Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.

Навсегда отошло в прошлое «житие в Камергерском», но традиции его сохранились, и во многом это достигалось усилиями Михаила Александровича.

Кажется, в 1940 году Шолохов с Марией Петровной приехали в Москву, конечно, сообщили нам об этом, и Кудашев стал часто у них бывать. А мне все недосуг и недосуг. Больше недели прошло, а я все никак не могу выбраться и навестить друзей. Звонит как-то Мария Петровна, приглашает в кино, не помню уже на какой фильм. Говорит, что Михаил Александрович будет занят на приеме в Кремле, а мы, мол, сходим в кинотеатр, собирайся, Вася тоже идет с нами. После просмотра фильма Мария Петровна пригласила всех на ужин в «Националь». К тому времени, говорит, и Михаил Александрович освободится. Но его не было довольно долго. А как только вошел он в комнату, так с ходу напустился на меня, да так, что и не поймешь – серьезно или в шутку. Что ж ты, говорит, глаз не кажешь, как так можно, как все это называется? И дальше в том же духе. Василий Михайлович сидит себе улыбается, ни полслова в мою поддержку не вымолвит, а Михаил Александрович продолжает меня распекать. Мария Петровна пытается его остановить: надо идти ужинать, и все мы ждем его рассказов. А он опять за свое – почему она, т. е. я, не приходит к нам. Я говорю, что это Вася виноват, а не я, не помогает по хозяйству. А мне после работы еще надо ездить за город, подыскивать дачу, ведь надвигается тепло, дочь надо вывозить на природу, и все это моя забота, а муж, видите ли, сидит улыбается.

Потом мы ужинали, Александрович так ничего нам о встрече в Кремле и не рассказал ни за столом, ни после, как обещал. Осталось только ощущение чего-то тревожного, надвигающегося на всех нас. Ощущение это связано было с ожидаемой войной. Хотя о ее возможности ничего в газетах не писалось, все о ней думали и потихоньку, с оглядкой, говорили. Многие запасались продуктами, особенно почему-то солью, мылом и крупами. Помню, не раз Михаил Александрович как бы в шутку говорил, что, если начнется война, Кудашевым надо перебираться в Вешенскую. Просто удивительно, как он был к нам добр.

Когда война началась, Василий Михайлович сразу же записался в народное ополчение, в писательскую роту Краснопресненского района Москвы. Собираясь на фронт, он, помню, уложил в рюкзак все четыре тома «Тихого Дона», а когда я спросила, не тяжело ли будет в походе, он ответил, что не успел прочитать только что вышедший четвертый том, да и остальные надо освежить в памяти. Не знаю уж, удалось ли ему это сделать.

Из ополченцев Кудашева вскоре перевели в 32-ю армию в качестве корреспондента газеты «Боевой путь». Так получилось, что ни Кудашев, ни Шолохов в начале войны друг о друге ничего не знали. Я помнила наказ Василия Михайловича: «Будем держать связь через Вешенскую. Пиши туда, Марии Петровне, я тоже о себе ей буду сообщать, таким образом мы не потеряемся. Ведь и тебе с дочкой нельзя оставаться в Москве под бомбежками».

Кто знал, что не придется семье Шолоховых долго жить в Вешенской. Вначале они эвакуировались в город Камышин Сталинградской области, жили там на Набережной, 74 (у меня хранятся их письма), а оттуда перебрались в Казахстан, в поселок Дарвинский, что около Уральска. А я из Москвы так и не выехала, работала на военном заводе инженером-металлургом. Дочь жила у моей сестры в подмосковном Серпуховском районе, куда ее накануне ухода в ополчение отвез Василий Михайлович.

В письмах с фронта Василий Михайлович часто справлялся о своем друге. Так, в письме от 2 сентября 41-го года он пишет: «…Михаил где-то близко от нас, может быть, случайно повидаю его здесь. Если он будет в Москве, передай ему мой адрес».

И когда в один из октябрьских дней Шолохов приехал в Москву и зашел к нам, я показала ему письма Василия. Шолохов попросил открытку и наскоро написал другу письмо, причем сказал, чтоб, отправляя на фронт, не вкладывала его в конверт, а так, открыткой, и послала. Я не сделала этого сразу, решила повременить, пока не получу от Василия Михайловича свежее письмецо, возможно, с другим адресом, так как что-то долго не было от него весточек. Ожидание мое, однако, затягивалось. Я узнала, что 32-я армия попала в окружение. Когда я обратилась в военкомат, мне сообщили, что В.М. Кудашев в октябре 1941 года пропал без вести.

