Царственный паяц

вознаграждает.

Приведу для примера две заключительные строфы сонета-медальона, посвященные

Арцыбашеву:

Людей, им следовать не приглашая,

Живописал художник, чья большая,—

Чета не вашим маленьким, — коря

Вас безукорно, нежно сострадая,

Душа благоуханно-молодая Умучена законом дикаря.

Очевидно, «большая» во второй строке относится к «душе» в строке пятой. А я все

читал «большая коря», и, принимая эту загадочную «корю» за какой-то северянинский

неологизм, пытался постичь его значение.

Автор «Медальонов» настроен то восторженно, то насмешливо. Восторги относятся

большей частью к славным предкам и предшественникам. Насмешки - к

современникам. Лишь к немногим из них Игорь Северянин обращается с

комплиментами. По прихотливости поэта в это число включены не только Бунин и

Куприн, но и Пантелеймон Романов:

В нем есть от Гамсуна, и нежный весь такой он...

Марина Цветаева — «беспочвенных безбожников божок» и удивляет таким

«задорным вздором»,

что в даме — жар и страха дрожь - во франте...

336

Гиппиус:

Ее лорнет надменно-беспощаден,

Презрительно блестящ ее лорнет...

Андрей Белый:

Он высится не то что обелиском,

А рядовой коломенской верстой.

Пастернак:

Не отношусь к нему совсем никак.

Им восторгаются — плачевный знак.

Состряпанное потною бездарью

Пронзает в мозг Ивана или Марью,

За гения принявших заурядь.

Перелистать книжку все-таки довольно забавно.

Разумеется, поэзии или хотя бы мастерства в ней не много. Правильнее всего

отнести «Медальоны» к области курьезов. С этой оговоркой, надо признать, что в

сборнике попадаются отдельные меткие словечки и острые, неожиданные определения.

Каждая страница вызывает улыбку. К сожалению, только улыбка эта обращена порой

на самого автора, вместо его жертвы, и в авторском замысле, так сказать, не была

предусмотрена.

В заключение, два «недоуменных» слова: лет двадцать тому назад явился в нашей

литературе новый большой поэт... Над ним много смеялись — и по заслугам. Его во

многом упрекали — и совершенно справедливо. Но почти никто из признанных

тогдашних ценителей искусства не сомневался в исключительном даре пришельца, —

ни Брюсов, ни Сологуб, написавший к первой книге Северянина предисловие, ни

Гумилев, с какой-то скрыто-восторженной враждебностью за ним следивший, ни даже

Блок. Все верили, что Северянину надо «перебродить», все надеялись, что рано или

поздно это произойдет, и тогда талант поэта засияет чистым и прекрасным блеском.

Но этого не произошло. Надеяться и ждать теперь уж слишком поздно.

«Громокипящий кубок» так и остался лучшей северянинской книгой, обещанием без

свершения.

СЕГОДНЯ - ЧЕСТВОВАНИЕ ИГОРЯ СЕВЕРЯНИНА В ТАЛЛИННЕ

В Таллинне сегодня, в зале клуба Черноголовых состоится торжественный вечер

чествования известного поэта и переводчика Игоря Северянина по случаю его 35-

летней литературной деятельности.

Вступительное слово скажет эстонский поэт Валмар Адамс. Декламировать стихи

Северянина будут на эстонском языке, в переводах Виснапу и Раннита, известный

драматический артист театра «Эстония» Гуго Лаур и артист «Рабочего театра» В.

Гутман. Прочтут стихи Северянина М. Шнейдер-Брайар, - по-испански, а на эсперанто

А. Иытер.

Выступит на этом вечере и сам юбиляр. Игорь Северянин будет читать свои новые

стихи и переводы с эстонского.

Затем пойдет концертное отделение.

Примадонна театра «Эстония» Милве Лайд исполнит, между прочим, песню на

слова Северянина «Виктория Регия» на музыку С. Прохорова. Солист «Эстонии»

Воотвле Вейкат споет «Поэзу об Эстонии», — музыка для нее специально для этого

вечера написана эстонским композитором проф. Адо Ведро. Участвует в этом вечере

юбилейного чествования Северянина и лучший эстонский пианист Бруно Лукк, как и

многие другие деятели эстонской литературы и музыки.

