Записки прапорщика

Часа три продолжалась беседа русских с австрийцами. Разошлись, лишь когда ротные кухни подвезли к окопам обеды.

Вечером я пошел в 12-ю роту узнать о результатах этого братания. Моросанов, командующий ротой, рассказал, что австрийцы угощали наших ромом и спиртом, меняли у наших солдат свои перочинные ножи, бритвы и другие предметы на хлеб и сало. Разговоров о революции и наступлении не было люди плохо понимали друг друга.

- А ведь интересная история, - рассуждал Моросанов. - Если так весь фронт начнет брататься, пожалуй, с наступлением ни черта не выйдет; раз солдаты сговорятся между собой не стрелять друг в друга и не идти в наступление, офицеры тут мало что смогут сделать.

- Откуда появилась эта идея - брататься? - спросил я.

- Из большевистских газет.

В роте получена телефонограмма из штаба полка, сообщающая, что 28 апреля при штабе дивизии состоится собрание офицерских депутатов по одному от полка для выбора представителя от дивизии на устраиваемый при ставке верховного главнокомандующего в Могилеве съезд офицеров Георгиевских кавалеров.

- Ведь вы Георгиевский кавалер? - спросил меня Соколов. - Вас не послать ли?

- Я - солдатский Георгиевский кавалер, господин капитан, и в ставке организуется, очевидно, союз кавалеров офицерского Георгиевского креста.

- Ладно, пошлем Кочаковского, он Георгиевский кавалер еще по русско-японской войне.

На том и согласились.

Спустя несколько часов новая телефонограмма: при штабе дивизии состоится совещание о выборе депутатов, командируемых в Тулу для связи с нашими запасными полками.

Соколов вызвал меня опять:

- Кого послать? Поезжайте вы, давайте вас выдвинем. Там, очевидно, придется на митингах речи держать.

- Да ведь я не оратор. - Ну, батенька, я помню, как вы на офицерском собрании Савицкого чистили.

- Одно дело Савицкого обругать, другое - выступать на митингах, где несколько тысяч человек присутствует.

Поехал я. Кроме меня были кандидатуры Шурыгина, выдвинутого мной, Борова, выдвинутого от 16-й роты, Калиновского от 14-й роты, остальные роты высказались за меня.

В штабе дивизии в одной из комнат, прилегающих к оперативной части, назначено собрание полковых делегатов. Выборы должны производиться одновременно и в союз Георгиевских кавалеров при ставке, и для командирования в Тулу.

Генерал Музеус говорил о важности выборов:

- Союз офицеров Георгиевских кавалеров будет тем союзом, на который все русское офицерство сможет опереться в дни тяжких испытаний, ниспосланных на нашу родину.

О командировке в Тулу Музеус сказал:

- Тыл стал забывать фронт. В тылу больше митингуют, чем думают о положении в армии. За последнее время совершенно прекратилась посылка пополнений в войска. Действующая армия предоставлена самой себе, ряды ее тают. Надо сказать солдатам запасных полков и их офицерам, что так продолжаться не может. Необходимо полное единение между действующей армией и войсками, находящимися в тылу. Желаю вам, господа, выполнить ваш священный долг. * * *

Пополнений нет. Полк редеет с каждым днем.

Начали увольняться достигшие сорокатрехлетнего возраста. Значителен процент самовольно отлучающихся. За эти полтора месяца из полка выбыло не менее тысячи человек, взамен которых не прибыло ни одного.

29 апреля новая телефонограмма из штаба полка: в Петрограде созывается Всероссийский съезд крестьянских депутатов, от каждой дивизии действующей армии должен быть командирован депутат от солдат-крестьян.

Соколов вызвал меня к себе в землянку, ознакомил с содержанием телефонограммы и предложил обойти взводы, опросить, кого они желают послать своим представителем на дивизионное собрание.

- Можете опросить через фельдфебеля.

Через час фельдфебель вернулся с докладом, что солдаты единодушно просили командировать на дивизионное собрание меня. Я удивился.

