Самсон. О жизни, о себе, о воле

– Оставь пацана, я сказал. По моей просьбе он это делает. – Тихон слегка кивнул в мою сторону.

Все с напряжением наблюдали за происходящим.

Наконец конвоир сделал глубокий вздох и уже как можно спокойнее ответил:

– Хорошо, Тихон, как скажешь. Для тебя все, что угодно.

Вор отпустил руку конвоира и как ни в чем не бывало повернулся к нему спиной. Через мгновение хлопнула дверь, и все расслабились.

– Как зовут тебя, пацан? – спросил Тихон, повернувшись ко мне.

– Самсон.

– Ну что ж, Самсон так Самсон. Подсаживайся ближе, чифирить будем.

Приглашение самого вора в законе многого стоило. Ради такого можно было пойти на что угодно. Не каждый удостаивался чести почифирить с вором.

Так я первый раз воочию встретился с настоящим законником. То немногое время, которое нам было отмерено, пока нас не раскидали по хатам, Тихон в основном разговаривал со мной. Он расспрашивал меня о прошлой жизни, о ближайших планах, да и вообще о моих взглядах на жизнь. В конце концов он сказал:

– Хороший ты парень, Самсон. Есть в тебе и дух, и характер. Если так себя и дальше будешь держать, то все у тебя получится. – А на прощание протянул мне свои четки со словами: – Возьми, Самсон. Это тебе мой подарок. Знающим людям он многое даст понять безо всяких слов.

Я немного замешкался, не зная, принять ли такой подарок или нет. Четки были сделаны из слоновой кости в виде змеи, у которой вместо глаз были вклеены красные камешки. Позже я узнал, что это были гранаты.

– Бери, бери. От таких подарков не принято отказываться, – пояснил Тихон, отдавая мне четки.

Я взял подарок и тут же увидел, какими глазами на меня смотрели все остальные. В них были и зависть, и восхищение, и недоумение относительно того, почему вдруг Тихон совершил такой поступок. И только спустя годы, когда я сам стал вором в законе, я понял, что тогда, в этапке, Тихон уже знал, кто из меня получится в будущем. Позже я и сам умел среди множества претендентов выбирать именно того, кто был достоин.

Для остальных появление среди нас Тихона тоже не прошло даром. Кроме того, что многие смогли первый раз в жизни воочию увидеть настоящего вора в законе, так еще благодаря ему избежали резиновых дубинок буц-команды. Нас спокойно развели по камерам.

А потом была зона общего режима. Моя первая взрослая настоящая школа. Почему настоящая? Да потому, что общий режим – это то место, куда человек попадает первый раз и где, собственно, происходит становление его личности. В свои двадцать лет каждый мнит себя блатным. Здесь нет людей, которые имели бы опыт в тех или иных делах, и поэтому все делается, исходя из собственных представлений о жизни. И, кстати, не всегда они бывают правильными. Как я тебе уже рассказывал, сын, тюремная почта работает получше любой сотовой связи, и поэтому, когда я пришел в зону, обо мне уже многое было известно.

После всех ментовских мероприятий и распределения в отряд меня и еще нескольких человек выпустили в зону. На пороге меня уже встречала местная братва. Четверо молодых людей немногим старше меня самого стояли в вальяжных позах и демонстративно крутили четки.

Кстати, сын, хочу тебе рассказать кое-что о такой криминальной атрибутике, как четки. Многие считают, что эта вещь должна принадлежать только высшей касте криминального мира, хотя на самом деле это не так. Сами по себе четки перекочевали к нам с мусульманского Востока и закрепились именно в криминальном мире. Поначалу действительно ими пользовались только авторитеты, но со временем это стало доступным всем остальным. Дело в том, что многие, первый раз попадая за решетку, хотят поскорее приблизиться к воровскому миру. Некоторые начинают постепенно узнавать эту жизнь, делая для себя какие-то выводы, но большинство ограничивается тем, что набивает себе наколки и учится крутить четки, не вникая в понятия.

– Здорово, Самсон! – поприветствовал меня один из братвы.

