Андрей Кончаловский. Никто не знает...

едва теплящемуся огоньку новой жизни.

…Звучит музыка Литургии… Люди оцепенели, будто присутствуют при таинстве……

Спазмы кобылы выталкивают руку Рахманинова.

Рахманинов (сквозь зубы). Я упущу его.

Ветеринар приваливается плечом к его плечу. Герасим подпирает ветеринара. Рука снова

уходит глубже, а затем понемногу выпрастывается. Ветеринар отталкивает Герасима и убирает

свое плечо. Рука Рахманинова совсем выходит из тела животного, а за ней возникают

деликатные копытца, шелковая мордочка, плечи и все странно длинное тельце жеребенка.

Ветеринар (ликующе). Живой!.. Ну, Сергей Васильевич!.. Ну, кудесник!..

Герасим (истово). Спасибо тебе, Господи, что не оставил нас!..

Шехерезада издает тихое, нежное ржание…»

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

20

И Петр Петрович как художник отдавал особое предпочтение образу рук в портрете. В

автопортретах 1910-х годов его руки грузные, но спокойно уложенные на животе как бы после

трудового напряжения или в тихом ожидании ремесла. В «Автопортрете в охотничьем костюме»

(1913) правая решительно упрятана в тулуп, а левая легко поддерживает ружье. В

«Автопортрете с женой» обе руки с одинаковым удовольствием, нежностью и силой обнимают

женщину и сжимают бокал с вином.

А как эти руки с привычной виртуозностью обращаются с инструментом для вполне

бытовой операции в «Автопортрете с бритвой» (1926)! Герой портрета даже и не бреется — он

дирижирует ритуальным концертом солнечного начала дня, а то и жизни! Настолько

музыкально изящно и стремительно здесь движение рук… В другом автопортрете того же года

они уже поддерживают тяжелую от дум голову художника…

И вот, наконец, руки Петра Кончаловского за их прямой работой — живописной — в

лучшем Автопортрете— 1943 года, на котором он стоит, гордо выпрямившись, с кистью в левой

руке…

Стенограммы выступлений Андрея Кончаловского перед студентами ВГИКа или

слушателями Высших сценарных и режиссерских курсов (1970-е годы) показывают, насколько

серьезно сценарист и режиссер относится к первостепенному для него вопросу

профессионального мастерства в сочетании с талантом художника. Кончаловский вдохновенно

рисует перед студентами пример такого органического единства — работу Лоуренса Оливье,

который, «помимо огромного таланта, способности и искренности», обладает еще и

«потрясающей техникой управлять своей искренностью», многообразными средствами

воздействия на зрителя.

В постсоветское время вдохновенное воспевание профессионализма сменяется у

Кончаловского горьким сожалением о том, что это необходимое для художника качество

становится все менее актуальным, а вместе с тем все менее актуальным становится и сам

художнический дар. «Сегодня рыночная стоимость подменила художественную ценность — вот

в чем главная трагедия современного искусства. Не знаю, дождусь ли того часа, когда

художники снова вернутся к чувственной и понятной для людей форме выражения, — к живой,

настоящей реальности».

5

Вернемся в дом в Буграх. В этих местах художник охотился, здесь ходил по грибы, срезая

их самодельным ножом, «вкусно» описанным его дочерью в очерке «Лесное волшебство», как и

сами их грибные походы с последующим возвращением к самовару на столе, кринке холодного

молока и теплых булочек на блюде. Петр Петрович не был, наверное, таким рационально

расчетливым в питании, как его внук. Дед любил хороший стол, испанскую еду. В правилах

натурального хозяйства построил коптильню. Как вспоминают потомки, коптил окорока, делал

ветчину по-испански — хамон. И все здесь дышало крепкой, изнутри пропитанной

разнообразнейшими запахами деревенской жизнью.