Привожу письмо М.А. Шолохова моему мужу, которое так и не было отправлено (хранится у меня):

Узнав о гибели своего друга, Михаил Александрович всякий раз, когда приезжал в Москву, давал о себе знать. Поддерживал добрым словом, помогал. Однажды звонит из гостиницы «Националь» и, справившись о моем и дочери здоровье, говорит: «Я тут вам привез немного продуктов. После поездки на фронт заезжал к своим, Мария Петровна кое-что и собрала для вас. Приходи, возьми, а если не можешь, то у меня как раз находится Кирилл Васильевич Потапов, так он все это тебе завезет».

И вскоре получила я гостинцы – муку, пшено, кусок сала. Такая весомая добавка была к нашему скудному пайку. Никогда этого не забуду. В самое сложное и трудное время не забывал Михаил Александрович о семье своего друга. До последнего надеялся он и на то, что Кудашев все-таки не погиб, поэтому в письмах спрашивал, нет ли каких вестей о нем.

А 26 марта 1944 года получила я из Камышина от Михаила Александровича заказное письмо, в нем, в частности, было написано: «…Думы о Васькиной судьбе меня не покидают. Недавно прочитал в мартовском номере «Британского союзника» (журнал, который издается в Москве Британским посольством) вот эту заметку и решил послать тебе. А вдруг – ведь чем черт не шутит, когда бог спит – и наш Васька там, на Ближнем Востоке, носит наплечную нашивку с буквами СССР и ждет не дождется возвращения домой? Это, конечно, предел мечтаний, но осуществить такое, черт знает, как было бы хорошо! Как ты там живешь? Как Наташка? Наши все здравствуют, одна Мария Петровна у нас словно весенний день – и с тучами, и с солнцем, – то покиснет немного, то снова на ногах. Впрочем, она сама о себе напишет, а я шлю привет тебе, Наташке и бабушке и желаю, чтобы Васька поскорее вернулся, согласен на любой вариант: хоть с Ближнего Востока, хоть с Дальнего Запада, лишь бы притопал».

Мария Петровна приписала: «Желаю здоровья, бодрости духа, а главное скорейшего появления в Москве Василия Михайловича. Этот день будет для нас праздником».

Праздника этого, увы, так и не наступило.

Забегая вперед, скажу, что в дальнейшем, когда в 1953 году в одном из сборников прозы вышел рассказ В. Кудашева «Наташа», для оформления литературного наследства мне потребовалась справка о смерти мужа. На основании справки из военкомата народным судом Свердловского района города Москвы официально было признано, что Кудашев Василий Михайлович считается умершим

18 июля 1953 года. Этой же справкой подтверждалось мое право на литературное наследство при издании сборника повестей и рассказов В. Кудашева в 1957 г. и романа «Последние мужики» – в 1965-м и 1978 гг.

Память выхватывает из прошлого то, что особенно запало в душу. В 1950 году пришли мы с дочерью Наташей навестить Шолоховых, у них уже была московская квартира в Староконюшенном переулке. Михаил Александрович как-то внимательно и грустно посмотрел на Наташу и сказал мне: «До чего же в ней все отцовское – походка, суетливость, даже брючки на коленочках завернуты вовнутрь, как у отца». Подумал, что-то вспоминая, да и говорит дочери: «Постой, постой, ведь тут где-то, в каких-то числах декабря твой день рождения. А сколько же тебе лет?» – «Двенадцать», – ответила дочь. «А я хорошо помню, – смеется Михаил Александрович, – как праздновали мы твои первые именины. Какой ж подарок тебе хотелось бы иметь?» Наташа смутилась, пожимает плечами. «Ну, тогда придется тебе самой покупать». Пришли домой, и я узнала, что дядя Миша потихоньку дал ей 25 рублей, а она призналась ему, что хочет завести собаку. Наш сосед – профессор Л.Л. Россолимо подсказал дочери, как ей положить на время эти деньги в сберкассу. Она так и сделала, а когда проходила одна из выставок служебных собак, на эти