Море житейское

Метеоры

Метеоры. Служба. Что ж делать, ходим по скалам, торгуемся с продавцами якобы старинных монет, якобы подлинных старинных вещей, в том числе колокольчиков. Хотя звук у них напоминает, пожалуй, колокольцы пасущихся коз из ущелья Мегас Спилео. Надо купить. Как хорошо будет среди зимы взять его в руки, качнуть и услышать звук, воскрешающий этот день, этот простор. Продавец - его кто-то, видимо в шутку, научил говорить - кричит:

- Сумасшедшая цена, бешеная!

- Ты еще добавь, что она нереальная и дикая, - учим мы.

Продавец записывает новые слова.

- Только ты говори это весело, чтоб понимали, что ты шутишь. А серьезно говори, что цены соответствуют мировым стандартам продажи фальшивых музейных ценностей. Кричи: «Хороший фальшак! Хороший фальшак!» Честно торгуй.

Идем по крутой и живописной лестнице в храм. Хочется же подать записочки, чтоб прочитали имена родных и близких монахи именно этого заоблачного монастыря. Вроде и закрыто, но опять же великое слово «русские» открывает тяжелые двери. У края площадки бухта тонкой прочной веревки, вверху блоки ворот. Не было же этой лестницы, она для туризма, а были вот эти корзины, эти сетки, в которых поднимали и еду, и строительные материалы, и самих монахов.

И опять дороги, которые только ночью можно проехать без страха. Таверна «Оазис». У веранды красивая, чистенькая собака. Машет хвостом всем, но для поклонения выбирает Галину Георгиевну. Умильно смотрит в глаза, ложится у ног. Такая преданность собачки вскоре вознаграждена. Но не только еда была ей нужна. Мы это понимаем, когда торопимся после краткого застолья в машины. Бедная собачка даже подскуливает, прощаясь.

Вперед, в Салоники. Уже как в дом родной. Ночные огни, городки, деревни все чаще. Врывается запах очагов, готовящегося ужина.

Конечно, тяжело, конечно, немеют спины и ноги затекают. Но спасает молитва. Тот сильней, кто духовней.

Салоники

Салоники. Вся улица в отелях. Сплошь «Рэдиссоны», «Империалы», наш - «Олимпия». Вся улица Игнатиос сплошь в потоках людей с чемоданами на колесиках. Будто какие-то богатые беженцы. Меж ними лавируют мотоциклисты. Туристы, особенно туристки, испуганно прижимают к груди сумки. Да, друзья, в Афинах вам будет пострашнее. Наш багаж по сравнению с ихним крохотен. Устраиваемся. Говорят, что недалеко до храма святого Димитрия Солунского.

Отец Сергий опять раскашлялся, да и я за компанию. Ищем аптеку. Находим. Цены такие, что я решаю кашлять дальше. Но входит Димитрий Гаврильевич, и мы с лекарством.

Все-таки, не утерпев, идем с женой в город, спрашиваем направление к храму. Спросили троих, и все греки, и все говорят по-русски. Я думал, улица Игнасисос в честь графа Игнатьева, так много сделавшего для Балкан, - нет, в русском переводе улица Центральная. Идем и еще успеваем до закрытия. В полумраке храм внутри кажется огромным. У мощей на коленях женщина. Видно сразу - горе у нее. Помоги ей, святой великомученик!

И нам есть о чем попросить.

Возвращаемся. Немного даже заплутали. Но так хорошо в прохладе теплого вечера быть в этом православном городе. Вот только бы еще поменьше сигналов машин да трескотни мотоциклов. Вот и «Олимпия», а вот и кафе, за стеклом которого семейство Шафиковых. Мама и папа вывели в свет Михаила. Удивительно - он без ноутбука. Заходим, и нам понятно, почему так - стол у них заставлен соками и сластями. Добавляем и мы своих. Такой пир будет вспоминаться. Но надо иногда и поизбыточествовать, как говаривал святитель Тихон Задонский.

Прощальное утро

Последний раз выносим и помещаем в машину икону святителя Николая, последний раз сумки и рюкзачки утрамбовываются в багажники машин.

Стоим маленькой стайкой на перекрестке улиц. Отец Николай уже успел где-то узнать, кто-то ему рассказал о решении Европейского суда по правам человека в Страсбурге о том, что он постановил убрать Распятия из классных комнат в школах, якобы их наличие нарушает право ребенка на свободу вероисповедания.

