Воспоминания розы

Но для него мое терпение было безгранично.

А все вокруг жаловались на мою раздражительность.

– Как вы можете жить с такой женщиной? – коварно спрашивали его друзья.

Среди этих вечеров под гитару и карточных фокусов общими у нас были лишь денежные проблемы, потому что это веселье стоило дорого: алкоголь, цветы, прислуга и так далее, – и смех, который я выдавливала из себя, используя, видимо, тот резерв, что каждый хранит в себе для предсмертного часа. Муж спрашивал, почему я так бледна и невесела. Один из моих друзей, поэт, заявил ему однажды: «Каторжные работы и то легче того, что приходится выносить вашей жене. Вы развлекаетесь каждую ночь вот уже два месяца. Вы ее попросту убиваете! Если вам нужна ее жизнь, так и скажите. Неужели вам это нравится? Дайте же ей наконец поспать!»

После этой сцены гитары на несколько дней исчезли, а Тонио никуда не выходил из дома. Он с головой ушел в самую черную работу – в банковские счета. У нас не осталось ничего. Он сделался нервным и раздражительным. Только с собакой он был ласков по-прежнему. Время от времени он заглядывал в мою комнату. К счастью, я снова занялась скульптурой.

– Вы здесь, Консуэло?

– Да, Тонио, я все еще здесь…

Секретарша сломала палец, и мы получили небольшую передышку. Тонио был не очень здоров, но я ничего не могла для него сделать.

* * *

Тонио готовил свой «Симун» к перелету из Парижа в Тимбукту: «Пари суар» заказала ему репортаж. Ему выдали аванс за статьи, но долги сожрали все деньги. Он нервничал, почти не открывал рта, мерил шагами комнаты, проходя таким образом километры. Он размахивал руками, как огромная ветряная мельница. Хандрил. Наконец я решилась поговорить с ним. Безразличный вид, который он напустил на себя, едва я вошла, не сулил ничего хорошего.

– Ты маешься, скажи мне, что тебя тревожит. Я от всего сердца хочу тебе помочь. Это не пустое любопытство. Но я чувствую, что ты где-то далеко от меня. Сделай одолжение, поделись со мной своими заботами.

– Вот уже две недели я бегаю по всему Парижу в поисках денег для перелета. Бензин и страховка стоят больше шестидесяти тысяч франков. Нам едва хватает на хозяйство. А еще надо платить за квартиру, секретарше, прислуге, которым я уже задолжал.

Он никогда не делился со мной своими денежными проблемами.

– Мне казалось, что «Пари суар» может выдать тебе эти деньги в качестве аванса, разве нет?

– Они мне отказали.

– А твой издатель?

– Тоже. Его интересуют не мои полеты, а только мои книги, это естественно.

– Позволь мне попробовать?

– Делай что хочешь, – хмуро заключил он. – Я знаю только то, что должен вылететь через десять дней.

Я вышла в гостиную. И попросила свою близкую подругу Сюзанну Верт помочь мне. От Пруво, главного редактора «Пари суар», я вышла не только с отказом, но и к тому же напуганная. Пруво жаловался, что мой муж не выполнил своих обязательств перед газетой.

Я часок передохнула у Сюзанны на улице Ассас и, черпая мужество в своей любви к Тонио, отправилась к его издателю. Он тотчас же принял меня, держался очень любезно, но объяснил, что денежные проблемы его не касаются. Мне надо переговорить с его братом.

– Я знаю, что вы выдали Тонио некоторую сумму в счет его будущих книг. Я хочу быть честной с вами. Одна кинокомпания хочет купить за пятьсот тысяч франков сценарий Тонио под названием «Игорь». Потом он собирается переделать его в книгу. Скорее всего, это будет роман. Вы прекрасно знаете, что после двух фильмов он и слышать больше не хочет о кино. Так как ваш брат связан с кинематографом, он сможет заняться этим делом лучше меня. Тонио поручил мне заключить контракт, не важно на какую сумму, потому что сейчас ему необходимо шестьдесят тысяч на перелет. Что делать?

– Пусть Тонио зайдет ко мне, я дам ему денег.

Я бросилась ему на шею и расцеловала. И побежала проделать то же самое с Тонио. Но не встретила теплого приема, на который рассчитывала.

