Царственный паяц

Но именно этим отошедшим ликам поэт главным образом приносит прощальные:

...фиалки и мимозы,

Алозы, розы и крэмозы,

И воскуряет фимиам.

И это, конечно, печально, но ведь в недавно напечатанном стихотворении поэт

признал, что:

Моя жена всех женщин мне дороже.

А потому не так уже трагична «лебединая песнь»:

В тиши я совершаю мессы,

Печальный, траурный обряд И все они, мои принцессы,

Со мной беззвучно говорят...

Игорь Северянин легкий, воздушный поэт. И поэтому о нем можно так нежно-

шутливо говорить. Но было бы опрометчиво не почувствовать в последних его

произведениях действительно глубоко лирических тонов. На этом месте недавно еще

прозвучали его «Усталые строфы»:

Я так истерзался от горести вечной,

Я так нестерпимо устал,

Я так утомился от пасмурных будней,

От горя и всяких невзгод...

Это не лирическое кокетство. Это действительно усталые строфы. И устать есть от

чего. Все устали. Не спасается от усталости и поэт. Отсюда и его строки, в которых

никто бы не узнал Игоря Северянина, как такового:

Тяжелые часы сомнений,

Под старость страшные часы...

«Оранжевый час», конечно, еще не «старость», но как уйти от со- временья, когда

«издатель хам и жох»:

Искусству предпочел поленья И крыльям грёз — припрыжку блох...

А были ведь другие времена, когда «гений Игорь Северянин» диктовал свои

условия, когда на поэтических пирах:

В честь «блещущей на небосклоне Вновь возникающей звезды»

Все приглашенные светила Искусства за мои труды Меня приветствовали мило И

одобрительно. А «Гриф»

Купил «Громокипящий кубок»,

И с ним в горнило новых рубок И сечь пошел я, весь порыв.

Когда о стихах Игоря Северянина писал Федор Сологуб: «Я люблю их за их легкое,

улыбчивое, вдохновенное происхождение. Люблю их потому, что они рождены в

недрах дерзающей, пламенною волей упоенной души поэта, Он хочет, он дерзает не

потому, что он поставил себе литературною задачею хотеть и дерзать, а только потому

он хочет и дерзает, что хочет и дерзает. Воля к свободному творчеству составляет

ненарочную и неотъемлемую стихию души ею, и потому явление его — воистину

нечаянная радость в серой мгле северного дня».

334

Теперь северную мглу сменила тьма непросветная, страшные мысли о той, о

которой поэт пишет:

Моя безбожная Россия,

Священная моя страна...

В настоящем номере нашей газеты печатается «Запевка» Игоря Северянина к

новому его сборнику «Чаемый праздник»:

О России петь — что весну встречать,

Что невесту ждать, что утешить мать...

Не сменяется ли у Игоря Северянина «мороженое из сирени» куском насущного

черного хлеба - хлеба мечты о возрождении России? И кто знает, не искупит ли он

своего прошлого поэтического карнавала новыми для него часами «пасмурных будней,

горя и всяких невзгод». Быть может, с новым сборником появится и новый Игорь

Северянин, как ни трудна будет его задача. Ибо есть предметы, о которых нельзя писать

соком «апельсинов в шампанском». А нужно о них писать кровью сердца, тяжелыми,

простыми словами:

Чем проще стих, тем он труднее,

Таится в каждой строчке риф.

И я в отчаяньи бледнею,

Встречая лик безликих рифм.

С выходом в свет двух указанных новых книг стихов Игоря Северянина количество

томов его сочинений достигает двадцати. А «Колокола собора чувств» и «Роса

оранжевого часа» появились ко дню двадцатилетия поэтического творчества Игоря

Северянина. То есть каждый год признанной своей литературной деятельности Игорь

Северянин отмечал новым томом стихов. Плодовитость завидная. И если, как то

пришлось в другом месте и по другому случаю отметить, Игорь Северянин, «беспечно

путь свершая», твердо оставался до сих пор на прежнем месте, не двигаясь ни вперед,

ни назад, то теперь в его напевах стало звучать нечто новое, от «вечернего звона».

