Кавалер ордена Улыбки
Кавалер ордена Улыбки читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Я только что вернулась из гастролей в Кургане, где познакомилась с очень интересным человеком, доктором Г. А. Илизаровым, который творит буквально чудеса, возвращая своим пациентам здоровье, счастье, улыбку. Посещение его клиники заставило проникнуться еще большей любовью и уважением к великой профессии врача.
Дела у меня идут хорошо. По-прежнему летаю, жалоб на здоровье нет. Еще и еще благодарю Вас за то, что Вы вернули мне здоровье, счастье.
С уважением, бывший больной,
Родной нам человек!
Сегодня (к сожалению, в Ваше отсутствие) мы забираем из клиники свою единственную дочь Лизу, которую трижды оперировали лично Вы. Собственным глазам не верим, что видим. Какой мерой измерить тепло, излученное Вашей подвижнической жизнью, тепло, помноженное на счастье исцеленных Вами. Если бы можно было своей жизнью продлить Вашу!
Душевно пожелаю Вам доброго здоровья и долго-долго жить. Весьма хотелось бы, чтобы Вы оставались всегда таким, каким запечатлела Вас моя память, каким Вы были в Долговке в 1946—50 годах. Весной 1947 года лечился у Вас, попутно Вы лечили мне глаза от трахомы, ох, и надрали веки, ей-богу! Эти болезни не беспокоят меня.
Я абсолютно здоровый человек, никогда не страдавший какими-то ни было заболеваниями. Но, читая о Вас, о Вашем методе, хочу поклониться Вам до земли за Ваш самоотверженный труд, за Ваше непоколебимое мужество в борьбе с бюрократами от науки, за то, что Вы делали и делаете для людей.
Спасибо Вам за Вашу самоотверженную работу, за огромное счастье, которое Вы принесли, и уверен, еще принесете многим людям. Спасибо за то, что Вы, даже не прикоснувшись ко мне, помогли и мне.
Гавриил Абрамович! Я понимаю, что разъезжать по гостям Вам нет времени, но прошу Вас, считайте, что в Ленинграде есть человек, который всегда будет рад Вам, как радуется сын приезду своего отца.
С уважением,
Уважаемый Гавриил Абрамович!
Я не являюсь Вашим пациентом, но я очень рада, что у нас в СССР есть такие ученые, как Вы.
Мы, ваши больные, выражаем нашей партии и правительству нашу сердечную признательность и благодарность. Вы человек, который воплотил в себе самые замечательные черты советского характера, черты личности, духовно богатой, верной высоким нравственным идеалам.
Ваш бывший больной, ныне здравствующий
…И СЛЫШЕН ЗОВ ТРУБЫ
Когда доктора Илизарова попросили заняться лечением Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, он отказался.
— В этой области медицины я не компетентен и вряд ли могу чем помочь.
Он действительно не занимался подобными заболеваниями, были они не по профилю его хирургической деятельности. Но с того дня, когда к нему обратились за помощью, его уже не покидала мысль о том, чем можно помочь великому композитору, как остановить прогрессирующую болезнь.
И когда в одну из командировок в Москву Министерство культуры снова обратилось к Илизарову с той же просьбой, он воспринял ее как свой врачебный долг: в нем крепко сидел дух земского врача, каким он был двадцать лет назад, и в маленькой сельской больнице являлся одновременно хирургом, и терапевтом, и невропатологом, и гинекологом, и детским врачом, и кожником — лечил подряд от всех недугов. Тогда он не мог отказать в помощи больному человеку: был один на всю округу. А сейчас?
Он знал, что композитор давно и тяжело болен. Однажды, приехав в Москву и попав на концерт, видел из зрительного зала, как Шостакович с трудом поднимался на сцену. Илизаров подался вперед, сжал ладонями ручки мягкого кресла, словно пронизывал его самого нестерпимой болью каждый шаг. Сидевший рядом незнакомый человек тихо и горько прошептал:
— Вы знаете, Дмитрий Дмитриевич уже несколько лет не может играть на пианино: болят руки.
Илизаров кивнул, не поворачиваясь и не поддерживая разговора. Он спрашивал себя: что так сильно подкосило и без того хрупкий организм композитора? Голодные двадцатые годы, когда он тринадцатилетним мальчиком стал студентом Петроградской консерватории? Или безудержный, искрометный порыв его симфоний, концертов, опер, музыки к спектаклям и кинофильмам, требующий полной отдачи душевных и физических сил?
Доктор Илизаров не был ранее знаком с композитором. Он знал его жизнеутверждающую музыку по кинофильмам своей рабфаковской юности — «Возвращение Максима», «Встречный», «Выборгская сторона». Особенно поразила его Ленинградская симфония. Он услышал ее по радио весной 1942 года и не мог поверить, что написал ее всего лишь один человек: звучала в Ленинградской симфонии могучая сила народного мужества и непобедимости духа и создать ее можно было только так — во весь рост поднимаясь навстречу врагу, устремляясь вперед, рискуя жизнью каждое мгновение.
И композитор действительно вставал во весь невысокий рост, как подобает солдату. По сигналу воздушной тревоги отрывался от исписанных нотных листов и поднимался на крышу дома тушить зажигательные бомбы, обрушенные фашистами на родной Ленинград.
Так композитор становился солдатом, и было это естественным состоянием человека — гражданина Отечества. И поэтому сам Шостакович об этом не вспоминал, не рассказывал, не писал.
— Я совсем не могу играть на пианино, руки не повинуются мне, — сказал о своей болезни Дмитрий Дмитриевич, когда они встретились, и толстые стекла очков не скрывали печаль в его глазах.
— Так… Надо думать…
Произнес Илизаров обычную свою фразу и замолчал. За годы врачебной практики он видел много больных людей и немало страданий. Одни больные рассказывали о мучавших их недугах очень подробно и умоляли избавить от них. Другие о боли не говорили.
«Я летчик, летчик, понимаете, Гавриил Абрамович, — горячился попавший в катастрофу, чудом оставшийся в живых и собранный вновь по кусочкам, по косточкам известный военный летчик, — я должен летать!»
«Летать как жить», — вспомнился сейчас доктору тот летчик. Да, да, тот летчик снова поднялся в небо. Композитору играть тоже как жить…
— Дмитрий Дмитриевич, вы, наверное, будете и у нас в больнице работать?
— Да, конечно. Григорий Михайлович Козинцев ставит на «Ленфильме» «Короля Лира». Просил музыку написать. Заканчивать буду здесь… — Помолчал. Вновь заговорил взволнованно, словно задыхаясь от быстрого бега. — Великий Шекспир… Мне как-то Григорий Михайлович сказал, что Чеховы и Шекспиры рождаются среди людей, и от них в мире все становится по-человечески, по-людскому. Люди людеют…
«Люди людеют… Странная мысль». Илизаров вопросительно посмотрел на Шостаковича.
— Как это людеют? Лучше, значит, становятся?