«До сих пор помню, — рассказывает Андрей, — ощущение таинственного полумрака

кладовой, пахнет копчеными окороками, висят связки лука, перцев, стоит мед в банках, в

бутылях — грузинское вино. Эти окорока, лук, перцы, бутыли вина дед писал на своих

полотнах. Классический набор для натюрмортов, очень популярный у Сурбарана, у других

испанцев. В доме пахло этими живыми натюрмортами, копченой ветчиной, скипидаром,

масляной краской, кожей, дегтем…»

По убеждению Андрея, его великий предок предпочитал оставаться в другой эпохе, не

хотел жить в двадцатом веке. Он жил как русский мелкопоместный дворянин конца XIX века:

разводил свиней, окапывал сирень и яблони, брал мед. Была лошадь, Звездочка, которую внук

научился запрягать. Была телега. Были две коровы, бараны. Уклад жизни был суровый, но

добротный, основательный. В людской топилась печь, хозяйничала няня Маша. На Петров день

приходили крестьяне, приносили Петру Петровичу в подарок гуся. В ответ выставлялась водка,

начинались разговоры про старую, дореволюционную жизнь… С мужиками обычно приходил и

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

21

председатель колхоза, он тоже был из местных.

Время от времени и у самого Андрея Кончаловского просыпается усадебно-поместный

инстинкт, тяга к широкой хозяйственной деятельности. А в организованном им уже в зрелые

годы и при участии жены Юлии Высоцкой домашнем быте он в самом деле ощущает себя

помещиком.

Но вот несколько слов об опытах Кончаловского в бизнесе. В интервью весной 1998 года

— в связи с презентацией книги «Низкие истины» — ему напомнили не без юмора, что

несколько лет тому назад он обещал бросить кино и заняться выпуском галош, намереваясь

«обуть всю Россию». В ответе интервьюеру прозвучала неожиданная серьезность. Галошами,

отвечал режиссер, он собирался заниматься без всяких шуток. «Дело полезное — при нашем-то

мерзком климате». Он даже встречался с людьми, которые должны были помочь ему наладить

«галошепроизводство», но потом «полезное дело» застопорилось. Стало понятно, что бизнесом

нельзя заниматься от случая к случаю. Тем более что бизнесменом и организатором на ту пору

Андрей показался себе никудышным…

Кончаловский — человек далеко не бедный, конечно. Но в его руки не текут сами по себе

большие, ну, очень большие деньги, как это бывает, говорят, с по-настоящему удачливыми

предпринимателями. Кончаловский, при всей его рациональности, не так счастлив в

хозяйственно-деловом смысле, на мой взгляд, как в собственно творческих поисках. Гораздо

успешнее в этом отношении его жена Юлия Высоцкая, кроме удивительной работоспособности,

обладающая развитой силой воли и, вероятно, более непреклонным характером, чем муж.

Как бы там ни было, он куда более художник, чем расчетливый делец. Подспудно не

угасающая в нем наследственная тяга к усадебно-поместной жизни, давно в быте страны

отошедшей в прошлое, выражается поэтому больше эстетически, нежели прагматически.

В памяти Андрея время от времени просыпается рисунок бревенчатого сруба дедовской

дачи, в котором он подростком пытался разгадать какие-то древние тайны. Еще в гу пору, когда

был изображен Петром Петровичем в его собственной, деда, портретной позе: рука в бок и с

собакой! «В щели и трещины я прятал конфеты, чтобы не сразу их съесть, оттянуть

удовольствие. Когда трещины в бревнах становились уж слишком заметными, их заливали

воском. Воск был из ульев, дед сам отгонял пчел дымовиком с раскаленными углями, весь

облепленный роящимися насекомыми вытаскивал из ульев соты…»

Уже, кажется, в нулевые годы Андрея спросили, удалось ли создать дом, где ему

по-настоящему хорошо, и насколько, если такой дом создан, он похож на дом детства.

Кончаловский ответил: «Он похож на дом моего детства. Он впитал лучшее из него, и у меня

там много любимых вещей. Но самое большое сходство у дома, думаю, со мной. Когда у