– Здорово, – спокойно ответил я и оглядел встречающих.

Все четверо были одеты в черные блестящие робы, причем создавалось такое впечатление, что их пошили на заказ. Одежда была подогнана, как у лучших портных. На головах красовались такие же черные фески. Вообще-то головные уборы заключенных похожи на фуражки французских жандармов. И в правилах исправительно-трудовых учреждений прописано, что каждый арестант должен носить головной убор. При этом не какой-нибудь, а установленный администрацией. В этой зоне носили такие вот фески. Это позже я узнал, что в зоне всегда находились мастера портного дела, которые за определенную плату могли из обычной робы сделать произведение искусства.

– С приездом тебя, Самсон, – сказал все тот же парень из братвы. – Я – Жиган! – Он протянул мне свою руку, и я увидел на ней перстень, по которому сразу определил, что Жиган тоже был на малолетке. – С остальными познакомишься по ходу дела, – добавил он.

Я обратил внимание на то, что каждый из них с интересом рассматривал меня, видимо, мысленно пытаясь сравнить увиденное с тем, что им уже рассказали про меня.

– Пойдем, чифирнем, пообщаемся. Заодно и со смотрящим познакомишься.

Я покосился на баул, с которым неудобно было идти, так как после шмона он напоминал мешок, из которого торчали разные вещи.

– За вещи не беспокойся. Их отнесут в отряд. Кстати, куда тебя распределили?

– Во второй.

– Тогда вообще никаких проблем – это наш отряд. Пойдем! Серый, возьми у пацана баул и неси в отряд! – последовал приказ, и не успел я опомниться, как мои вещи подхватил какой-то мальчишка сомнительного вида и быстрым шагом направился в сторону бараков. На мой немой вопрос Жиган поспешил объяснить:

– Это Керя, наш шнырь. Еще на тюрьме проиграл в карты, теперь вот помогает нам по хозяйству – принеси, подай, иди, не мешай… Ну ладно, пошли в отряд, – он хлопнул меня по плечу, как своего старого кореша.

Отрядом оказался одноэтажный барак, рассчитанный на сто человек. Первое, что бросилось мне в глаза, – чистота. Не такая показательная, конечно, как на малолетке, но везде был порядок. Шконки заправлены, полы вымыты, стены покрашены. Жиган поймал мой удивленный взгляд и не без бахвальства сказал:

– На свои бабки ремонт сделали. Все-таки нам здесь жить.

Позже, когда я побывал в других бараках, то понял, почему в его словах звучала гордость. Во всех остальных помещениях, включая столовую, царила полная разруха. Стены не видели свежей краски, наверное, со времен Сталина, когда была построена эта зона. Деньги на ремонт, скорее всего, выделялись, но оседали в карманах администрации, которая считала, что чем в худших условиях будут находиться осужденные, тем поучительнее для них станет первый срок.

В конце барака, куда мы пришли, находился угол, отгороженный занавесками, сделанными из казенных серых простыней. Издали он напоминал шатер, так как верх тоже был закрыт.

– Вот, Семен, встретили Самсона, все как положено, – сказал Жиган, откинув простынь, служившую входом.

На шконке сидел мужчина лет сорока. В отличие от остальных на нем были спортивные штаны, белая майка, а на ногах красовались кожаные тапочки без задников. Но не только внешность отличала его от других сидельцев. Я сразу почувствовал, что этот человек старше нас не только по возрасту, но и по опыту. В его движениях чувствовалась уверенность, а во взгляде угадывалась какая-то глубина и даже мудрость. Со временем, общаясь с ним, я узнал, что Семен попал на зону за убийство и получил вышку. Просидев в одиночной камере два года в ожидании исполнения приговора, он попал под амнистию, и вышку заменили на пятнадцать лет с отбыванием первого пятерика на крытом режиме. И только после этого он попал на зону, где мы и встретились. Вот так с первого захода Семен успел пройти больше половины воровского пути: побывать в одиночке, посидеть в крытке… Естественно, придя сюда, он сразу стал смотрящим.