Море житейское

Вспоминаю свой приезд сюда лет десять назад. Причащался у мощей. Как же милостив ко мне Господь, что вновь привел к святому Спиридону. Дай Бог доброго здравия нашим благодетелям!

Еще идем в храм святой Феодоры, царицы, как раз она вернула иконопочитание в мирскую и церковную жизнь. В храме сегодня будет венчание.

Подготовка к нему заметна во всем: выстилают ступени полотнищами, по сторонам этой белой дороги расставляют букеты цветов, в храме на амвоне столики, под ними что-то возвышенное, укрытое легкой газовой тканью. В храме столы, на них графины, бокалы, в хрустальных вазах фрукты.

Возникла проблема

Относим икону в машину. Оказывается, проблема с билетами в Италию. Нам же надо обязательно в Бари, к мощам Святителя Николая.

Наши отцы и наши благодетели начинают думать, нам дают время пройтись по ущелью улочек, по торговым рядам. Но все очень дорого даже в сравнении с Афинами. Садимся за столики уличного ресторана на площади, читаем меню, правую его сторону. Ого! Ну и цены, тут любой аппетит пропадет. Мужественные женщины говорят, что надо просто хлеба купить и воды, и все. Другое решение: выехать за город. Побеждает третье: раз уж сели, вставать не будем. Да и встать нет сил.

Вся площадь в звуках вынесенных из кафе и ресторанов телевизоров. Идет футбол. Мужчина за крайним столиком так жадно смотрит, что не замечает, что перед ним в тарелке и что он так судорожно поглощает. К мужчине торопливо подбегает официант, спрашивает, прилипает секунды на три-четыре к экрану и опять бежит к посетителям. Ему удивительна наша индифферентность к происходящему на экране. Из кухни по временам выскакивает полная курящая женщина в футболке. И она -яростный болельщик. Тушит сигарету в пепельнице на нашем столике, смотрит за матчем, восклицает горестно или радостно, снова закуривает и убегает к котлам.

Принесли кальмары. Да уж, не с моими зубами есть туловища этих чудовищ. Вспоминаю Сицилию, ведь там, в морском ресторане, такие морепродукты сырыми ел. Жизнь идет.

К чаю женщина в футболке приготовила сладкие блинчики: она в свежие блины, закрученные вороночкой, налила жидкого шоколада. Вот попробуй такую сладость скушать культурно. Не буду. Откинулся на спинку.

На небе первые звездочки, вокруг праздное движение, магнитно управляемое экраном. Вот образ мира - рядом с храмом великого святого футбол, и нет ничего важнее для всей оживленной площади.

Закончили обед. Как не хватает настоятельского колокольчика, чтобы встать для благодарственной молитвы. Нам еще предлагают посмотреть витрины и просят продвигаться к машинам. Мы и не замечаем, что исчезают отец Геннадий, Димитрий Гаврильевич и Александр Борисович. Но чуем, что с ними не пропадем, Валерий Михайлович уверенно говорит, что мы со святителем, он нас ведет, и положимся на его заступничество. Елена предлагает петь «Кресту Твоему покланяемся, Владыко!» Поем. Вышли к морю. Кланяемся и крестимся у памятника святому праведному воину Феодору Ушакову, освободившему остров Керкиру от турок.

Бегут к нам от машин наши мужчины. Они свершили невероятное -взяли билеты на паром до Игуменицы - раз, от Игуменицы до Бари - два, и от Бари обратно в Игуменицы - три, и четыре: оформили визы в Италию. Но паром уходит через две минуты, вот что! Ждать не будут, хотя Димитрий Гаврильевич, непонятно как узнавший телефон охраны порта, что-то им говорит в мобильник. Прыгаем в машины как десантники, машины несутся, отец Геннадий впереди и отец Петр, верный ведомый, чуть сзади. Идем крыло в крыло. Крестимся.

Как мы успели, непонятно. Только с Божьей помощью. Внеслись на территорию порта, промчались вдоль причалов к своему парому. Полицейские, вот новость - аплодируют нам, ждали нас - показывают на пальцах - только одну минуту.

От святителя к святителю

На палубе отец Геннадий садится на стул, просит кофе, за ним побежали, принесли, но отец Геннадий уже уснул. Кофе выпивает отец Петр. Димитрий Гаврильевич рассказывает, что им и самим не верилось в то, что удастся сегодня пойти в Италию:

- И компьютер у них зависал, и порт отказывал: регистрация кончилась, но вот - мы здесь.

