«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

корабля и только секунды две не слышал моторов. Интересно отметить первую встречу нас на Руднике и сравнить с

последующими нашими полетами туда же. Но об этом ниже. Дома застаем пакет. Спешно просят сфотографировать

Командир 2-го корабля штабс-капитан Панкратьев, стоит второй слева.

исходящий угол Язловца от гипсовой мельницы до южного предместья включительно. Просят нас,

так как легкую авиацию уж очень сильно обстреливают и уже один аппарат подбили. Ладно, завтра идем.

Сговариваемся, готовимся. Да и на Гудынку-то должен был идти 13-й, но почему- то не мог. На съемку идти

ему даже и не предлагаем. 5 мая забираем бомбы в 10 и 20 фунтов и идем мимо Язловца. Пристреливаюсь по

окопам. Конечно, по обыкновению посадил бомбу в окоп. Идем дальше. Только стали идти в тыл, посыпала

шрапнель. Идем на Лещанце — Сороки. Разбиваю двумя бомбами какие-то два домика с красными крышами в

дер. Лещанце. При этом один загорелся и горел белым дымом. Дальше какие-то обозы. В дер. Сороки целей

нет. Идем обратно. Убираю прицел, освобождаю люки, уступая их фотографам. Фотографируют двое:

Колянковский и моторист Терентьев. Иду к дверям, волоку туда же оставшиеся бомбы. Подходим к Яз- ловцу.

Я вижу две батареи, которые опять начинают стрельбу по нас. Жду, когда примерно подойдем к ним, и

начинаю их угощать бомбами. Бросал в двери, не пользуясь прицелом. Выкинул бомбы и схватился за

пулемет. Показал Павлику батареи, и мы сыпем без перерыва. Устраиваем «сыгровку». Павлик строчит, я

меняю обойму. Вижу, что Павлик сейчас перестанет, и я начинаю. В это время Павлик кончает обойму, меняет

ее и тоже вступает. И так треск непрерывный, то двойной, то одиночный. Пулеметы работают идеально.

А что это? Пляска шрапнели совершенно прекратилась. Ни одного выстрела. Фотографы уже

работают. Мы величественно плывем с одного конца участка на другой. Поворачиваем опять, проходим

участок, опять поворачиваем и идем вдоль окопов. Мы все стреляем, бьем куда попало. А немцы точно

умерли. Ни одного выстрела. Как же так? Это бомбы да пулеметный огонь их проняли. Радуемся, хохочем.

«Что же ты этих мало посыпал?» Успевает попасть всем.

Съемку производим совершенно без всякой помехи, спокойно, как у себя на аэродроме. А туда шли,

были даже пробоины. Справляюсь у фотографов, кончили ли работу. «Давно все сняли, и раза по три». Вижу,

что Панкрат нетерпеливо оборачивается. Машу ему рукой, что, дескать, можно идти домой. Идем домой,

огонь из пулеметов прекращаем.

Начинаем приборку корабля, так как из-за множества гильз трудно ходить. Сперва выбрасываю

несколько горстей. Потом вспоминаю, что можно кого-нибудь до смерти перепугать внизу. Да и Эскадра

просит присылать пустые. Сметаю их на закрытый предварительно прицельный люк. Все же они откуда-то

опять появляются и катаются под ногами в подавляющем количестве. Колянковский, окончив

фотографирование, отправился назад, разлегся на лежанке

Штабс-капитан С.Н. Никольской, автор мемуаров, с Великой Княгиней Марией Павловной.

и благодушествует. Вынул из кармана газету и, лежа, ее читает. Нас с Павликом это возмущает.

Начинаем бомбардировать его стреляными гильзами. Одна попадает в газету. Колянковский вскакивает и

ругается:

— Что вы делаете, черти? Пенсне разобьете! Уверяем его, что во время полета читать газету непри-

лично, и усаживаем около двери на патронном ящике. Болтаем. Хорошо! Дело сделали, идем домой. У

моторов малый газ. Можно свободно болтать, и мы, точно у себя на балконе, собрались у дверей. Терентьев

сидит рядом с Панкратьевым и учится управлять. В воздухе тихо, и на малом газе корабль идет как-то

особенно плавно, можно надолго бросать управление. Вот и дома. Садимся.