- Они говорят, - докладывал Покалюк, - что поручик Оленин знает крестьянский вопрос, сам из крестьян, и лучше него депутата не найти.

Тогда я сам отправился во вторую линию окопов к первому и второму взводам.

- Почему вы меня избираете? Надо выбрать солдата-крестьянина.

- Некого, господин поручик, мы думали. Решили, лучше вас никто наши интересы не защитит. Поезжайте вы.

Часам к одиннадцати у штадива собралось около полутораста солдат. Из всех собравшихся в офицерских погонах был один я. Переживал ощущение страшной неловкости: солдаты смотрят подозрительно, не зная, что я представитель роты.

Долго мялись, не зная, как приступить к выборам. Шофер штаба дивизии Игнатов, молодой кудрявый парень в кожаном костюме, в залихватски надетой фуражке, взял на себя инициативу.

- Товарищи, - начал он, энергично жестикулируя руками, - нам надо избрать на Всероссийский крестьянский съезд своего представителя солдата-крестьянина, который мог бы на съезде отстаивать интересы крестьян, оторванных от мирной жизни. Нам надо избрать такого, которого мы знаем как истинного защитника интересов крестьян, который не предаст нас буржуям. Предлагаю избрать президиум собрания, - закончил Игнатов.

- Его председателем! - закричали депутаты.

- Я предлагаю президиум, а не председателя. Можно по одному от полка.

Так как ротные представители каждого из полков держались кучно, выборы в президиум больших трудностей не составляли. От 11-го полка в президиум выбрали меня. Когда я появился за столом, то услышал позади возгласы:

- А поручик зачем сюда? Кто его выбрал?

- Это от одиннадцатого, они его знают, - примирительно отвечали другие.

- Какой же он крестьянин теперь? Чего их сюда вмешивать? - ворчали одни.

- Ладно, помалкивай, знаем, какой он крестьянин, - настаивали другие.

Сидя на табуретке за столом президиума, я усиленно обдумывал, что бы такое сказать собравшимся делегатам, чтобы вызвать с их стороны больше к себе доверия, старался вспомнить те отрывочные сведения, какими располагал по аграрному вопросу. Но, увы! Ничего путного в голову не приходило.

- Прошу ораторов записываться! - прокричал Игнатов.

Никому первому говорить не хотелось. Набравшись храбрости, я попросил слова.

Делегаты насторожились.

- Товарищи, - начал я. - Нам действительно надо избрать такого делегата, который смог бы отстаивать интересы крестьян. Революция выдвинула в порядок дня осуществление заветной мечты крестьянина: получить землю и волю. Освобождение крестьян в тысяча восемьсот шестьдесят первом году не дало крестьянам того, что они ожидали. Крестьянин получил худшую землю, а лучшие оставили за собой помещики. В целом ряде мест крестьянину курицу выпустить некуда. Надо, чтобы Всероссийский крестьянский съезд обсудил вопрос об отобрании помещичьей земли и равномерном ее распределении среди крестьян.

Войдя во вкус, я рассуждал, почему необходимо, не дожидаясь окончания войны, объявить землю общенародным достоянием, отобрать немедленно у помещиков и передать до возвращения солдат с фронта в ведение земельных комитетов, избираемых на местах.

В самый разгар моей речи к нашему собранию подошла группа штабных офицеров во главе с начальником дивизии Музеусом.

Игнатов прервал меня и скомандовал:

- Смирно!

Солдаты, рассевшиеся на траве, вскочили для отдания чести.

Музеус поздоровался. Велел продолжать собрание, а сам присел около стола. Присутствие Музеуса меня смутило, но я взял себя в руки, выправился и продолжал говорить.

Когда я закончил, со лба градом катился пот. Наградой мне были дружные аплодисменты солдат, отчего я почувствовал большое удовлетворение.

Выступило еще несколько солдат.

- Правильно, - говорили они, - землю надо немедленно отобрать у помещиков, а с разделкой повременить, чтобы не было потом осложнений.

Проговорили часов до двух дня.

По окончании прений было внесено предложение, прежде чем выбирать депутата, составить наказ от дивизии.