Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим

первой разлукѣ, но оставалась еще слабая надежда, что мы вновь увидимся. И, въ самомъ дѣлѣ, черезъ нѣсколько дней послѣ моего возвращенія въ Гаагу и отъѣзда мужа въ Швейцарію, моя подруга вновь появилась въ городѣ. Счастье мое было безпредѣльно, но пролетѣло какъ единый мигъ. Десять дней я считалъ себя, и дѣйствительно былъ, счастливѣйшимъ изъ людей. Моя подруга не смѣла сообщить мнѣ о своемъ отъѣздѣ въ деревню, а я не имѣлъ смѣлости спросить объ этомъ... Разъ утромъ ко мнѣ явился другъ д’Акуна и сообщилъ, что ей пришлось уѣхать. Онъ передалъ мнѣ письмецо, написанное ея рз'кой, которое было для меня смертельнымъ з^тдаромъ: она писала съ откровенной нѣжностью, что во избѣжаніе скандала не могла больше откладывать своего возвращенія къ мужу, который приказалъ ей немедленно вернз’ться. Другъ участливо посовѣтовалъ покориться необходимости и быть разсзщительнымъ, такъ какъ зло было непоправимо.

Я думаю, никто не повѣрилъ бы мнѣ, если бы я описалъ всѣ безумства, которыя совершилъ въ припадкѣ горя, доведшаго меня до отчаянія. Въ общемъ, говоря кратко, я хотѣлъ во что бы то ни стало умереть.

Не сказавъ объ этомъ никомз^1, и, притворившись больнымъ, чтобы избавиться отъ присз'тствія дрзта, я послалъ за хирзфгомъ, котораго попросилъ пз'стить кровь; когда онъ исполнилъ мое желаніе и зщалился, я сдѣлалъ видъ, что хѳчз' спать и, задернз’въ занавѣски, принялся срывать съ себя повязки, чтобы истечь кровью.

Но въ это время преданный и благоразз⁷мный Илья подбѣжалъ къ моей кровати и отдернулъ занавѣски: онъ прекрасно видѣлъ въ какомъ я состояніи и, кромѣ того, былъ предупрежденъ моимъ другомъ. Застигнутый врасплохъ, смз^щенный и, можетъ быть, уже раскаявшійся въ своемъ мальчишескомъ поступкѣ, я сказалъ ему, что перевязка у меня развязалась нечаянно. Сдѣлавъ видъ, что вѣритъ мнѣ, онъ снова завязалъ ее, но затѣмъ з^гже не переставалъ за мной наблюдать. И даже болѣе того—

онъ послалъ за д'Акуной, который сейчасъ же прибѣжалъ ко мнѣ; они заставили меня встать съ постели и другъ Завелъ меня къ себѣ, гдѣ продержалъ нѣсколько дней, ни на минз’ту не оставляя одного.

Мое отчаяніе было безпросвѣтно и безмолвно, такъ какъ стыдливость, или, быть можетъ, недовѣрчивость, не позволяли мнѣ высказать его: я или молчалъ, или плакалъ. Но совѣты друга, легкія развлеченія, которыя онъ мнѣ доставлялъ, смутная надежда вновь встрѣтиться съ любимою и пріѣхать на бзщущій годъ въ Голландію и, вѣроятно, еще въ большей мѣрѣ моя естественная девятнадцатилѣтняя безпечность—все это понемногу облегчило мое горе. И хотя дз^тша моя еще долго продолжала болѣть, я взялъ себя въ рз'ки черезъ нѣсколько дней.

Внявъ голосу благоразз^тмія, хотя и съ сердцемъ полнымъ печали, я рѣшилъ ѣхать обратно въ Италію, такъ какъ мнѣ было слишкомъ тяжело видѣть ту страну и тѣ мѣста, которыя живо напоминали о счастьѣ, также внезапно затраченномъ, какъ внезапно оно ворвалось въ мою жизнь. Мнѣ было также очень тяжело разстаться съ другомъ; но, видя мою глз^бокую дз'шевную боль, онъ самъ з'говаривалъ меня ѣхать, увѣряя, что пз'теше-ствіе, новизна впечатлѣній и время залечатъ все.