Проявляют фотографии. Пока пьем кофе, приносят уже первые снимки. Расшифровываем,

отыскиваем лучшие и подклеиваем один к другому. Получается непрерывная линия, верст 15 в длину и верст

5 шириной. Великолепно. И на 40 снимках с лишком — ни одного разрыва. А как шли туда и сняли Стрыпу

около Русилова, на одном снимке вышло четыре разрыва под кораблем. Ура! Я сам добился этого сегодня. В

первый раз помещаем в донесении: «Бомбами и пулеметным огнем с корабля Язловецкие батареи были

принуждены прекратить обстрел». Вот уже первые плоды дум и рассуждений о действиях тяжелых аэро-

планов.

Штаб армии присылает телеграмму с сугубой благодарностью, а также отдает таковую в приказе.

Воробьев и Те- рентьев получают Георгиевские кресты за полеты. Устраиваем торжество. Читаем приказ,

поздравляем новых кавалеров.

ПРОРЫВ ФРОНТА

Штаб просит не летать и приготовиться. Будет прорыв. Нам будет большая работа. Запрашивают, нет

ли зажигательных бомб. Отвечаем, что специальных нет, но пожары произвести сможем, так как есть

тротиловые (тринитротолуол). Мы с Воробьевым стащили их у воздухоплавателей, когда стояли в Лиде. Те

все равно бы их уничтожили, а теперь они пойдут в дело. И вот выволакиваем свой запас тротилок.

Двухпудовки весят, в сущности, три пуда, но, чтобы не беспокоить Панкрата, говорю, что два. Панкрат

последнее время не велит сильно грузить корабль, и мне все время приходится ставить вес меньше, чем есть

на самом деле. Уж очень соблазнительно прихватить лишку.

Разряжаю несколько динамитных 10-фунтовок и заполняю их тротилом. Туда же кидаю гайки,

обрезки болтов, гвозди и прочую дрянь. Приготовились. А пока что благодушествуем. Едим землянику,

клубнику и черешни. Соловьи в парке так распелись, что спать не дают. Отняли у обозников кое-что

награбленное. На нашу долю пришелся пудовый бидон рома, так что по вечерам пьем чай с ромом и даже

варим «жженку». Начинают перепадать дожди.

А вот и дело. Приезжает ротмистр Ильин, командир 7-го дивизиона. Сговариваемся относительно

работы. Предполагается следующее: совместно с пехотой атаковать Язло- вецкий выступ и прорвать в этом

месте фронт противника. После артиллерийской подготовки пехота идет на штурм. Авиация зажигает в тылу

пожары, разыскивает и бомбардирует резервы противника.

23 мая начинается непрерывный гул канонады. Идет дождь. 24-го надо идти с утра. Гром канонады и

дождь, лететь нельзя. Панкратьев нервничает, устраивает мне сцену по поводу того, что я, дескать, прозевал

момент и клочок чистого неба. Что надо было выйти смотреть, пока еще шел дождь. Но сцену обрывает

новый ливень. Панкратьев, раздраженный, уходит к себе.

Вечером телеграмма: первая линия взята, 100-метровая тоже. Наши войска остановились у третьей.

Позади есть резервы противника — разбить их! Сговариваемся, как идти. Подходить с юго-востока и громить

(ветер северо-западный). 25-го в 4 ч 10 мин вылетаем. Идет и 13-й корабль. Облачно. Настроение

торжественно-серьезное. Идем: Панкратьев, я, только что приехавший на должность артиллериста К.

Смирнов25 и Павлик. Бомб нагорожено в корабле столько, что пройти нельзя. Двухпудовки висят в кассете.

Две кассеты полных, остальное на полу. Подходим к Яз- ловцу. Вижу сильно разбитые окопы противника. Но

они уже пустые, точно мертвые. Замечаю своих. Вижу, где держится противник, — дальше, в уцелевшей части

Язловца. Вижу войска: батальона три-четыре. Ага, резерв. Идем туда. Здесь лощина с хатами, и между ними

люди. Прицел поставили заранее. Приготовиться! Грох!.. Одна пудовая, три двухпудовых тротилки.

Одновременно сваливаю три 35-фунтовых осколочных и немного мелочи. Разрывы, облака дыма, сразу же

пожары. Одну 25-фунтовую тротилку бросаю в группу уцелевших домов, где вижу автомобиль, людей и

лошадей. Высота 2600 м, но видно хорошо. Попадания великолепные.

Даем круг на кругу. Вижу массу артиллерийских запряжек. Дальше на поляне повозки, много