- Иначе быть не могло, - говорит Валерий Михайлович, - нас ведет святитель Николай Зарайский.

Да, нашим поводырям такие достаются нагрузки, что удивительно, как они их выносят, да еще остаются веселыми, приветливыми. Такая сегодня была гонка, и уже такие версты позади!

Темно на верхней палубе. Уходят вдаль огни Корфу-Керкиры. Помогите нам, святые Спиридоне и Феодора, жить дальше, бороться с кощунниками нового времени, с новыми иконоборцами.

Луна, зарождение которой мы видели на Афоне, уже вовсю сияет, окрепла, расширилась, разгулялась над водной гладью. Серебрится под луной белая пена волн, зародившихся от быстрого движения парома. Паром-то паром, но здесь они носятся как торпедные катера.

Жена, решив, что прохлада и ветер позднего вечера не полезны мне, уводит с палубы. Да мы уже и прибыли. В Игуменицу, в порт, откуда уходили на Корфу. А сейчас нам надо сверхсрочно перебираться в международный морской порт, это примерно как из Быково в Шереметьево.

И опять резкая гонка, опять молимся за водителей. Как отец Геннадий ориентируется в поворотах и разворотах, въездах и выездах, нам никогда не понять. Отец Петр не отстает ни на метр. Диво дивное. Причалы. Как отец Геннадий несется именно к нашему, опять же не понять. Порт огромен, здесь и грузовые машины огромнее. Целый город фургонов, фур, рефрижераторов, двухэтажных автобусов. Все заглатывает ненасытное чрево паромов.

А наш уже наглотался, опять мы последние.

- Последние будут первыми, - говорит Миша.

- Да, - подтверждает отец Евгений, - утром, при выезде.

Но рано радовались: нет на бумагах с визами каких-то штампов. Отец Геннадий говорит охранникам что-то по-гречески, Димирий Гав-рильевич говорит таможенникам что-то по-английски. Их начальник выхватывает из его рук наши паспорта и они скрываются внутри.

- Поем: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко!» - решительно говорит Елена.

Стоим и не на суше и не на пароме - на широченных стальных сходнях - и поем. Поем тропари и величания святым Николаю и Спиридону. На паром прорывается возбужденный мужчина с двумя сумками, держит в зубах какие-то бумаги, мычит. Здоровенный охранник хладнокровно смотрит на бумаги и хладнокровно выталкивает мужчину обратно на причал.

Гудок. Портовые рабочие сгоняют нас со сходен. Неужели остаемся?

- Русские? - спрашивает вдруг здоровенный охранник.

- Да! - хором отвечаем мы. - Да!

Он делает широкий приглашающий жест. Машины наши с места в карьер, на большой скорости, влетают внутрь парома, за ними сыплемся мы. Навстречу Димитрий Гаврильевич, который, как победным флагом, машет каким-то документом.

Еще одно испытание - у нас нет места в каютах, только палубные билеты. Что же делать: таких палубных здесь многие сотни, чем мы лучше? Находим два столика, три-четыре стула - ничего, жить можно. Отец Сергий садится, достает пузырек с лекарством, поднимает его, приветствует нас, произносит: «За Италию!» - и выпивает.

- Вива Италия! - поддерживаем мы.

Напряжение спало, нервная разрядка наступила. Мы с отцом Евгением отчего-то говорим о демагогах и софистах античности. Видимо, зазвучали в нас отголоски Афин. Софисты потом стали схоластами средневековья, а потом юристами.

- Один сын крестьян учился в школе софистов, приехал домой. Родители рады, приготовили куриц. Он важничает: «Хотите, я вам докажу, что здесь не две курицы, а три?» - «Докажи». Он с помощью демагогии доказывает. Отец говорит: «Да, сынок, ты доказал нам, что здесь три курицы. Мы с матерью возьмем двух первых, а ты свою третью».

Это рассказывает отец Евгений. Я поддерживаю его рассказом тоже о софистах, когда один критянин сказал, что все критяне лжецы. Но если он сам критянин, значит, и он лжец. То есть он сказал неправду, значит, критяне не лжецы. А если они не лжецы, то получается, что этот критянин сказал правду, то есть то, что все критяне лжецы. Но устали уже слушатели, и разбирать такую софистику мудрено.