– Наверное, вы ошиблись.

– Нет, Сюзанна может подтвердить.

– Это правда?

Он даже не поблагодарил меня, отправившись за чеком.

После аварии в Ливийской пустыне у него побаливала печень. Он плохо спал. Подруга, которая в тот период была моим доверенным лицом, подарила мне кровать, чтобы я могла спать в другой комнате, на другом этаже. Кровать была слишком огромной для нашей спальни. Она же подала идею о второй телефонной линии, чтобы меня меньше беспокоили.

* * *

Приближалось Рождество. Я подумала, что поездка к матери немного успокоит моего мужа. Его сестра настаивала, чтобы я привезла Тонио в Агей отпраздновать годовщину его спасения в Ливийской пустыне. Тонио приказал мне собирать чемоданы. Это было 22 декабря. Вечером он довез меня до поезда. Дела удерживали его в Париже, к тому же «Симун» стоял на ремонте. Он обещал присоединиться ко мне на следующий день.

Я приехала в дом, где ждали не меня, а его. К этому я уже привыкла, но впервые с трудом вытерпела. Я сообщила его матери и сестре:

– Я вместо Тонио. Он не приедет…

Он обещал приехать, но я была уверена, что он не сдержит обещания. То, как он пил, как разговаривал со мной…

– Не знаю, что случилось. Он изменился, вот и все. Я устала, мне очень жаль. Он заставил меня приехать. Примите меня, но, поверьте, я очень несчастна.

– Да нет же, Консуэло, он приедет завтра, вот увидите, а пока отдохните, – посоветовала мне свекровь.

Рождество. В замке праздник. Всех ребятишек из деревни пригласили прийти за подарками. Все пели и смеялись, дети нарядились ангелами, фаршированные индейки источали аромат золотистых каштанов, и все радовались в предвкушении полуночи. Тонио все еще не было. Телефон зазвонил за несколько минут до торжественного боя часов. Он позвал к телефону мать. Едва перебросившись с ней несколькими словами, попросил передать трубку мне. Я отказалась.

– Скажите, что он должен быть здесь в полночь, он обещал.

– Но ему нужна ваша помощь, он зовет вас в Париж. Если бы я была замужем за таким человеком, я бы последовала за ним на край света, – сказала его мать.

Она победила.

– Уже слишком поздно, – уступила я. – Я не могу вернуться в Париж среди ночи совсем одна.

Впервые я попросила, чтобы меня проводили.

– Конечно, выезжаем сразу после полуночи, – подвела итог его сестра.

В Солье, в Бургундии, наша машина столкнулась с другим автомобилем. К счастью, за рулем была не я.

Моя золовка оказалась в больнице, когда Тонио приехал за мной. Веселое Рождество! Мы боялись, что она останется обезображенной на всю жизнь. Мы привезли ее в Париж, я устроила ее в своей спальне, а сама перебралась в гостиную. Она улыбалась моему мужу, вся голова у нее была в бинтах. Но врачи успокоили нас – хирургического вмешательства не понадобится. Они пообещали, что отдых приведет все в норму. И ее лицо станет прежним. Я нежно ухаживала за ней, окружила ее всякими безделушками, отдала ей свое радио. Тонио часами сидел у ее изголовья. Странно, но она просила меня выйти из комнаты, когда к ней приходила Э. или Тонио. Они втроем проводили долгие часы в моей спальне. Когда я появлялась, они замолкали. Однажды я зашла спросить у своей золовки, что она хочет на обед. Я была сама любезность и сказала им, смеясь:

– У вас вид заговорщиков. О чем вы тут шепчетесь?

Они уставились на меня с отсутствующим видом. Я боялась входить в свою собственную комнату. Но Диди выздоравливала. Она начала смеяться, у нее постоянно работало радио. Я все еще не понимала, что происходит. Я охраняла сон Тонио, так как до его полета в Тимбукту оставалось всего несколько дней. И однако же его посиделки с сестрой продолжались далеко за полночь. Я чувствовала, что в собственном доме меня окружают сплошные ловушки. Тонио казался мне похожим на актера, который не удосужился прочесть текст роли, а его вытолкнули на сцену играть бесконечную пьесу, где все, кроме него, выучили слова, и ему приходится импровизировать…