Въ половинѣ сентября я вырвался изъ объятій д'Акуны, который захотѣлъ проводить меня до Утрехта; я поѣхалъ черезъ Брюссель, Лотарингію, Эльзасъ, Швейцарію, Савойю, останавливаясь вплоть до Пьемонта лишь для ночевокъ. Меньше чѣмъ въ три недѣли, я добрался до Куміаны, гдѣ была вилла моей сестры, куда проѣхалъ изъ Сз'зы прямымъ путемъ, миновавъ Тзфинъ, во избѣжаніе всякихъ встрѣчъ со знакомыми. Мнѣ нужно было пережить остатокъ своего горя въ полномъ одиночествѣ. И во все время моего путешествія я видѣлъ лишь стѣны Нанси, Страсбурга, Базеля, Женевы и другихъ городовъ, которые проѣзжалъ; я не говорилъ ни слова съ вѣрнымъ

ЖИЗНЬ ВИТТОРІО АЛЪФІЕРИ,

7

Ильей, который, приноравливаясь къ моему болѣзненной}' состоянію, повиновался мнѣ по одному знаку п предупреждалъ всѣ мои желанія.

Глава VII.

ВЕРНУВШИСЬ НА РОДИНУ, Я ПРЕДАЮСЬ ВТЕЧЕНІК ПОЛУГОДА ИЗУЧЕНІЮ ФИЛОСОФІИ.

^г7⁶9-

Таково было мое первое путешествіе, продолжавшееся два года и нѣсколько дней.

Я провелъ шесть недѣль въ деревнѣ съ моей сестрой, а затѣмъ вмѣстѣ съ нею вернулся въ Туринъ. Многіе не узнавали меня, такъ я возмужалъ за эти два года. Такъ полезна оказалась для меня эта разнообразная, свободная и богатая впечатлѣніями жизнь. Проѣзжая черезъ Женеву, я накупилъ цѣлый сундукъ книгъ: среди нихъ были произведенія Руссо, Монтескье, Гельвеція и т. и. Вернувшись на родину съ сердцемъ, полнымъ меланхоліи и любви, я почувствовалъ необходимость занять умъ серьезной работой, но не зналъ на чемъ остановиться. Мое воспитаніе, такое небрежное вначалѣ и законченное шестью годами праздной, разсѣянной жизни, сдѣлало меня неспособнымъ ни къ какимъ занятіямъ.

Въ нерѣшительности относительно того, что предпринять,—остаться на родинѣ или ѣхать вновь путешествовать,—я поселился на эту зиму въ домѣ сестры; цѣлые дни я занимался чтеніемъ, гулялъ немного и не завязывалъ никакихъ новыхъ отношеній съ людьми. Я все еще продолжалъ читать только французовъ: мнѣ очень хотѣлось прочесть „Элоизу“ Руссо и я много разъ начиналъ ее; но хотя и былъ исполненъ увлеченій и по-прежнему страстно влюбленъ, я все же находилъ въ этой книгѣ столько преувеличенныхъ чувствъ, изысканности и

холоднаго анализа, а съ другой стороны такъ мало искренняго чувства и такъ много разсзщочности, что не могъ кончить перваго тома. Что касается политическихъ произведеніи Руссо, напримѣръ, его „Общественнаго договора", я не понималъ ихъ и потомз⁷ оставилъ въ покоѣ.

Изъ Вольтера меня особенно очаровывала проза, стихи же его я находилъ сочными. „Генріадз⁷" я читалъ лишь •отрывками; «Дѣвственницу» никогда не могъ дочитать, такъ какъ всегда имѣлъ отвращеніе къ непристойнымъ произведеніямъ. Были мнѣ знакомы и нѣкоторыя изъ его трагедій. Монтескье, наоборотъ, я прочелъ два раза подрядъ, съ начала до конца съ большимъ завлеченіемъ, и не безплодно. Философія Гельвеція произвела на меня также глз’бокое, хотя и тяжелое, впечатлѣніе. Но любимой книгой, впродолженіе всей зимы дарившей меня огромнымъ наслажденіемъ, была «Жизнеописанія великихъ людей» Плутарха.

