За каждую пядь земли...

Фашистское командование всполошилось не на шутку. Надежда на молниеносное продвижение к Киеву была поколеблена. «Группа армий «Юг» медленно продвигается вперед, к сожалению, неся значительные потери, — записал в своем дневнике один из творцов и вдохновителей плана «Барбаросса», тогдашний начальник генерального штаба сухопутных войск фашистской Германии, генерал Франц Гальдер. — У противника, действующего против группы армий «Юг», отмечается твердое и энергичное руководство... Противник, как и ожидалось, значительными силами танков перешел в наступление на южный фланг 1-й танковой группы. На отдельных участках отмечено продвижение».

Как ни осторожен в выражениях гитлеровский генерал, но из его записи ясно: ошиблись фашистские стратеги на Восточном фронте в своих расчетах. И грубо ошиблись.

Не случайно чуть позже тот же генерал Гальдер признавался, что они недооценили силы русских не только в сфере экономики и транспортных возможностей, но и в чисто военной сфере, что 8-й танковый корпус русских, глубоко вклинившийся в тыл 11-й немецкой танковой дивизии, вызвал большой беспорядок в их тылу в районе Броды и Дубно...

Очень мне не хотелось верить, что сегодня, сейчас, придется уйти из-под Дубно. И в первую очередь потому, что в частях царил огромный подъем. Бойцы и командиры жизни не жалели, а многие и отдали ее за то, чтобы сокрушить врага, изгнать из захваченных сел и городов. Люди были полны решимости наступать дальше, громить вражескую технику. А вынуждены будут оставить освобожденные города и села, жители которых с такой бурной радостью встречали нас только вчера. Беспокоило и то, что не все и не сразу поймут необходимость [69] этого вынужденного шага. Надо было всеми доступными средствами подготовить воинов к предстоящим событиям. Эта важная безотлагательная задача ложилась прежде всего на плечи командиров и политработников, на партийный и комсомольский актив подразделений. И не зря, видимо, комкор передал, чтобы я срочно прибыл на КП.

Оставив полковников Цибина и Ильина утрясать вопросы дальнейшего взаимодействия (их дивизии по-прежнему оставались соседями), я отозвал в сторону М. А. Воротникова, его заместителя по политической части А. Л. Каплунова и секретаря партийного бюро полка старшего политрука М. А. Галкина. Стараясь быть предельно кратким, поделился мыслями о том, что необходимо сделать в ближайшие часы, до начала отвода полка.

— Главное, товарищи, — внушал я, — разъяснить каждому бойцу, что это не отступление, а отход, необходимый для дальнейшей успешной борьбы с сильным противником. Дорога каждая минута. Действуйте, не теряя времени...

По пути на КП корпуса я увидел первых беженцев. Жители Дубно, окрестных сел и местечек с детьми и домашним скарбом поспешно уходили в леса. Город горел. Пожары бушевали не только в далеких и близких населенных пунктах, но и на полях. А с юго-запада доносился тяжелый гул артиллерийской канонады.

Командный пункт корпуса уже переместился в лес западнее местечка Хомут. Первым увидел меня начальник штаба К. Д. Девятов и пригласил в свою палатку. Он сообщил, что командир корпуса, провожавший генерала Потапова, задержался в 40-й дивизии, но с минуты на минуту должен подъехать. А сам тут же начал знакомить меня с делами и обстановкой.

— Полковник Широбоков ведет сейчас бой с танками 16-й немецкой танковой дивизии, которая пытается прорваться к Ровно, — не торопясь говорил Кузьма Демьянович. — Корпус генерала Рокоссовского тоже атакуют две полнокровные фашистские дивизии — 14-я танковая и 299-я пехотная. Немецкая авиация непрерывно бомбит боевые порядки наших войск.

Сделав паузу, Девятов перешел к нашим делам. Он был убежден, что отвод войск корпуса на рубеж Олыка, Ровно будет сопровождаться тяжелыми боями.

— Немцы несут огромные потери, особенно от огня наших тяжелых гаубичных дивизионов и противотанковых [70] орудий. Видимо, придают киевскому направлению большое значение, а потому и не жалеют ни людей, ни техники. И ведь берут откуда-то новые танки...

