Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим

Но, оставивъ берега Франціи и высадившись въ Дз’врѣ, мы вдвое меньше стали 43’вствовать холодъ и по дорогѣ въ Лондонъ почти не видали снѣга. Насколько Парижъ мнѣ не понравился съ перваго взгляда, настолько сразу

понравилась Англія, и особенно Лондонъ. Улицы, гостиницы, лошади, женщины, всеобщее благосостояніе и жизнедѣятельность этого острова, чистота и комфортъ домовъ, хотя и небольшихъ, отсз'тствіе нищихъ, постоянный круговоротъ денегъ и промышленности, одинаково распространенной въ столицѣ и въ провинціи, словомъ все то, что прославило этз^т исключительно-свободнзчо и счастливз'іо сторонз'—очаровало меня съ перваго взгляда, и мои два послѣдзчощихъ посѣщенія ея ни въ чемъ не измѣнили этого мнѣнія. О, насколько Англія отличается отъ дрзтихъ госзщарствъ Европы во всѣхъ отрасляхъ общественнаго благосостоянія, благодаря превосходствз' своего правленія! Хотя я тогда не изз'чалъ серьезно кон-ститзщію Англіи, даруюіцуго ей это процвѣтаніе, я все-же сумѣлъ замѣтить и оцѣнить великіе плоды ея.

Въ Лондонѣ иностранцу гораздо легче попасть въ общество, чѣмъ въ Парижѣ. Вслѣдствіе этого и при помощи своего спутника я въ первые-же мѣсяцы з^гвлекся свѣтской жизнью. Моя неотесанность и природная нелюдимость быстро поддались отеческой ласкѣ и любезномз’^- вниманію, которые я встрѣтилъ со стороны князя ди-Массерано, испанскаго посланника, горячо любившаго пьемонтцевъ: онъ самъ былъ родомъ изъ Пьемонта, хотя отецъ его навсегда переселился въ Испанію. Но, черезъ три мѣсяца, убѣдившись, что выѣзды, з’жины и банкеты меня совершенно не развлекаютъ, и я ничего не могу въ нихъ почерпнз'ть, я перемѣнилъ образъ жизни; вмѣсто того, чтобы разыгрывать роль салоннаго кавалера, я предпочелъ взять на себя скромнз^тю должность кз^гчера, ожидающаго у подъѣздовъ. И вотъ я сталъ развозить изъ одного конца Лондона въ дрзъой моего товарища, прекраснаго Ганимеда, которому я предоставилъ славз' любовныхъ побѣдъ. Я такъ освоился со своей новой кз^тчерской должностью и исполнялъ ее такъ развязно, что даже з’спѣшно участвовалъ въ гонкахъ, которыя з'страиваются англійскими і<з^тчерами при разъѣздѣ изъ театровъ и изъ Рен-лафа, безъ з’щерба для экипажа и для лошадей. Итакъ, я проводилъ каждое утро 4—5 часовъ верхомъ, а вечеромъ 2—з часа правя на козлахъ во всякую погоду; зто было единственнымъ моимъ развлеченіемъ до конца зимы.— Въ апрѣлѣ я совершилъ со своимъ всегдашнимъ спутникомъ экскурсію въ лучшія провинціи Англіи. Мы побывали въ Портсмутѣ, Сальсбери, Батѣ, Бристолѣ и вернулись въ Лондонъ черезъ Оксфордъ. Страна эта мнѣ чрезвычайно понравилась, и гармонія, царящая на этомъ островѣ, гдѣ все стремится къ наибольшему общественному благосостоянію, съ каждымъ днемъ все болѣе очаровывала меня. Съ того времени во мнѣ родилось желаніе обосноваться здѣсь навсегда. Не могу сказать, чтобы мнѣ очень нравились англичане, хотя они и казались симпатичнѣе французовъ, такъ какъ отличались большимъ добродз'-шіемъ. Но общій характеръ страны, простота нравовъ, красота и скромность женщинъ, духъ законности въ правленіи, настоящая свобода, отсюда проистекающая—все это заставляло меня вполнѣ примириться съ непріятностями климата, меланхоліей, которз'Ю онъ навѣваетъ и съ раззорительною дороговизной жизни.

Вернувшись изъ этой поѣздки, я съ новой силой былъ охваченъ желаніемъ пз’тешествовать и мнѣ стоило большихъ трудовъ отложить свой отъѣздъ въ Голландію до начала іюня; когда насталъ долго жданный день, я отплылъ изъ Гарвича въ Гельветльвусъ, кзща прибылъ черезъ 12 часовъ благодаря попз^тному вѣтру.

Голландія — пріятная, смѣющаяся страна въ лѣтнее время, но она бы мнѣ еще болѣе понравилась, если бы я посѣтилъ ее до пз’тешествія въ Англію, т. к. все то, чѣмъ восхищаешься въ Англіи: ея населеніе, богатства, чистота, мзщрость законовъ, чудеса оживленной промышленности—все это находишь и въ Голландіи, но въ меньшей степени. Въ самомъ дѣлѣ, послѣ многихъ дрз'гихъ путешествій, увеличившихъ мою опытность, только Англія и Италія изъ европейскихъ странъ оставили во мнѣ желаніе посѣтить ихъ вновь: первая, потомз¹, что з'мѣніе въ ней, такъ сказать, покорило и видоизмѣнило природз^-;

вторая же потому, что въ ней природа всегда энергично возставала, чтобы всячески отомстить часто плохимъ и всегда бездѣятельнымъ правительствамъ.

