без всякой свиты, пришел к нам в барак. Сев напротив меня на шконку, он серьезно так спросил:

– Как жить будем, Самсон? По понятиям или по-человечески?

Вопрос был не из простых. Я понимал, что начальник пришел сюда не для того, чтобы показать, кто здесь хозяин, а решить, как мы с ним будем делить зону.

– По человеческим понятиям, – после недолгой паузы ответил я.

– Это как? – На лице хозяина появилось неподдельное удивление.

– Это когда законы одного не мешают жить другому.

– Но тогда в зоне будет полный бардак, если каждый будет жить по своим, только ему известным законам, – попытался возмутиться хозяин.

– Никакого бардака не будет. Бардак означает хаос, анархию, а это не нужно ни вам, ни тем более нам, – я посмотрел на сидящее вокруг свое окружение.

– Тогда ты можешь мне обещать, что в зоне будет порядок? – закинул удочку начальник зоны, заглядывая мне в глаза.

– Тебе, начальник, я ничего обещать не буду. Устанавливать порядки в зоне – это твое дело. А мое – толковать понятия, так что будем делать каждый свое дело.

– Я здесь человек новый и поэтому прошу хотя бы первое время не устраивать в зоне никаких провокаций или бунтов.

– Я же сказал, что ничего обещать не буду; поживем, посмотрим, – отрезал я.

Но, кроме самого хозяина, в зоне были и другие «шишки» – такие, как начальник оперативной части и начальник режимной части, которые были совершенно не согласны с мнением хозяина, что «держать» зону надо вместе с блатными. Поэтому они не упускали момента, чтобы вставить палки в колеса как самому начальнику, так и братве. В очередной раз устраивая повальный шмон, они перегнули палку. Выбросив на пол фотографии одного арестанта, они как ни в чем не бывало стали топтаться по ним, продолжая шмон. Естественно, уважаемый сиделец не выдержал такого явного неуважения к себе и попытался возразить, при этом не особо выбирая выражения. Двое младших оперов захотели забрать его в карцер, но толпа недовольно зашумела. Во избежание бунта менты остановились. Как раз в это время я уже входил в барак, где происходил шмон. Мне сказали, что там назревает буза, и я решил разобраться, что к чему. Быстро оценив ситуацию, подошел вплотную к начальнику оперативной части по фамилии Глыба.

– Тебе лучше забрать своих архаровцев и вместе с ними отправиться восвояси.

– А то что будет? – нагло спросил главный опер.

– Ничего хорошего, – сквозь зубы процедил я, не отводя взгляда.

Понимая, что обстановка накалена до предела и одного моего знака достаточно, чтобы кинуться на них, менты стали пятиться к дверям. Начальник, видя, что положение не в его пользу, прищурил глаза и тихо так, чтобы слышал только я один, произнес:

– Сегодня твоя взяла, но не думай, что так будет всегда.

После этого случая ничего практически не изменилось, но я чувствовал, что менты готовят что-то против меня. Я знал, что такого позора Глыба мне не простит и что он только выжидает нужного момента. И вот когда хозяин по каким-то своим делам уехал в Москву, все и началось. Как-то вечером Глыба со своими подчиненными явился ко мне в барак и попросил освободить место для проведения шмона. Зная, что у меня ничего запрещенного нет, я со спокойным видом отошел в сторону. К моему удивлению, из-под моего матраца менты вдруг стали доставать деньги, карты и даже какие-то таблетки.

– Да вы что, совсем охренели?! Вы же внаглую мне все это подкинули! – пытался было возразить я, но Глыба лишь ехидно ухмыльнулся в ответ:

– Шесть месяцев БУРа тебе уже обеспечено, так что хватит орать, и начинай паковать вещи, господин смотрящий.

БУРом в зоне называется барак усиленного режима, а проще – тюрьма в тюрьме. Провинившихся сидельцев закрывают в маленькой камере на три-четыре человека и содержат там с выходом на прогулку в течение одного часа в день. Кормежка хуже некуда, чая нет, нары на целый день пристегивают. В общем, тот же карцер, только улучшенной планировки. И в таком – полгода. В этот же вечер я был препровожден Глыбой в БУР. В хате, куда меня поместили, уже находилось трое арестантов. Конечно же, все трое были авторитетными сидельцами и чалились здесь уже не один месяц. Я сам, когда был в зоне, постоянно «грел» БУР и знал, кто там находился.

– Здорово, Самсон! Что, менты лютуют, пока хозяина в зоне нет? – первым откликнулся грузин по имени Давид. Он был немногим старше меня.

– Да, брат, такие дела, – ответил я, обнимаясь с ним по-блатному.

– Теперь многое может измениться, – вступил в разговор Семен, которого я знал еще по первой ходке.

– Где наша не пропадала! Живы будем, не помрем, – отмахнулся я. – Всегда так было. Менты думают, что, посадив нас сюда, они возьмут на зоне власть, но мы не допустим этого. Ведь так, братва?

– Конечно, Самсон! Кто, если не мы?! – отозвалась хата.

С этого дня наступил новый этап в моей зоновской жизни. Мне предстояло руководить зоной, находясь в непростых условиях, но не делать этого означало отказаться от регалий смотрящего. Чего никто бы не понял. Всеми правдами и неправдами мне приходилось переправлять в зону малявы, чтобы братва знала, как поступать в тех или иных ситуациях. Так продолжалось более двух месяцев, пока, наконец, до нас не дошел слух, что в зону возвращается хозяин. Где-то в душе я надеялся, что он все-таки отдаст распоряжение, чтобы меня выпустили из БУРа. Но тут случилось непредвиденное. Когда поутру нас стали выводить на прогулку, Давид, который обычно вставал раньше всех остальных, почему-то остался лежать на кровати, не обращая внимания на приказы ментов. В отличие от всех остальных нам позволялось иногда оставаться в хате, и поэтому я как-то не придал сначала этому значения. «А может, он уже устал от всего? Так бывает с каждым из нас. Вот так проснешься рано утром, и вдруг накатит такая тоска, что хоть волком вой. Ничего не хочется. Ни прогулки, ни свежего воздуха. Жить не хочется! Может, и с ним сейчас такое происходит?» – подумал я и сказал постовому: