Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим

нетерпѣливое любопытство. Что касается меня, я предпочиталъ два раза въ день возвращаться въ соборъ св. Петра вмѣсто того, чтобы смотрѣть новое. Долженъ сказать, что это изумительное собраніе величественныхъ созданій рзжъ человѣческихъ съ перваго раза поразило меня менѣе, чѣмъ я этого ожидалъ и желалъ; мое восхищеніе возрастало постепенно: даже больше того, я только тогда дѣйствительно оцѣнилъ величіе этихъ памятниковъ, когда, много лѣтъ спзютя, утомленный жалкой роскошью сѣверныхъ странъ, вернулся въ Римъ и прожилъ здѣсь нѣсколько лѣтъ.

Глава II.

ПРОДОЛЖЕНІЕ ПУТЕШЕСТВІЯ,—Я ИЗБАВЛЯЮСЬ ОТЪ НАСТАВНИКА.

1767.

Между тѣмъ, зима приближалась и я торопилъ нашего безпечнаго наставника скорѣе ѣхать въ Неаполь, гдѣ было рѣшено провести карнавалъ. Мы отправились въ извозчичьей каретѣ, такъ какъ съ одной стороны дорога отъ Рима до Неаполя была тогда очень плоха, а съ другой, мой камердинеръ Илья, упавъ съ лошади въ Ради-кофани, сломалъ себѣ рз^тку; мы взяли его въ свою карету, гдѣ онъ очень страдалъ отъ толчковъ, по дорогѣ въ Римъ. Въ этомъ слз'чаѣ онъ выказалъ большую дз'шев-ную силу, твердость и присутствіе духа: онъ самъ поднялся, взялъ лошадь подъ уздцы, дотащился пѣшкомъ и безъ посторонней помощи до Радикофани, больше, чѣмъ за милю разстоянія. Въ Радикофани онъ послалъ за хирз*ргомъ и въ ожиданіи его попросилъ засучить себѣ рз^ткавъ, самъ ощупалъ руку и, убѣдившись, что она сломана, вправилъ ее и настолько хорошо, что хирз^тргъ, пріѣхавшій одновременно съ нами, не счелъ нужнымъ поправлять его

дѣло и удовольствовался тѣмъ, что забинтовалъ руку. Менѣе чѣмъ черезъ, часъ мы отправились далѣе, уложивъ въ карету бѣднаго Илью, который, несмотря на жестокія страданія, старался сохранить спокойное выраженіе лица. Въ Аквапенденте у нашей кареты сломалось дышло и мы всѣ очутились въ большомъ затрз^тдненіи, рѣшительно не зная, что дѣлать; я говорю „всѣ“, имѣя въ видз^ только насъ,—молодыхъ людей, стараго наставника и четырехъ слугъ; что касается Ильи, то, несмотря на нодвязаннз’Ю РЗ'ку, онъ больше всѣхъ сзютплся и старался починить дышло. Благодаря его помощи, намъ удалось черезъ два часа пз'ститься въ дальнѣйшій путь и починенное дышло благополучно дотащило насъ до Рима.

Мнѣ захотѣлось упомянуть объ этомъ эпизодѣ моего пз'тешествія, ясно заказывающемъ на мужество и присз’Т-ствіе духа этого скромнаго человѣка; да и вообще я не могу не преклоняться передъ простыми и естественными добродѣтелями, къ которымъ такъ несправедливо относятся недостойные правители, не довѣряя имъ и стараясь ихъ подавить....

Мы пріѣхали въ Неаполь на второй день Рождества; погода стояла почти весенняя. Я никогда не забуду нашего въѣзда отъ Капо-ди-Кина по улицамъ Студи и Толедо. Городъ произвелъ на меня впечатлѣніе чрезвычайно веселаго и оживленнаго.

Первыя впечатлѣнія смѣнились иными, когда пришлось остановиться въ очень скверномъ постояломъ дворѣ, въ грязномъ и темномъ закоулкѣ: лучшія гостиницы были переполнены иностранцами. Эта непріятность омрачала мое пребываніе въ Неаполѣ, такъ какъ помѣщеніе всегда оказывало и оказываетъ большое вліяніе на состояніе моего капризнаго духа.

Съ первыхъ же дней, по рекомендаціи нашего посла, я былъ представленъ во многіе дома. Благодаря пз’блич-нымъ спектаклямъ, безчисленнымъ частнымъ празднествамъ и разнообразію развлеченій, здѣшній карнавалъ показался мнѣ роскошнѣе и интереснѣй, чѣмъ въ Туринѣ.

Тѣмъ не менѣе, въ водоворотѣ новыхъ и постоянныхъ развлеченій, совершенно независимый, богатый, привлекательный по наружности, восемнадцати лѣтъ, въ душѣ я испытывалъ пресыщеніе, скуку и тоску. Наибольшимъ моимъ удовольствіемъ было посѣщеніе новаго театра— буффъ; но музыка, даже и легкая, всегда навѣвала на меня меланхолію, вызывая печальныя и мрачныя мысли. Впрочемъ, въ этомъ я находилъ особую прелесть, которой упивался зъ одинокихъ прогулкахъ по набережнымъ Кіаіа и Портичи. Я познакомился съ нѣкоторыми молодыми неаполитанцами, но ни съ кѣмъ не сдружился: неподатливый характеръ мѣшалъ мнѣ искать сближенія съ людьми и эта особенность, отражавшаяся, вѣроятно, на моемъ лицѣ, мѣшала и друшимъ сойтись со мной. То же было и съ женщинами, къ которымъ я вообще чушство-валъ болыну'ю склонность; я предпочиталъ скромныхъ, а нравился только наглымъ. Кромѣ того, горячее желаніе продолжить пз'тешеетвіе и по ту' сторону' горъ, заставляло меня старательно избѣгать всякихъ любовныхъ цѣпей; благодаря этому въ первое свое путешествіе я избѣжалъ ловушекъ. Я цѣлыми днями ѣздилъ по окрестностямъ, но не изъ-за интереса къ посѣщаемымъ мѣстамъ, а исключительно изъ любви къ передвиженію: мнѣ никогда не надоѣдало ѣхать, а на одномъ мѣстѣ я скорѣе начиналъ скучать.

Будучи представленъ ко двору', я нашелъ большое сходство въ манерахъ между Фердинандомъ IV, которому было тогда лишь 15—іб лѣтъ, и тѣми тремя правителями, которыхъ мнѣ приходилось видѣть раньше: нашего прекраснѣйшаго стараго короля Карла-Эммануила, правителя Милана-герцога моденскаго и великаго герцога То-сканскаго-Леопольда, еще совсѣмъ юношу'. Изъ этого я заключилъ, что всѣ госущари на одно лицо и что всѣ дворы—одна лакейская. Во время пребыванія въ Неаполѣ, я вторично прибѣгъ къ хитрости: я обращался къ нашему сардинскому послу съ тѣмъ, чтобы полу'чить отъ Туринскаго двора разрѣшеніе оставить своего наставника

и продолжать путешествіе самостоятельно. Я прекрасно ладилъ со своими молодыми спутниками и наставникъ намъ ничѣмъ не докучалъ; но при переѣздахъ изъ города въ городъ, нужно было столковываться междз^г собой, въ поискахъ-же помѣщенія онъ постоянно колебался, тормозилъ дѣло и этимъ стѣснялъ насъ. Итакъ, я рѣшился просить министра написать обо мнѣ въ Тз’ршгь, чтобы засвидѣтельствовать мое хорошее поведеніе и доказать, что я вполнѣ способенъ жить и пз'тешествовать самостоятельно. Дѣло къ счастью удалось и я былъ отъ души благодаренъ посланнику, который съ своей стороны отнесся ко мнѣ съ большой симпатіей и посовѣтовалъ заняться политикой, чтобы обезпечить себѣ дипломати-ческзчо карьерз⁷. Это предложеніе пришлось мнѣ по сердцу и я съ удовольствіемъ остановился на немъ мыслью, считая, что этотъ родъ службы наименѣе з’низителенъ; однако, я не предпринималъ ничего для осуществленія своихъ намѣреній. Я никому не говорилъ объ этихъ своихъ мысляхъ и старался держать себя не по лѣтамъ серьезно и благопристойно. Мои природныя качества помогли мнѣ въ этомъ больше, чѣмъ сила воли; я всегда былъ серьезнаго нрава (и это не было обманомъ), и въ самой безпорядочности соблюдалъ порядокъ; заблуждаясь я всегда сознавалъ, что заблз’ждаюсь.

Между тѣмъ, совершенно не разбираясь въ себѣ, не находя въ себѣ способностей ни къ чему и страдая вдобавокъ склонностью къ постоянной меланхоліи, я нигдѣ не находилъ покоя, такъ какъ самъ не зналъ, чего хотѣлъ. Я смѣло подчинялся своей природѣ, не стремясь никогда къ изученію ея. И лишь много лѣтъ спустя я понялъ, откзща проистекало мое несчастье: я убѣдился, что мое душевное равновѣсіе обезпечено лишь тогда, когда сердце полно возвышенной любовью, а умъ занятъ благороднымъ трудомъ. Всякій разъ, какъ мнѣ не хватало одного изъ этихъ з'словій, я становился неспособенъ къ другому и невыразимо тосковалъ и мучился.

Тѣмъ временемъ, мнѣ хотѣлось испытать новую, пол-

ну го свободз'. И не успѣлъ кончиться карнавалъ, какъ я рѣшилъ непремѣнно ѣхать въ Римъ одинъ: нашъ старый менторъ все не назначалъ дня отъѣзда, говоря, что ждетъ извѣстій изъ Фландріи. Я не сталъ болѣе медлить и простился со спутниками; мнѣ хотѣлось покинуть Неаполь и вновь завидѣть Римъ, а главное испытать на дѣлѣ свою самостоятельность. Я не раскаялся въ своемъ постз^тпкѣ, такъ такъ товарищи дѣйствительно просидѣли въ Неаполѣ весь апрѣль и опоздали въ Венецію къ празд-никз⁷ Вознесенія, которымъ я живо интересовался.

Глава III.

ПРОДОЛЖЕНІЕ ПУТЕШЕСТВІЯ.—ПЕРВОЕ ПРОЯВЛЕНІЕ СКУПОСТИ.