Элеонора Дузе

поддержку. Вот письмо, которое еще раз показывает, с какой серьез¬

ностью и вниманием подходит она к каждой новой своей работе. Оно

написано 6 сентября 1882 года, она обращается в нем с веселой иро¬

нией к Эрнесто Сомильи, издателю одного из театральных журналов

и импрессарио флорентийского театра «Нуово», которого она в шутку

называет Мишонне по аналогии со знаменитым суфлером Адриенны

Лекуврер69. «Дорогой Сомильи! — пишет она.—Уже четыре дня я в

Нарни. Не стану ничего говорить тебе о жизни в этом городишке. Те¬

бе достаточно будет узнать, что с нашим приездом поднялись цены

на продукты. Теперь представляешь, с каким восторгом принимали

нас жители.

В связи с хорошими сборами собираемся в Рим. Рим привлекает

меня столь же сильно, как и моя Флоренция. Мне нужна другая сре¬

да, и еще я жажду играть. Будем надеяться, что сезон окажется снос¬

ным. Хотя, кто знает. Напиши мне, как дела в труппе Беллотти, и со¬

общи свои впечатления о ней.

Ты же знаешь, я слишком разумна для того, чтобы скрытничать...

Я послушалась тебя и сейчас поглощена изучением Адриенны70.

Я была не права, когда возражала против ее постановки. Но чтобы

осуществить ее на сцене, мне нужен французский оригинал, как это

было, когда я готовила «Фру-Фру», «Багдадскую» и «Даму с камелия¬

ми». Я должна прежде ознакомиться с оригиналом. Тогда я лучше

почувствую и легче усвою колорит пьесы и глубже пойму ее идею.

Ты же, мой Мишоне, добудь мне пьесу либо во Флоренции, либо на¬

пиши в Париж. И вышли мне ее или сюда (до 12-го), или в Рим, те¬

атр «Валле». Когда будешь посылать, сообщи, во сколько обошлись

тебе ее приобретение и пересылка, я тебе возмещу...»

28 октября она с дружеской шутливостью не преминула сообщить

ему о счастливом окончашш римских гастролей. «...На гастролях в

Риме я сыграла: «Одетту» — 7 раз, «Фру-Фру» — 4, «Даму с камели¬

ями» — 2, «Фернанду» — 2, «Скроллипу» — 3 и, включая сегодняш¬

ний спектакль, «Жену Клода» — 6 раз. До самого конца сезона мы бу¬

дем давать именно эту пьесу, ибо она пользуется успехом, хотя (по се-

кроту) Росси запретил мне в пей выступать, и се пришлось протаски¬

вать под видом бенефиса. Вчера, 27 числа, я в четвертый раз играла

«Фру-Фру». Собрали 1400 и также в меру шумных аплодисментов.

За мой бенефис я получила 1946,50 чент.

Трогательный прием и успех, ставший событием. Как видишь, до¬

рогой мой Мишоие, я держусь наших условий, и любовь к тебе рас¬

крыла передо мной горизонты искусства. Я храню верность тебе и

работе. А знаешь, ведь я очень честолюбива!

Варакгши, «поглаживая свое гаерское брюшко», сияет от радости

по причине хороших кассовых сборов, уверяю тебя, они были и в са¬

мом деле неплохими. Я послала тебе полдюжины газет. Получил ли

ты их? Ты очень и очень меня обяжешь, если извлечешь из них ма¬

териал для интересной заметочки и поместишь ее в своей прскраспой

газете, которая в скором времени вытеснит «Арте драмматика»...

Когда на обратном пути буду во Флоренции, я тебе открою свои

надежды и планы на будущее. А пока что я затеваю...»

Она затевала «Свадебный визит», спектакль, показанный в Тури¬

не 16 декабря 1882 года, и Дузе писала критику и карикатуристу из

«Капитана Фракасса» Дженнаро Минервини, своему другу еще со

времен «первых шагов» в Неаполе: «Спектакль сорвал целую бурю

безумных, неистовых, бешеных аплодисментов и стоил мне обычных

мучений. Он доставил мне и много хороших и -много тяжелых минут.

