Дневник. Том 2

лиона за то, что он посмеялся над ней, увидев, как жадно она

ест; в насмешливом изгибе рта Коппе проступали животные

черты, как у человека на этом эстампе.

Суббота, 4 июля.

<...> Забавная выходка Гайема — владельца фабрики руба

шек и любителя живописи. Ему захотелось иметь портрет

своей жены, работы Ферье. Художник уже начал писать ее

портрет, когда, во время второго или третьего сеанса, Гайем

поделился с Ферье своим планом: он заплатит ему не день¬

гами, а тем, что введет в моду новый воротничок к рубашке

под названием — «воротничок Ферье», который сразу создаст

художнику популярность.

Среда, 7 июля

В наши дни, когда я вижу победное вторжение бездарно

стей в политику, в литературу, в живопись, меня порой так и

подмывает покончить с собой: уйти и оставить письмо, в ко¬

тором будет сказано, что в такое время, когда Кларети и Онэ

грозятся стать великими людьми, писателю остается только

умереть.

Воскресенье, 12 июля.

Сегодня вечером г-жа Доде читала мне отрывки из запис¬

ной книжки, в которую она изо дня в день заносит свои впе¬

чатления. Здесь встречаются портреты женщин, сделанные с

той очаровательной проницательностью, на какую способен

лишь наблюдатель в юбке, описывающий женскую природу со

всеми ее противоречиями и неожиданностями. Среди других

там есть и портрет г-жи де Ниттис с ее медоточивыми речами,

в которых проскальзывает неуловимая струйка недоброжела

тельства, не дающая, однако, повода для обид, неприметная

капля уксуса, которой она с таким искусством сдабривает свои

любезности, что ее комплименты напоминают итальянский

соус, называемый acre-dolce 1.

Говоря о литературной часовне, которая, по словам Золя,

была нами создана, но куда молодежи было бы опасно прихо¬

дить молиться, г-жа Доде очень остроумно воскликнула:

«И, однако, в этой часовне сам Золя не раз служил обедню!»

1 Кисло-сладкий ( итал. ) .

373

Воскресенье, 19 июля.

Сегодня, когда все Сишели уехали в О-Бонн, а все Доде в

Шанрозе, когда последние члены моей маленькой воскресной

компании распрощались со мной, сказав: «До встречи в ок

тябре!» — я почувствовал, что остался один, совсем, совсем

один! — и первый раз в жизни испытал смутный страх перед

одиночеством.

Пятница, 24 июля.

Совершенство в искусстве — это уменье распределить в пра

вильной пропорции реальное и вымышленное. В начале своей

литературной деятельности я предпочитал вымысел. Позже я

стал рьяным поклонником чистой реальности, письма с натуры.

Теперь, оставаясь верным реальности, я показываю ее порой

под определенным углом зрения, который видоизменяет ее, де

лает более поэтичной и придает ей фантастическую окраску.

Воскресенье, 26 июля.

Что я представляю собой ныне? Я превосходный мастер по

строения книги. И смею утверждать, что никто не сравнится

со мной в искусстве сколотить том. В подтверждение моих

слов могу сказать одно: сравните написанные мною биографии

актрис * с биографиями женщин, которые были созданы моими

современниками.

Понедельник, 27 июля.

Уезжаю на две недели в Шанрозе, к Доде.

Дом Доде, вернее, дом г-на Аллара, его тестя,— большое

белое, довольно невыразительное здание, с множеством прилеп

ленных к нему флигельков, чуланов, навесов, пристроек, соеди

ненных бесчисленными переходами, ступеньками, лестницами,

ведущими вверх и вниз, и дверями, пройти через которые че

ловек чуть выше среднего роста может только нагнувшись, —

дом, приспособленный для того, чтобы разместить три семьи

с целой кучей детей.