Еще невнятны эти новые звуки, и потому пока обозначим их именем далекого

благовеста «колоколов оранжевого часа».

Николаи Оцуп СЕВЕРЯНИН В ПАРИЖЕ

Северянин, уединившийся с семьей в эстонской деревне, проживший там много лет,

печатал свои стихи в прибалтийских изданиях, так что и его самого и его поэзию

успели основательно забыть в Париже, главном по эту сторону границы городе

современной русской поэзии. Казалось, что появление здесь поэта будет лишним. Его

бездумное и сладкозвучное пение, казалось, принадлежит целиком довоенному и

дореволюционному Петербургу.

Не зная новых стихов Северянина, можно было догадываться, что они все о том же

и все так же «поют». Да и в самом деле. Северянин мало изменился. Правда, он не поет

больше своих стихов (иногда об этом жалеешь), а читает их. Правда, он написал целый

ряд стихов о России. Но эти строки, хотя в них упоминается о катастрофах, о

большевиках и других современных темах, написаны, в сущности, так же, как в свое

время — стихи против Германии. Между военной лирикой Северянина и теперешней

«на эмигрантские темы» — разницы нет. И то и другое мало украшает его поэзию.

Не очень изменился автор «Громокипящего кубка» и в лучшей части своего

таланта. Правда, вместо «ананасов в шампанском» он воспевает сейчас сельскую

природу и рыбную ловлю, вместо забав и соблазнов света воспевает семейную жизнь и

свою жену.

Но появление Северянина в Париже оказалось нужным именно потому, что в

сущности он нисколько не изменился, то есть не утратил своего непосредственного

дарования. Он напомнил снова, как уже сделал это в свое время, восхитив Сологуба и

335

Брюсова, что дар писать стихи не обязательно должен быть связан с большими

знаниями и высокой культурой:

— Я так бессмысленно чудесен,

Что смысл склонился предо мной.

Это почти точно, и, во всяком случае, это из лучшего, что сказано о Северянине.

Быть может, как в совсем недавнее время рядом с голосами умных и образованнейших

литераторов должен был само собой зазвучать и этот голос, - полезно было его

услышать и теперь в Париже.

Я не хочу этим сказать, что прошлые или нынешние поэты, обладающие высокой

культурой, лишены лирического вдохновения. Но, быть может, никому за последние

два десятилетия не было его столько отпущено, сколько Северянину. У него в поэзии

легкое и от природы свободное дыхание. К сожалению, тот же Северянин -

убедительнейший пример того, что от поэта для полноты, глубины и длительности

производимого им впечатление —требуется не только это. Поэзия Северянина

освежает и радует короткое время, но, раздражая нашу потребность к стихам, она не

может насытить и утолить. Кстати, интересно отметить, что Северянин упорно

работает над каждой строчкой стихов и выше всех современных поэтов ставит

Брюсова.

Георгии Адамович ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЗАМЕТКИ Игорь Северянин. Медальоны.

Сонеты. Белград, 1934

Странная мысль пришла в голову Игорю Северянину: выпустить сборник

«портретных» сонетов, сборник, где каждое стихотворение посвящено какому-либо

писателю или музыканту и дает его характеристику. . Книга называется «Медальоны».

В ней — сто сонетов. Получилась своего рода галерея, в которой мелькают черты

множества знакомых нам лиц, от Пушкина до Ирины Одоевцевой.

Если бы не заголовок, узнать, о ком идет речь, было бы не всегда легко. Портретист

Игорь Северянин капризный и пристрастный, да, кроме того, ему в последнее время

стал как будто изменять русский язык, и разобраться в наборе слов, втиснутых в

строчки, бывает порой почти невозможно. Надо, во всяком случае, долго вчитываться,

чтобы хоть что-нибудь понять. А смысл вовсе не столь глубок и за труд не