А. Блок. Его предшественники и современники

лирических вздохов своего партнера. Тему Арлекина повторяет пара черно-

красных масок, в любви которых нет ничего, кроме убийственной односторонне

чувственной стихийной страсти. В сущности, ущербный характер любви

каждого из соперников и является причиной того, что живой человек

превращается в картонную куклу. Средневековая пара любовников отчетливо

напоминает героев театрализованного романа «Стихов о Прекрасной Даме».

Таким путем — отвлеченной, далекой от реальных коллизий героикой — не

преодолеть реальных трудностей жизни, как бы говорит здесь Блок. Но их не

преодолеть и поэзией «стихийности», бездумным следованием ходу жизни. Эта

тема, тема Арлекина, во многом театрально реализует поэзию стихийной

страсти, которая пришла в лирику Блока после «Стихов о Прекрасной Даме» и

нашла крайнее выражение в цикле «Снежная маска».

Выше говорилось о том, что Блок трезво видел недостатки односторонне

духовной драматургии Метерлинка. Столь же трезво он оценивал и

неполноценность другой линии модернистской драматургии, в которой

воспевались «стихийные», темные, своевольные стороны человеческой

психики. Уничтожающую критику такого рода тенденций Блок дает, например,

в рецензии на спектакль театра В. Ф. Комиссаржевской «Пробуждение весны»

Ведекинда. Подобная проблематика, утверждает Блок, может иметь успех

только в «кругах, обреченных на медленное тление, в классах, от которых идет

трупный запах» (V, 195). Пьеса Ведекинда — произведение слабое, эпигонское,

однако аналогичные идеи развивались и в произведениях несравненно более

сильных, скажем, в «Елене Спартанской» Верхарна. В какой-то степени, в

совершенно иных формах, далеких от «утонченной эротомании» (V, 194),

подобные тенденции были свойственны и творчеству самого Блока.

Соотношение образов в «Балаганчике» и оценка поэтом в этой связи образа

Арлекина показывают, что Блок должным образом оценивал, понимал характер

такого рода явлений в самой жизни.

В сюжете «Балаганчика» Пьеро и Арлекин одинаково повинны в том, что

Коломбина превратилась в картонную куклу, в мертвую вещь. Они оба

односторонни. Они и не соперники в подлинном смысле слова, конфликт их сам

носит картонный характер. Поэтому в кульминации пьесы, в сцене

превращения Коломбины в куклу, они пляшут вокруг нее, а затем бродят

обнявшись по заснеженному городу. Они — «двойники», т. е. представляют

собой как бы разные половинки одной и той же, распавшейся в современных

условиях, единой человеческой личности. Их любовь искренна, подлинна, но

она приводит к тому же результату, что и поклонение Мистиков.

При этом глубочайший смысл пьесы скрыт в противопоставлении

Мистиков и Автора, с одной стороны, Пьеро, Арлекина и Коломбины — с

другой. Сюжет пьесы слишком сложен, изощрен (хотя и абстрагирован до

схемы) для того, чтобы это противопоставление было наглядным. Более всего

оно сказывается в том, что о любви Пьеро, Арлекина и Коломбины рассказано

стихами такой силы, на какую вообще способен Блок-лирик. Сама категория

«лирики», столь существенная для Блока, обнаруживает здесь свою двойную

природу. Блок считал субъективистскую «лирику» характерным явлением эпохи

общественного упадка, когда расшатаны старые общественные и нравственные

связи. Но есть и другая лирика, утверждающая высокую человечность. Такой

лирикой наделен в пьесе Пьеро, при всех своих карикатурных неудачах просто

и возвышенно любящий Коломбину.

Не случайно Блок рисует своих основных героев, актеров площадного,

народного театра, как людей, наделенных подлинными чувствами. Даже театр,

т. е. нечто по природе своей иллюзорное, оказывается чем-то более настоящим,

серьезным, человечным, чем самые высокие проявления жизни у господ в

сюртуках, людей социальных верхов, — их религия, философия, искусство.