После спектакля я страшно устала. Можно сказать, совсем бы выдох¬

лась, не будь я так довольна. В общем, конечно, спектакль, благодаре¬

ние богу, удался на славу. У меня сознание, что я поняла Лидию (мое

имя в «Свадебном визите»), никогда не видя в этой роли Сару. А вы

меня упрекали за то, что я ей подражаю! В обморок па сцене я не па¬

дала, по чувствовала, что под влиянием душевного волнения лицо мое

изменилось до неузнаваемости.

Театр «Кариньяно», то есть, правильнее сказать, сцена и коридор,

в который выходят артистические уборные,— это настоящая Берези¬

на71—холод и сквозняки...»

Сезон в Турине оказался для Дузе чрезвычайно трудным. «Глав¬

ный мой враг тут — холод. Я чувствую себя глупой и несчастной...

И все же хочется надеяться, что попутный ветер понесет мой парус».

А парус, напротив, встретился с противным ветром — об этом свиде¬

тельствуют письма Дузе из Милана, из «этого противного Милана,

который столько времени досаждал мне». Там она почувствовала себя

совершенно «убитой», когда, выйдя на сцену, услышала неодобри¬

тельный ропот публики. К концу первого акта настроение зрителей

изменилось. «Утешьтесь, вы добились самого большого успеха, на ко¬

торый может рассчитывать дурнушка. Начало совсем неплохое»,—

заметил один слишком «нскрепний» почитатель, заглянувший к ней

в уборную, чтобы ее приветствовать. «Я дурнушка,— писала она в

письме к Д’Аркэ,— сама прекрасно знаю, что некрасива. Но слышать

ото от другого...»

Во время гастролей в Риме, с октября по ноябрь 1882 года, Дузе

представился случай завязать дружбу с одним из самых восторжен¬

ных своих поклонников, графом Жозефом Примоли. Именно он, по-

видимому, представил ее своему большому другу Джузеппе Джако-

за72, и Дузе, неизменная сторонница всего нового, незаурядного, от¬

важилась на осуществление оригинального замысла — поставить на

сцене театра «Кариньяно» 21 января 1883 года философскую коме¬

дию Джакоза «Нитка», написанную им для кукольного театра.

Вот ее краткое содержание, рассказанное Альпииоло на страницах

«Театро иллюстрато» в феврале 1883 года.

Сцена представляет собой лачугу Кукольника, в которой вдоль

стен висят на гвоздях Доктор, Флориндо, Розаура, Панталоне, Арле¬

кин, Коломбина и другие куклы, исполняющие немые роли.

Доктор утверждает, что вся власть, вся сила, «каждый шаг, каж¬

дый жест, каждое движение кукол зависят от привязанных к их го¬

лове, рукам и ногам ниток».

И добавляет, что эти нитки «держит в руке человек, который ими

управляет».

Все потрясены. Но тут вмешивается Коломбина, которая говорит,

что люди утверждают, будто нити, управляющие их действиями, не

видны. Люди видят только нитки, приводящие в движение кукол, за¬

то куклам видны нити, связывающие людей. В общем, замечает в за¬

ключение острая на язык Коломбина, эти благословенные ниточки не

видны тем, кто ими связан.

Эти слова встречаются без особого восторга. Куклы говорят Ко¬

ломбине, что она глупая, сумасшедшая, если затевает такие разгово¬

ры, когда вот-вот начнется представление. Никто не замечает, как

появляется Кукольник. Одну за другой он снимает со степы кукол и

выносит на сцену. Однако куклы убеждены, что они совершенно сво¬

бодны, что идут собственными ногами, и поэтому шествуют с гордым,

независимым видом... как истинные куклы. В лачуге остаются только

Арлекин и Коломбина.

«Арлекин. Хм, все ушли. Какая рабская покорность! Пойди сюда,

Коломбиночка (Коломбина выполняет просьбу).

Флориндо (за сценой). Арлекин!

(Арлекин застывает, словно окаменев.)

Коломбина (смеясь). Останься, дорогой!

Арлекин (дергаясь на гвозде). Нитка! Нитка! Нитка!»

О судьбе комедии, ошибочно определенной как «комедия для бу-

ратини» *, тогда как на самом деле речь идет о марионетках, управ-

ляемых с помощью ниток, нам удалось разыскать только следующую

заметку в римском «Опиньоне» от 21 января 1883 года: «В специаль¬

ной телеграмме из Турина нам сообщают, что бенефис синьоры Ду-

зе-Кекки в театре «Кариньяыо» прошел блестяще. Очень понрави¬