- А фотографии звезд поп-музыки, футболистов тоже убирают?

Да, что говорить, сатанизм, сменивший атеизм, более агрессивен. Греция и так получает постоянные удары по православию. У них лет тридцать назад была развязана хамская компания, призванная опорочить звание священников, и она во многом была успешной для врагов нашего спасения. Церкви пустели. Это и нам угрожает. У нас то и дело поднимаются крики о моральном облике иерархов, священников, чаще всего надуманные. Как в анекдоте: «У такого-то дочь - проститутка». -«Да нет у него дочери». - «А мне главное - сказать, пусть так думают». А легковерных полно.

Ладно, не будем о грустном. Сегодня посещаем храмы и монастыри великие: и Димитрия Солунского, и святых братьев солунских, равноапостольных Кирилла и Мефодия, монастырь Анастасии Узорешительницы и учителя Церкви Григория Паламы, и, конечно, женский монастырь Суроти, где могила старца Паисия Святогорца.

Да, такие огромные планы. Но с молитвой успеваем везде.

У места казни святого великомученика Димитрия Солунского под алтарем храма молимся, поем величание святому. Очень впечатляющая большая икона - сцена казни. Вверху покупаем образочки, святое масло от мироточивых мощей, у выхода оглядываемся и вздыхаем. Всегда, конечно, будет помнится этот замечательный просторный храм - прибежище Духа Святаго, и этот великий подвиг юноши Димитрия во имя Христа.

Едем. Всюду по обочинам дорог, на всяких, как нынче называют огромную рекламу, баннерах, на растяжках, на заборах и стенах зданий портреты кандидата в президенты. Он двух видов: первый - углублен в тяжкие мысли о судьбах страны, и второй - взгляд его устремлен вдаль - он ясно видит светлое будущее страны. Иногда его портреты вытесняют всякие афиши со всякими гастролерами, но он вновь их решительно теснит. Еще видим два митинга. Знамена зеленые, желтые, красные. Приходилось их объезжать и петлять по тесным переулкам. В одном месте отец Геннадий что-то нарушил. Велено ему выходить для объяснения с полицией. Ждем, переживаем. Отец Геннадий возвращается очень довольный:

- На козлов напал, с ними легче договориться. - Смеется и объясняет: - Полиция и милиция двух типов - козлы и бараны. Баран перед камнем упрется и стоит, а козел через него перепрыгивает.

Движемся дальше. Реклама гастролей нашей «Березки», она уже в России не растет, все по заграницам.

У храма святых равноапостольных Кирилла и Мефодия очень талантливо сделанный им памятник - в виде старинной книги с цветными заставками церковнославянских буквиц.

Особенно впечатляет могилка старца Паисия в Суроти, в женском монастыре Иоанна Богослова. Монастырь вознесен над пространством, видны и море и Салоники. А могила Паисия, этого греческого Серафима Саровского, прямо золотая от золотого песка, который сюда привозят и который отсюда разбирают. Монахиня подходит: «Калимера!», дает листочки плотной бумаги и ловко сворачивает их в воронки. Батюшки служат краткую литию. Поем: «Со святыми упокой!» Монахиня прямо прослезилась. Вообще промыслительно, что старец упокоился не на Святой горе, а в доступном для всех месте. Особенно много идет к нему женщин и детей.

В дороге, наугад открывая «Алфавит духовный» старца Паисия, читали его слова о покаянии, о скорбях, что без того и другого нет спасения. Нет скорбей у человека - Христос оставил его. Тяжело тебе, а ты подумай, что брату твоему еще тяжелее. Главное: люди страдают тем больше, чем дальше отходят от Бога. Смотрели вокруг. Вот эти дали видел он, и этот дом, а вот этот уже новодел, построен после.

К Узорешительнице Анастасии

И опять выезжаем в зной и пыль современных дорог. Выхлопные газы, шум. Но сегодня это недолго. Вот мы и в монастыре Анастасии Узорешительницы. Основан в 1113 году. Красота и прохлада во дворе, вдоль стен свисают цветущие ветви, на клумбах розы и флоксы. Внутри прохлада и спасительный запах ладана. Великая святая. Много Настенек в России, да не очень много Анастасий, думающих о заключенных в тюрьмах. А ведь сколько из-за несовершеннства и продажности судопроизводства сидит безвинно. Их навещать, о них молиться.