За этими постройками — большой сад, или, скорее, малень

кий парк; вход в этот парк — четыре ступени вверх, разрыв

в стене высоких деревьев и раскинувшийся внизу цветник, —

так напоминает театральную декорацию, что Доде, пока он

был еще здоров, собирался даже сыграть там нечто вроде

итальянского фарса собственного сочинения.

374

В верхнем этаже находится кабинет Доде — крошечная

комната с соломенным стулом перед маленьким столиком на

высоких, похожих на ходули ножках; этот столик доходит пи

сателю чуть не до подбородка, чтобы ему, при его близоруко

сти, было удобно работать. Доде говорит мне о счастливых ве

черах, проведенных им здесь с женой после дневных трудов и

скитаний по Сенарскому лесу. Долго, с любовью рассказывает

он мне о безмятежных супружеских вечерах, проведенных в

этой маленькой комнате у большого уютного камина, о после

обеденных часах, когда жена штопала чулки Леона, а сам он,

держа мальчика на коленях, рассказывал ему сказки; потом

ребенка укладывали спать, жена бросала шитье, супруги сади

лись за рояль, занимавший целый угол комнатушки, и музици

ровали до глубокой ночи.

Воскресенье, 2 августа.

Доде сказал мне, что ему надоело работать над «Сафо».

Сейчас ему больше всего хотелось бы переделать для театра

«Руместана», — он считает это своей лучшей книгой. Пьеса,

которую он задумал и уже видит перед собой, была бы исто

рией постепенного взаимного отчуждения любящих северянки

и южанина. Юг склонен к многоженству, Север к единобрачию.

Самое пикантное в работе над этой пьесой состояло бы в том,

что Доде привлек бы к работе свою жену, заставил бы ее

написать роль северянки, а сам выразил бы себя в роли

южанина. Затем перипетии: любовь молодой свояченицы, ко

торая тянется к Руместану в силу родства темпераментов,

а в конце — жена прощает его, но умирает от сердечной

раны.

Жеффруа и Мюллем приехали к нам на воскресенье. Жеф-

фруа, в ответ на свои статьи о «Жерминале», получил письмо

от Золя, в котором тот пишет, что его целью было не более не

менее, как возвратить человека на место, предназначенное ему

во вселенной. Ей-богу, он просто помешался от гордыни.

В связи с беседой о новом романе Золя, которую хотела полу

чить от меня «Фигаро», но которой я не дал, Золя, даже не

предупредив меня, послал письмо в эту газету, где заявляет,

что его книга «будет не рядом акварелей и офортов» (это он

намекает на «Манетту Саломон»), а «глубоким психологиче

ским исследованием» и еще чем-то весьма замечательным, я

уж позабыл чем именно. Подобные вещи предоставляют пи

сать издателям на четвертой странице, но писать их самому

о себе, значит, потерять всякий стыд. Ну, ну, мой грандиозный

375

Золя, попробуй-ка создать хотя бы такую психологию, как у

супругов Кориолис и у Манетты! < . . . >

Четверг, 6 августа.

Наши отношения с Доде достигли той степени близости,

когда можно безмолвно сидеть рядом друг с другом, наслаж

даясь тем, что мы вместе, но не испытывая потребности выра

зить свои чувства и заполнить пробелы в беседе пустыми сло

вами.

Пятница, 7 августа.

Сегодня Доде пригласил Сеара и Жеффруа позавтракать

у «Старых холостяков» — в ресторанчике на берегу Сены, по

выше Корбея; этот ресторанчик, где посетители сидят под

большими, кругло подстриженными деревьями в увитых зе

ленью беседках, напоминает одно из тех мест, куда в XVIII

веке приходили полакомиться свежей рыбой с луковым соусом.

К концу завтрака в заросшей хмелем беседке, где мы

устроились, завязалась очень интересная беседа о театре; го

ворили, что две высочайшие вершины театра, достигнутые че

ловечеством, — это театр Шекспира и Мольера, и возможно,

что оба драматурга обязаны своим величием тому, что сами