За каждую пядь земли...

Гаубицы стояли рассредоточенно, метрах в 100–150 одна от другой, уступами: дивизион одновременно прикрывал магистральное шоссе от танков противника на случай прорыва. У первого же окопа я увидел артиллеристов, работавших кто в нательных рубашках, а кто и голым до пояса. Дело подходило к концу: бойцы носили охапками траву, застилали ею брустверы, втыкали в мягкую [57] землю срубленные неподалеку ветки кустарника. Здесь же трудились командиры расчетов и взводов.

Орудие было строго сориентировано в основном направлении стрельбы, которое обозначали на местности хорошо видимые вехи. Наводчик показал мне точку наводки — это было отдельно стоящее дерево.

— Дивизион готов к открытию огня, — доложил старший на батарее, командир 1-го огневого взвода. — Подготовлена и первая партия выстрелов. Можете посмотреть их, товарищ полковой комиссар.

Мы спустились в орудийный дворик, подошли к нише с боеприпасами. На ее плоской как стол площадке, хорошо утрамбованной и тоже застеленной свежей травой, блестели уложенные в ряды тяжелые гаубичные снаряды. В два приема их можно было передать заряжающему — до казенной части гаубицы рукой подать.

Я поинтересовался, что известно артиллеристам о результатах вчерашнего боя, о задачах полка и всей дивизии на следующий день. Оказалось, бойцы знали все. что положено знать рядовым.

С приятным чувством покидал я позицию артиллеристов. Их высокая культура огневой подготовки, дисциплинированность и организованность вселяли уверенность в успехе предстоящего боя. И я верил: они с честью выполнят поставленную перед подразделением задачу, окажут танковым и мотострелковым батальонам мощную огневую поддержку. А коли сунутся на их позиции вражеские танки — не дрогнут, дадут достойный отпор...

Заехали мы и к майору Алабушеву. У танкистов все предбоевые дела были закончены: боеприпасы уложены, топливные баки дозаправлены горючим до полной нормы. Побеседовал с политработниками и командирами батальонов. И только в пятом часу утра сел в эмку, чтобы отправиться на левый фланг дивизии, к Воротникову и Иванченко, которым, судя по разведданным, предстояло выдержать сегодня серьезное испытание на прочность и самообладание.

* * *

За полчаса до начала артподготовки я был уже в 86-м танковом полку майора М. А. Воротникова. Его командный пункт расположился на опушке рощи северо-восточнее Дубно, в районе населенного пункта Хомут. Гитлеровцы, воспользовавшись отходом 228-й стрелковой дивизии, ввели здесь в действие большое количество войск: [58] около 100 танков, полк мотопехоты, артиллерийские и минометные подразделения.

По всему чувствовалось — не избежать кровопролитного встречного боя. На этот раз его особенностью будет то, что полку Воротникова придется атаковать вражеские позиции не с марша, а в ходе развития контратаки из обороны. Командир полка расположил свои подразделения за холмами, в подлесках и неглубоких оврагах, так, что основное танкоопасное направление, по которому, как он полагал, гитлеровцы пустят свои главные силы на Хомут, Ровно, было надежно перекрыто по вогнутой дуге. Здесь же были врыты в землю 12 противотанковых орудий и гаубичная батарея на прямой наводке. Ближние подступы к их позициям прикрывались огнем двух батарей 120-миллиметровых минометов, а дальше — двумя дивизионами 152-миллиметровых гаубиц-пушек приданного артиллерийского полка и пушечным и гаубичным дивизионами 43-го артполка.

Место для НП командира полка было выбрано очень удачно, на ничем не выделяющейся высотке у зеленой рощи. Отсюда прекрасно просматривалась вся местность, вплоть до сел, раскинувшихся в стороне от города. Там, впереди, уже заметны были пыль и дым, клубившиеся как бы из-под земли. Это означало, что гитлеровцы расположились в лощине и вот-вот двинутся на нас.

