Записки прапорщика

Избрали комиссию по составлению наказа. В состав ее вошли Игнатов, я и по одному представителю от каждого из полков и артиллерийских частей.

Следующее собрание назначено завтра в девять утра.

На другой день читали наказ. Громом аплодисментов утверждался каждый прочитанный пункт.

- Правильно! Верно! Вот это так и надо! Хорошо!

Один из солдат внес предложение дополнить наказ пунктом, чтобы кроме отобрания земель у помещиков отобрать и заводы у капиталистов, и дома у домовладельцев.

- Съезд крестьянский, - пробовал возразить Игнатов, - вряд ли эти вопросы станет обсуждать.

- Должен обсуждать! - упорно настаивал на своем внесший предложение. Какой же это иначе будет Всероссийский съезд, если не затронет других сторон нового строя?

Решили наказ дополнить.

Приступили к голосованию.

Заготовили кусочки бумаги, раздали солдатам, на них они должны были написать фамилию кандидата, затем записки опускали в принесенный откуда-то ящик; присматривать специально приставили двоих солдат.

- Давайте сперва обсудим кандидатов!

- Называйте фамилии! - Оленин! - закричали представители 11-го полка.

- Игнатов! - кричали в противовес штабные.

- Морозов! - кричали артиллеристы. Кандидатов набралось двенадцать человек. Игнатов еще раз спросил у собрания:

- Может, полезно обсудить кандидатов, прежде чем за них голосовать?

- Ничего, сами разберемся! - получил он в ответ.

Из урны вывалили на стол груду записок, которые президиум начал подсчитывать. Раз, два, три... десять... тридцать... сорок пять... семьдесят... девяносто пять... сто тридцать четыре.

- Сто тридцать четыре голоса за Оленина! - провозгласил Игнатов.

Солдаты снова вытянулись перед урной. Каждый подходил, крепко держа зажатую в кулаке записку, скрывая ее от других, осторожно вкладывал в ящик.

Открыли урну, считают. За Игнатова девять голосов.

- Довольно тянуть волынку! - закричали солдаты. - Ясно, что Оленин выбран. Ведь кто писал за одного, ясно, за другого писать не станет.

- Итак, выбран почти единогласно Оленин, - резюмировал Игнатов.

- Качать его! - закричали с разных сторон, и мое бедное тело несколько раз взлетело на воздух.

- Товарищи, пощадите, вы мне все кости переломаете! - взмолился я.

Не чувствуя под собою ног, дошел я до своей роты.

Солдаты устроили мне овацию, узнав, что я избран депутатом на крестьянский съезд.

- Смотрите, товарищ Оленин, не отрывайтесь от нас!

Всероссийский Крестьянский съезд

Май, Петроград

Сидя в вагоне поезда, везущего меня в Тулу, я обдумывал, как вести себя на Всероссийском крестьянском съезде.

Надо организовать в группу всех представителей 11-й армии, чтобы было согласованное выступление по вопросам о земле и о войне.

Съезд начнет работу официально пятого мая, но, надо думать, делегаты с фронта запоздают...

Очень хочется повидаться с родными, а жену взять с собой в Петроград.

В Курске столкнулся с прапорщиком Трехсвятским, едущим из Тулы на фронт. Уже стоя на подножке вагона, я спросил Трехсвятского: что в Туле?

- И хорошо и плохо, - ответил Трехсвятский. - Хорошо, что идет чистка запасных полков. Плохо, что совершенно упала там дисциплина. Никаких занятий, ежедневно митингуют, шкурничество: мол, если нас на фронт отправят, кто здесь будет революцию защищать?

Третий звонок, гудок паровоза. Торопясь, я пожал руку Трехсвятскому и вошел в вагон.

Большинство пассажиров из Крыма.

Купе все заняты. Пришлось устроиться в коридоре.

Вошла девушка, лет двадцати - двадцати двух, в изящном лиловом платье, тоненькая, с карими глазами, немного вздернутым носиком. Осмотрелась. Нервно повела плечиками, остановив свой взор на мне. Громко позвала проводника. Я заметил маленькую ножку, одетую в лаковую туфельку и тонкий шелковый чулок. Внимательно осмотрел ее стройную фигурку - девушка хороша.

Она несколько раз прошла по коридору, причем при приближении осматривала меня с ног до головы.