— Откуда берут — это понятно не только нам с вами. Зря, что ли, работает на них вся промышленность Европы!.. Но неисчерпаемых запасов не существует... А вот сводка, которую вы показали, радует меня.

Да и как было не радоваться! Только за истекшие сутки войска корпуса уничтожили несколько десятков вражеских танков, более 30 орудий и около двух полков пехоты, потеряв при этом 41 танк (главным образом из числа БТ и Т-26) и около 200 бойцов и командиров убитыми и ранеными.

— А как, Кузьма Демьянович, ты оцениваешь обстановку, наш контрудар? — поинтересовался я, зная высокую компетентность в военном деле нашего начальника штаба.

— Неофициально? Не имея полных данных, я ведь могу ошибиться.

— Что за вопрос. В данный момент меня интересует твое сугубо личное мнение. Я ведь тоже много думаю, пытаюсь осмыслить происходящее. Потому и задал вопрос.

Развернув на столе рабочую карту, Девятов взял в руки карандаш и стал выкладывать свои соображения. Он считал, что наш контрудар не привел к желаемому результату — к разгрому 1-й танковой группы фон Клейста потому, что недостаточно был подготовлен. В результате удары наносились, как говорится, не кулаком, а растопыренными пальцами.

— Обрати внимание, Иван Семенович, на такую особенность, — водя карандашом по карте, сказал он. — 8-й мехкорпус контратаковал в двух расходящихся направлениях: на Радехов — одной группой, а на Дубно — другой. Силы самого мощного нашего корпуса, полностью вооруженного танками Т-34 и КВ, по сути дела, были раздроблены. Наши с Рокоссовским корпуса тоже били в разные точки. А вся беда в том, что на подготовку этой операции было отпущено слишком мало времени. Вот и получилось, что действия всех стрелковых и механизированных корпусов, принимавших участие в контрударе, по существу, не были согласованы, единое управление ими не осуществлялось... Суди сам, я, как начальник штаба корпуса, не получил за истекшие сутки ни одной директивы, [71] ни одного указания, хотя нужда в них была, и немалая. Устойчивая связь со штабом армии, а также между действующими корпусами не была обеспечена в полной мере. А потому каждый действовал сам по себе. Нужен пример? Пожалуйста. Наш корпус, группа Попеля и 36-й стрелковый корпус Сысоева с трех сторон ворвались на окраину Дубно. Ворваться-то ворвались, а завершить операцию по освобождению города не смогли. Не говорю уж о полном господстве вражеской авиации над районами боевых действий...

— Кузьма Демьянович, твое мнение известно комкору?

— Конечно. Все это мы обсуждали в твое отсутствие. Более того, наши взгляды полностью совпадают. Час назад генерал высказал их командарму.

— И как он реагировал?

— Выслушал очень внимательно. А ответил так: «Во многом вы, товарищи, безусловно, правы. Эти недостатки мы тоже видим. Но контрудар показал и другое: войска Красной Армии умеют воевать и побеждать даже такого сильного врага, каким является германский вермахт. Мы разгромили несколько его соединений. Но наша беда, вы это тоже подметили, в том, что не хватает авиации, мало хороших современных танков, а у меня, командарма, совершенно нет резервов. Они на подходе, но пока их нет. У генерала Кирпоноса с этим делом тоже не лучше. Потому и отводим войска, уплотняемся, чтобы высвободить несколько дивизий и получить возможность бросать их туда, где нужен перевес в силах...»

За пологом палатки послышался шум приближающегося автомобиля. Машина остановилась, захлопали дверцы, раздался бас Николая Владимировича Фекленко:

— Девятов у себя?

— Так точно, товарищ генерал, — послышался голос майора Казакова. — Полковой комиссар тоже здесь, у него.

— Вот и чудесно. Все в сборе. Обговорим задачи... [72]

На промежуточных рубежах

Отход

На правом фланге нашего корпуса в полосе действий 40-й танковой дивизии и вдоль всего фронта 9-го механизированного отход начался утром 27 июня. Жизнь показала, что сделано это было весьма своевременно. Несмотря на наши успешные действия, противник, собрав силы, одновременно ударил мощными танковыми клиньями в стыки дивизий и корпусов 5-й армии в общем направлении на город Ровно и со стороны Луцка, и со стороны Дубно. В этой ситуации у командарма не могло быть иного решения.