К этому праздненству исполнил портрет Игоря Северянина известный молодой

художник Б. Линде.

337

15.lll.1940

Петр Нильский ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН

35-летие литературной деятельности

Опьяненный Петербург. - «Громокипящий кубок». - «Ананасы в шампанском».

- Перерождение. - «Граф Евграф Аксан Грав». - Кто умеет носить плащ

Смятение, гнев, очарованная влюбленность, недоуменье сразу, будто из

разорвавшейся пелены неба, слетели на закинутую голову молодого поэта. Поразило

своеобразие его стихов, было что-то общее в его лице с властителем тогдашних дум и

сердец, Уайльдом, нравилась и дразнила распевная манера декламации, импонировали

у Игоря Северянина его вызовы, дерзания, набалованность, избалованность, разба-

лованность мотивов, тем, поз, поэтического высокомерия, трогала его искренняя

печаль, — тысячи уст повторяли отдельные строки его стихов, их знали наизусть, его

«поэзовечера» собирали огромные залы и не было конца сумасшедшим аплодисментам.

С небывалым, бешеным успехом шли его книги. Только за неполных 2 года (1913—

1915) разошлось больше 25 000 экземпляров его сборников: «Громокипящий кубок»,

«Златолира», «Ананасы в шампанском», «Виктория Регия», «Поэзоантракт», и в том же

1915 году в другом издании (В. В. Пашуканиса) они вышли снова и разошлись в 45 000

экземплярах; таких тиражей Россия не знала, это было головокружительно. О

Северянине стали писать поэты — Бальмонт, Блок, Брюсов, Бунин, Гйппиус, Гумилев,

Городецкий, Фофанов, о нем заговорили в печати — Мережковский, Амфитеатров,

Луначарский, Дорошевич, Ходасевич, Яблоновский, — всех не перечислишь, и тогда

же вышла книга: «Критика о творчестве Игоря Северянина».

Этого поэта многократно перевели на польский язык, на еврейский, эстонский,

хорватский, сербский и болгарский, на испанский, французский, румынский и

чешский, а Хильда Дрезен его перевела даже на эсперанто. Стихи Игоря Северянина

положили на музыку Рахманинов, Архангельский, Багриновский, Цыбульский,

Кельберг, Вильбушевич, Малявин, Василенко, Голованов еще и еще. Печатался Игорь

Северянина во всех журналах, во всех газетах, во всех альманахах, слава не жалела

своих щедрот, для него она была расточительнейшим мотом.

А молодой Северянин кокетничал, изобретал изнеженные темы, придумывал

несуществующих, полуземных женщин, пел о «боа из хризантем», «эксцессерке» и

лесофеях, о лилиях в шампанском, — о всем том, чего нигде не существовало, и

мрачные голоса иных критиков рычаще ворчали на эти раздушенные прихоти

искусственных райских садов фантазии Северянина. Пугала его самонадеянность,

негодовали на его словарь, — эти словесные изобретения Северянина казались

страшными. Говорили, что все это — недозволенные новшества, что русский язык им

окончательно поруган и - слава Богу! - что не окончательно погублен. Нечего спорить:

дерзость была, но почему такое содрогание вызывали слова? Будто мы их никогда не

знали.

Я повсеградно оэкранен,

Я повсесердно утвержден!

В самом деле, почему нельзя сказать: «оэкранен», «офрачился», если Жуковский не

побоялся сказать «обезмышить», влюбленный в Наталью Гончарову Пушкин прекрасно

выразился: «Я огончарован»? * Изобретать, творить слова - законное право. Это еще и -

благодетельно. Язык должен развиваться, обрастать новыми приставками, суффиксами,

цвести смелыми произрастаниями из старых корней. Эта оскомина от шаблонов у

Северянина осталась на всю жизнь, - как это должно быть понятно каждому

пишущему! Надо изменять словарь, - иначе можно возненавидеть старую словесную

рухлядь, но тут вопрос вкуса. Родить слово не значит дать ему жизнь: есть