Во время моего пребыванія въ Гаагѣ, гдѣ я остался гораздо дольше, чѣмъ предполагалъ, я попалъ, наконецъ, въ первый разъ въ жизни, въ любовныя сѣти. Прелестная молодая женщина, бывшая только годъ замужемъ, полная природной граціи, скромной красоты и наивности, ранила меня въ самое сердце. Городъ былъ маленькій, развлеченія рѣдки; я видалъ ее чаще, чѣмъ мнѣ сначала этого хотѣлось; но скоро я сталъ жаловаться, что вижз' ее слишкомъ рѣдко. Не замѣчая этого, я самымъ ужаснымъ образомъ попалъ въ плѣнъ; я уже сталъ думать о томъ, чтобы никогда не покидать Гааіу, будучи убѣжденъ что я не въ состояніи жить безъ этой женщины. Мое непокорное сердце, извѣдавши любовь, открылось также и для чувства нѣжной дружбы. Моимъ новымъ дрзтомъ оказался донъ Хозе д’Акз'на, тогда портз^гальскій посланникъ въ Голландіи.

Это былъ человѣкъ большого з^тма, крайне оригинальный, достаточно образованный, съ желѣзнымъ характеромъ, добрымъ сердцемъ и пламенной, возвышенной дз^гшой. Извѣстное соотвѣтствіе нашихъ замкнутыхъ характеровъ сблизило насъ незамѣтнымъ образомъ, а искренность и пылкость нашихъ дз’іпъ довершили остальное. Такимъ образомъ, въ Гаагѣ я почувствовалъ себя счастливѣйшимъ 'изъ смертныхъ: въ первый разъ въ жизни я ничего на свѣтѣ не желалъ, кромѣ дрз⁷га и любовницы. Я былъ любовникомъ и дрз⁷гомъ, и пользовался взаимностью съ обѣихъ сторонъ; моя душа питалась исключительно нѣж-ныыи чувствами: съ дрзтомъ я говорилъ о любовницѣ, съ ней же—о другѣ. Такимъ образомъ, я вѣшалъ тогда радости несравненныя и до тѣхъ поръ еще невѣдомыя моему сердпу, хотя оно всегда искало ихъ, предчувств)’я ихъ въ будущемъ. Этотъ достойный другъ всегда давалъ мнѣ самые мудрые совѣты. Онъ обладалъ особеннымъ искз’сствомъ (котораго я никогда не забуду) заставлять меня краснѣть и раскаиваться въ пустой и праздной жизни, которую я велъ, никогда не открывая книги, безконечно многаго не зная. Мое невѣжество сказывалось особенно въ томъ, что мнѣ совершенно чужды были многіе великіе поэты, составляющіе гордость Италіи, а также, хотя и немногіе, но значительные ея прозаики и философы; между’ прочимъ, безсмертный Никколо Макіавелли, котораго я зналъ лишь по именп. Это геній, очерненный и искаженный предразсудками въ нашихъ школахъ, гдѣ ограничиваются одной характеристикой, не знакомя учащихся съ его твореніями, и не давая себѣ труща прочесть и понять его. Другъ д‘Акуна подарилъ мнѣ экземпляръ Макіавелли, который я до сихъ поръ храню; я неоднократно перечитывалъ его и сдѣлалъ въ немъ нѣкоторыя замѣтки; но это было много лѣтъ спустя. Какъ ни странно (я замѣтилъ это много позже), но никогда духъ мой съ такой любовью не жаждалъ работы и творчества, какъ въ тѣ времена, когда мое сердце было полно любви. Безъ сомнѣнія, любовь мѣшала мнѣ примѣнять мои умственныя способности, но именно она способствовала ихъ иробу’жденію. Лучше всего я преуспѣвалъ въ литературѣ тогда, когда могъ отдать, въ видѣ дани, плоды своего творчества любимому’ и дорогому су’іцествѵ.

Но это блаженство въ Голландіи продолжалось недолго. Мужъ моей любовницы былъ богатый человѣкъ, сынъ губернатора Батавіи. Онъ часто мѣнялъ мѣсто жительства и, ку’пивъ незадолго передъ этимъ баронское помѣстье въ Швейцаріи, рѣшилъ провести тамъ осень. Въ августѣ онъ поѣхалъ съ женою на воды въ Спа, куда я дружески сопровождалъ ихъ, не вызывая его ревности. Возвращаясь изъ Спа въ Голландію, мы ѣхали вмѣстѣ до Местрихта, гдѣ я былъ прину’жденъ покинуть ихъ—возлюбленная моя должна была ѣхать съ матерью въ деревню, а мужъ ея направился въ Швейцарію, Я не былъ знаком ь съ ея матерью и не имѣлъ никакого удобнаго предлога или приличнаго средства проникнуть въ чужой домъ. Мое сердце разрывалось отъ тоски при этой