На НП собрались командиры танковых батальонов, а также приданных и поддерживающих артиллерийских и минометных подразделений. Поглаживая пышные усы, Михаил Андреевич Воротников отдавал последние распоряжения, ориентируясь прямо по местности. Суть их сводилась к тому, что надо быть готовыми встретить фашистские танки на нашем левом фланге, где проходит шоссе на Ровно. Однако местность там неподходящая для расположения танков, так как резко опускается к заросшей лесом лощине, по дну которой протекает заболоченный ручей. Учитывая это, майор Воротников решил поставить у шоссе лишь заслон из нескольких машин и четырехорудийной батареи 45-миллиметровых пушек.

— Гитлеровцы пойдут именно там, — сказал командир полка. — Они самоуверенны, любят передвигаться только по хорошим дорогам. Этим мы и воспользуемся. — Майор Воротников подозвал воентехника 1 ранга Г. В. Васильева: — Этот заслон возглавите вы, Григорий Васильевич. Даю в ваше распоряжение два КВ, два Т-34 и [59] шесть Т-26. Целая рота. Да какая! Четыре мощных танка! Горы можно свернуть!

Васильев чуть заметно улыбнулся.

— Зря ухмыляешься... — насупился Воротников. — Больше ничего не получишь, и не проси... Нет у меня, дружище, ничего больше. Ясно?

Васильеву все было ясно. Командир полка требовал от него завязать с противником бой, маневрировать, часто менять позиции — одним словом, создавать для противника видимость, что перед ним находится если не полк танков, то по крайней мере полнокровный батальон. Как только заслон прикует к себе внимание немцев, наши танковые батальоны ударят им во фланг. Податься будет некуда, кроме как к лесу, а там лощина с заболоченной речушкой и чертова пасть крутого обрыва. Туда и ударят с закрытых позиций все артиллерийские дивизионы. А танки и орудия прямой наводки завершат задуманное, загнав гитлеровских танкистов к тому же обрыву.

— Чувствую, что тебе все понятно. Другого выхода нет. Иначе нас сомнут, — подытожил майор Воротников. — И последнее: всем, кроме Васильева, молчать, пока над моим НП не взовьются одна за другой три разноцветные ракеты. Это будет сигнал к общей контратаке...

Командиры батальонов ушли. Артиллеристы отправились на свой, рядом расположенный НП, где у них были развернуты радиостанции и установлены стереотрубы. Мы с Воротниковым и его заместителем по политической части старшим политруком Аркадием Львовичем Каплуновым остались втроем. Командир полка молчал, время от времени посматривал в бинокль на приближавшуюся тучу пыли и дыма. В ней уже можно было различить отдельные машины. Мне показалось, что он волнуется. Попытался шуткой отвлечь его от мрачных мыслей, обратился к нему с каким-то вопросом.

Воротников посмотрел на меня очень серьезно и, вздохнув, сказал:

— Ведь только подумать, товарищ полковой комиссар, — 100 танков Т-II, Т-III и Т-IV против 75, две трети из которых БТ и Т-26. Мало, мало у нас КВ и тридцатьчетверок. Были бы все семьдесят пять, мы бы здесь устроили фрицам такой фейерверк, что только радуйся! А так... Драться сегодня придется не числом, а умением... [60]

Состояние командира полка можно было понять. Ответственность на нем лежала большая. Вся надежда была на стойкость, высокий моральный дух и профессиональную выучку наших танкистов и артиллеристов. И хотя мы были уверены в них, майор Воротников не мог быть спокойным: ведь от танкистов его полка во многом зависел в тот день успех не только дивизии, но и всего корпуса...

В шесть утра 27 июня возобновилась контратака наших войск на всех участках от Млинова до Дубно. Дружно ударили по позициям изготовившегося к атаке противника артиллерийские полки. Канонада грянула одновременно на всех рубежах.

Через 15 минут 85-й танковый полк майора Алабушева и оба полка 40-й дивизии во взаимодействии с мотострелковыми частями перейдут в решительное наступление.

В соседней щели, у артиллеристов, все время выкрикивали команды. Оба артполка, приданный и 43-й, вели плановый огонь по заданным целям и рубежам перед участками наступающих. Лишь у нас здесь было пока тихо. Но колонна немецких танков и мотопехоты вдруг остановилась. По ней вели огонь наши соседи — артполки 36-го стрелкового корпуса. Это заставило фашистского командира развернуть свои части в боевой порядок.