Любопытно, что, когда «Балаганчик» был поставлен В. Э. Мейерхольдом в

театре В. Ф. Комиссаржевской, кадетская «Речь» обрушилась на Блока за то, что

он в своем «Бедламчике», как выражался рецензент, рискнул избрать в качестве

главного героя актера народных зрелищ, «обыкновенного русского

Петрушку»259. А рецензент мракобесного суворинского «Нового времени»

проговаривался: «Да не сатира ли над самой публикой этот “Балаганчик”? »260

«Балаганчик» действительно во многом был издевательством над «самой

публикой» в сюртуках и вечерних туалетах — и именно потому, что

«обыкновенный русский Петрушка» и его Маша — Коломбина представлялись

здесь со всей силой блоковского далеко не только «изящного» лиризма. В

героях первого плана есть подлинная трагичность. Объективность

259 Речь, 1907, 1 (14) янв.

260 Новое время, 1907, 3 (16) янв.

происходящего выражается именно в том, что это герои социальных низов и

драма их — простейшая драма невозможности реализовать, воплотить свои

самые элементарные чувства. Тема последнего, наиболее драматического

монолога Пьеро в первоначальной черновой наметке, впервые прочитанной

мною, формулировалась так:

Ты номер последней газеты купи,

Там много найдешь картонных невест261.

Примечательно то, что о невозможности для Пьеро (Петрушки) воплотить

свою любовь говорится как о чем-то массовом, повседневном, злободневном.

Трагизм этот вполне конкретен исторически — социальные верхи всеми

способами, вплоть до своего вконец опошленного искусства (Автор), создают

обстановку «картонности», т. е. поддельности, мнимости. Наиболее же

трагично то, что неподлинность проникает в самые души людей. Человеческое

сознание в этой атмосфере становится раздробленным, ущербным, сам герой

(притом — совсем простой герой) превращается в двух героев, из которых один

неполноценен тем, что он только чувственное существо, другой же — только

бесплодно вздыхающий мечтатель. Так Блок открывает читателю и себе самому,

в чем причина невозможности существования полноценного героя в

современном театре: поэт не находит полноценного человека в самой

действительности. Так открывается, между прочим, и иллюзорный характер

«героики» «Стихов о Прекрасной Даме». «Героика», далекая от «последнего

номера газеты», мнима, не «театр больших страстей и потрясающих событий»,

но всего лишь «балаганчик». А подлинная лирика в условиях современной

жизни, даже в сюжете «балаганного» типа, обнажает «пропасти, противоречия и

прозрения современной души».

В связи с переговорами о печатании второй своей драмы — «Король на

площади» Блок писал 17 октября 1906 г. В. Я. Брюсову: «Вероятно, революция

дохнула в меня и что-то раздробила внутри души, так что разлетелись кругом

неровные осколки, иногда, может быть, случайные» (VIII, 164). Значение

«Короля на площади» в творческой эволюции Блока состоит именно в том, что

теперь Блок более остро начинает понимать, что выявление противоречивости

современной личности (а это было главной темой уже «Балаганчика») связано с

революционной эпохой. В «Короле на площади», особенно в первой редакции,

Блок пытается дать тему внутренней противоречивости личности в

нераздельном единстве с социальными контрастами, с социальным

неравенством. Вообще опыт работы над второй драмой многое сделал явным в

творчестве Блока. Стремясь к наиболее обобщенному воплощению

волновавших его проблем, Блок попытался здесь свою прежнюю образную

систему, фактически отвергнутую уже в «Балаганчике» и в окружающих

«Балаганчик» стихах, испробовать еще раз на прямом и непосредственном

изображении современных событий.

В «Короле на площади», в известной мере развивающем в драматической

261 Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 654, оп. 1, ед. хр. 141, л. 29.