Нѣкоторыя изъ нихъ, какъ, напримѣръ, Тимолеона, Цезаря, Брз'та, Пелопида, Катона я перечитывалъ по четыре-пять разъ, и при этомъ съ такими слезами, съ такими изступленными возгласами восторга, а иногда и гнѣва, что если бы кто-нибудь з^гслышалъ все это изъ сосѣдней комнаты, меня непремѣнно сочли бы за сумасшедшаго. Часто, читая о высокихъ качествахъ этихъ великихъ людей, я вскакивалъ внѣ себя, и слезы ярости и страданья наполняли мои глаза при одной мысли, что я родился въ Пьемонтѣ, и въ такое время, и при такомъ правительствѣ, когда ничто великое не могло быть проявлено ни словомъ, ни дѣломъ и гдѣ можно было лишь безплодно мечтать о великихъ подвигахъ. Этой зимой я усердно занимался также изз’ченіемъ планетной системы и законовъ движенія небесныхъ тѣлъ, вѣрнѣе сказать, тѣмъ въ этихъ наз'кахъ, что можетъ быть понято безъ геометріи, которая все еще была для меня недостз'пна. Дрз’гими словами, я изз⁷чалъ историческзчо часть этой, по существз⁷ математической, наз⁷ки. Не-

смотря на ограниченность моихъ знаній, я понялъ ее настолько, что постигъ величіе творенія, и если бы былъ настолько развитъ, чтобы продолжать дальнѣйшее изуче-ніе ея, то никакая наука не могла бы плѣнять меня болѣе.

Но среди этихъ пріятныхъ и благородныхъ занятій, восхищавшихъ меня, возрастала моя сумрачность, меланхолія и отвращеніе ко всякимъ обычнымъ развлеченіямъ, и мой шуринъ постоянно настаивалъ на томъ, чтобы я женился. По природѣ я былъ скорѣе склоненъ къ семейной жизни; но въ девятнадцать лѣтъ я побывалъ въ Англіи, а двадцати прочелъ и горячо оцѣнилъ Плз'тарха; этого было достаточно, чтобы отвратить меня отъ женитьбы и семейнаго быта въ Туринѣ. Тѣмъ не менѣе, благодаря легкомысленности моего возраста, я понемногу сталъ сдаваться и позволилъ шурину подыскать молодз'Ю наслѣдницу знатнаго рода; впрочемъ, она оказалась довольно красивой, съ прекрасными черными глазами, которые безъ труда заставили бы меня забыть Плз'тарха, подобно томз% какъ Плз^гархъ, быть можетъ, заслонилъ мою страсть къ прекрасной голландкѣ. Я долженъ сознаться, къ своему стыдо, что въ этомъ случаѣ богатство молодой дѣвз'шки прельщало меня больше, нежели красота ея: я разсчитывалъ про себя, что мои доходы, вдвое этимъ з'величенные, дадутъ мнѣ возможность стать болѣе виднымъ лицомъ въ обществѣ. Но тутъ моя счастливая звѣзда поелз'жила мнѣ лз'чше, чѣмъ низменные расчеты. Молодая дѣвз’шка, которая сначала была ко мнѣ расположена, подъ вліяніемъ доброй тетушки, обратила свое вниманіе на другого молодого человѣка. Онъ былъ членомъ большой семьи, и благодаря множеству братьевъ и дядей, его матеріальное положеніе было гораздо хуже моего; но при дворѣ онъ пользовался покровительствомъ герцога савойскаго, предполагаемаго наслѣдника короны, пажемъ котораго онъ былъ ранѣе и отъ котораго впослѣдствіи дѣйствительно получилъ желанныя милости. Кромѣ того, онъ обладалъ прекраснымъ характеромъ и