Ураган. Последние юнкера

— А не научите ли вы меня, как попасть в Новочеркасск. Я хочу поступить куда-нибудь сестрой.

— Нет ничего проще. Сегодня ночью нас сменяет на этой станции другой бронепоезд, а мы отправимся именно в Новочеркасск, куда и вас можем доставить.

До позднего вечера в салоне-вагоне царило оживленное веселье. В присутствии интересной барышни молодежь подтянулась и старалась развлечь ее, ухаживая напропалую. Была принесена гитара, под аккомпанемент которой пелись романсы и песни. Заводили граммофон, и Наташа провела этот вечер так хорошо, как давно не проводила. Около одиннадцати часов, поблагодарив радушных хозяев, она отправилась в свое купе. Мягкий пружинный матрац, тепло, разливавшееся от парового отопления, а главное, усталость от долгого пути, так на нее подействовали, что чуть голова ее коснулась подушка, как она уже спала крепким сном. Временами она просыпалась и с удивлением слышала мерное постукивание колес о стыки рельс. Не желая разгуливать сон, она не останавливала мысли на этом явлении и снова

предалась сладкому сну. Долго спала Наташа, как вдруг за стеной ее купе раздался отчаянный крик. Наташа мгновенно проснулась и стала прислушиваться. Крик повторился. Она узнала голос командира. Но какими-то странными и не естественными показались ей голос и тон. Да и сами слова несоответствовали мирной обстановке спокойно идущего поезда.

«Давайте его сюда! Господи, последний снаряд! — неслось из-за стены. — Расступитесь, я сам наведу. Да двигайтесь же, не видите что ли, что паровоз совсем близко! Ух, слава богу!»

Мало-помалу командир затих.

— Вероятно, во сне, — решила Наташа, снова укладываясь на диван.

Когда она проснулась, было позднее утро и яркие лучи солнца освещали ее купе. Поезд стоял. Выглянув в окно, она увидела небольшой городок с блестящими куполами храмов, утопавших в садах.

— Вот я и в Новочеркасске, — обрадовалась она, быстро одеваясь.

— Поздненько вы, сестра, — приветствовали ее офицеры, когда она вошла в салон-вагон.

— Пожалуйте сюда, — пригласил ее командир, сажая радом с собой. — Сейчас вам чайку подадут. Ну, как вам спалось?

— Прекрасно, благодарю вас. Я и не заметила, как очутилась в Новочеркасске. А скажите, господин полковник, что это за крики я слышала ночью. Кто-то просил подать какой-то последний снаряд. Про какой-то паровоз говорил. Я, было, испугалась сначала.

— Ах, это значит, опять во сне кричал, — виновато улыбнулся командир. — Вы уж извините за беспокой-

ство. Дело в том, что когда мы впервые на нашем бронепоезде пришли к расположению неприятеля, то попали в горячий бой и расстреляли все снаряды. Только один сберегли в запас. Когда бой кончился, неприятель отступил, мы успокоились, и вдруг со стороны большевиков заметили несущийся полным ходом прямо на нас паровоз. Большевики его пустили как брандер. Что тут делать? Уходить? Но для этого время надо. Стрелять? Но у нас всего один снаряд. Взобрался это я на заднюю площадку, зарядил пушку и, подпустив паровоз на несколько саженей, выпалил. Слава богу, снаряд попал в котел, который мгновенно взорвался и паровоз остановился. Вы понимаете, если бы я промахнулся, то от нашего поезда ничего бы не осталось. Вот с тех пор, почти каждую ночь бужу своих соседей. Уж вы извините. Ах, да, кстати. Вы говорили, что хотите поступить сестрой в один из отрядов. Не так ли?

Наташа подтвердила.

— Сегодня ко мне заходил командир одного конного отряда, есаул Греков. Я ему рассказал про вас, а он очень обрадовался и хочет пригласить вас в свой отряд. Разумеется, если вы умеете ездить верхом.

Наташа, так любившая верховую езду, очень обрадовалась этому предложению.

— Я прекрасно умею ездить, — заволновалась она. — Где же мне найти есаула?

— Вы не беспокойтесь. Сегодня он у меня обедает, так что вы успеете с ним переговорить. Немножко дикое, чтобы не сказать больше, название этого отряда. Жюлем Верном отдает от него.

— А как он называется?

— Отряд белого дьявола.

— Да, страшное название, но ведь не в названии, в конце концов, дело.

— Конечно, конечно.

В разговорах незаметно пролетало время и в салоне-вагоне стали накрывать стол к обеду.

— А вот и Греков, — выглядывая в окно, произнес командир.

Минуту спустя в вагон зашел молодой, но совершенно седой офицер. Седина необычайно шла к его молодому лицу и делала его наружность примечательной.

— Милости прошу, — протягивая руку, произнес командир. — Прошу познакомиться. Есаул Греков, — рекомендовал он. — А это та барышня, о которой я вам рассказывал.

— Так вы сестра милосердия? — крепко пожимая руку Наташе, осведомился Греков.

— Да, я сестра.

— А верхом ездите?

— Очень люблю и умею, — отвечала она.

— Вот и прекрасно. Я имею сделать вам одно предложение. Хотите поступить в мой отряд?

— С большим удовольствием.

— Только должен вас предупредить, что придется переодеться в мужской костюм.

— Это для меня не ново, только вот костюма я не взяла с собой.

— Об этом не беспокойтесь. О костюме я сам позабочусь. Так, если вы окончательно решаетесь, позвольте мне ваши документы. После обеда я буду в штабе, где выполню все формальности, а завтра, в десять часов утра, идет наш поезд, на котором мы вместе и отправимся к отряду.

На другой день, около шести часов утра, в купе, где - ночевала Наташа, постучался Греков, сопровождаемый портным.

— Вот, сестра, портной, который пригонит и переделает, если понадобится, мужской костюм, которой я получил для вас. У него же сапоги, папаха и белье для вас.

Когда портной окончил свою работу, Наташа переоделась и взглянула в зеркало. Перед ней стоял прелестный четырнадцатилетний мальчуган.

Глава Ш

Революция застала Карягина в Петербурге, где он отдыхал, пользуюсь отпуском после ранения. Далеко де глупый человек, он быстро понял, что при новом строе центр тяжести сосредоточен в правительстве, а в совете рабочих а солдатских депутатов. Крайне честолюбивый, он мечтал если не о наполеоновской карьере, то, во всяком случае, о солидном и влиятельном посте в будущей России. Еще не принимая никакого решения, Карягин стал посещать этот совет, не пропуская почти ни одного заседания. Чем чаще посещал он эти собрания, тем больше и больше росло в нем убеждение, что правительство существует лишь до тех пор, пока советы позволяют ему это, что рано или поздно они столкнут его и возьмут власть в свои руки. Не укрылось от его наблюдательного взгляда то, что сам совет делится на две группы: знающих и незнающих, причем знающие делали вид, что они такие же члены совета, как и незнающие, но тем не менее это они руководили

политикой совета, пользуясь незнающими как орудием для осуществления своих целей. Время шло и Карягину пора было ехать на фронт, но он сначала всякими законными путями оттягивал отъезд, а затем попросту перестал считаться с военной властью, убедившись в ее слабости и в своей безнаказанности. Далеко не трус, он оставался в Петербурге не потому, что боялся войны, а потому, что новые, открывшиеся после революции, возможности волновали его честолюбие. «Во время примкнуть к нужной партии, и я буду шишка», не раз говаривал он себе. Приезд и беспрепятственная агитация Ленина окончательно раскрыли ему глаза, и он записался в партию большевиков. Как ни увлекала Карягина завязавшаяся борьба, мысль о Наташе не покидала его. «Вот упрочу здесь свое положение и тогда примусь ее разыскивать», думал он часто. «Тогда уж ей от меня не увернуться. Все равно защитить будет некому. Жениться, так женюсь, а нет, так и без брака она будет моею», мечтал он, расхаживая по комнате. Теперь, после переворота, он занимал уже одну из видных должностей в военной секции и жил в Смольном институте.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Карягин, прекращая свое хождение.

В комнату просунулась голова красногвардейца.

— Товарищ, вас в секцию просят.

— Поминутно беспокоят, — пробурчал Карягин, надевая френч, и выходя из комнаты. В зале, который занимала секция, его встретил, одетый тоже во френч, человек среднего возраста, с ярко выраженным типом семита.