Я делал вид, что не замечаю этого, задумчиво курил папиросу.

- Вы не знаете, - обратилась она ко мне наконец, - скоро Тула будет?

- От Курска до Тулы около трехсот километров, - ответил я. - Этот поезд скорый. Делает в час в среднем километров сорок. Следовательно, часов через семь-восемь будем в Туле. А вы в Тулу?

- Нет, я еду из Симферополя. Имела глупость еще на Пасху поехать в гости к тетке. Туда ехала мучилась, сейчас - еще больше. - Какое же мученье? - удивился я. - Вы едете во втором классе, в купе...

- В купе, - передразнила она меня. - Если в этом купе одни только лоботрясы, какое удовольствие с ними ехать?

- Не нравятся спутники? Здесь, в коридоре, лоботрясов меньше.

- Вы правы. Здесь только один!

И она расхохоталась. Я укоризненно смотрел на нее, не зная, обидеться мне или не стоит.

- Я на фронте почти три года. Для меня это событие - выбраться в тыл.

- Вы с фронта? Правда?

- С фронта. Не верите, могу вам Георгиевский крест показать.

Из бокового кармана я достал свой солдатский Георгиевский крест и приколол булавкой к груди.

- Ах, какой вы интересный! Ну наконец-то я встретила настоящего офицера, боевого, прямо с фронта! А почему у вас такой крест странный? Я таких не видала.

- Это солдатский Георгий.

- Странно... У офицера - солдатский крест?

- Что странного? Я был солдатом, получил крест, потом, за отсутствием других орденов, которыми можно было бы награждать солдат, меня произвели в офицеры.

- А вы совсем не похожи на солдата.

- Ну, еще бы, два года в офицерских чинах пребываю.

- В отпуск едете? К жене?

- Не в отпуск и не к жене. Еду в Питер.

- В Петроград, - капризно протянула девушка. - Говорят, чудесный город. Как бы мне хотелось там побывать, а тут изволь ехать в эту противную Самару. Вы себе представить не можете, что за гнусный город Самара!

- А вы что там делаете?

- Баклуши бью. Маменька мне женихов ищет, а я замуж не хочу. Сама себе жениха найду.

- Теперь время революционное, - пошутил я. - И маменькам пора жениховье дело бросить.

- А какая у меня маменька! От такой тещи не поздоровится будущему муженьку!

- Почему вы своих спутников в купе лоботрясами назвали?

- Ну как же? Молодые, здоровые - а все в тылу околачиваются, даже не офицеры, а, как их называют... в Союзе работают...

- Земгусары.

- Вот-вот, земгусары, со шпорами. Героями себя воображают. Жуть! И я от Симферополя эту муку терплю! - и девушка нахмурила тоненькие бровки. Вы, может, вперед в Самару заедете, а уж потом в Питер?

- К сожалению, не могу. Я в Туле выхожу.

- Зачем же вам в Туле выходить, раз поезд до самого Питера?

- Родных хочу повидать.

- Родных?.. Знаю я этих родных! - погрозила она мне.

В этой болтовне доехали мы до Тулы.

* * *

В Питере решил остановиться у брата своего, Василия Никанорыча, слесаря в трамвайном парке.

Дом, в котором жил брат, - общежитие для рабочих. Большой, шестиэтажный, с квартирами в одну, максимум две комнаты. Поднялся на пятый этаж по узкой крутой лестнице. Брата дома не оказалось, встретила его жена, Елена. Она обрадовалась моему приезду. Немедленно стала собирать чай, закуску. Предложила мне помыться с дороги. Я сказал, что собираюсь пробыть в Питере не меньше месяца и хотел бы найти себе комнату.

- А зачем тебе комната, живи у нас, - сказала Елена.

- Нельзя, голубушка, жена, вероятно, приедет.

- А ты уж и жениться успел?

- Женился.

- Ну, тогда вот Вася придет, он скажет, где тут поблизости можно найти. А обедать, милости прошу, у нас.

- Если не будут кормить на съезде, попрошу вас взять меня в нахлебники.

Пришел Василий. Разговор пошел о Петрограде.

- Сейчас хорошо, рабочим - лафа. Не то что раньше было. Одно плохо: хлеба нигде без карточек не достанешь, да и по карточкам не всегда дают.