Семнадцать космических зорь

6

к*

ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

О/ в

/f о

Т-ЧЬ

6

У///

6/

ф ,

t

9

4

4*

к*

у

Государственное Издательство

ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Министерства Просвещения РСФСР

МОСКВА 1963

ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА _/j /1ЕТЧИК—КОСМОНАВТ СССР /%

О/ в

И

С. ЕМ НАЛ ИА Тй» КОСМИЧЕСКИХ 30 Pi»

АВТОБИОГРАФИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ -

ев-гам

6Т5.2

Т45

Литературная запись специальных корреспондентов Агентства Печати Новости ПАВЛА БАРАШЕВА и ЮРИЯ ДОКУЧАЕВА

Оформление Ю. КОПЕЙКО

Фотографии

АПН

и

ТАСС

-

ж

ОЧЕТСЯ собраться с мыслями, понять, прочувствовать наступающее свершение, но что-то упорно мешает сосредоточиться. Что это? А, это кузнечик... Затаился где-то в кустах горькой, как обида, полыни и звонко, на всю казахскую степь, строчит и строчит свою извечную песню. Зачем он здесь и почему так упорно трещит, когда сейчас произойдет такое?..

Я смотрю вдаль, туда, где высится гигантское тело ракеты. Серебристая, огромная, без поддерживающих монтажных

ферм, она так просто вписывается в панораму степи и, почти сливаясь с белесым от безжалостного солнца небом, будто дрожит — то ли от марева утренней дымки, то ли от нетерпения: скорее, скорее оторваться от Земли и умчаться в бездну Вселенной!

А там, на вершине фантастической сигары, за холодными листами металла, за крепкой тканью скафандра — человек.

Там — Юрий...

Мы стоим небольшой группой, в стороне от стартовой площадки. Напряжение достигло предела. Какая-то тяжесть давит на плечи. Нет, тяжесть не физическая. Кажется, будто сама вековая история человечества стоит сейчас за нашими спинами и сурово смотрит на нас, ожидая ответа: чем же, чем мы сейчас отчитаемся за все содеянное Человеком, прошедшим такой долгий и трудный путь — от каменного ножа до небывалого корабля-спутника? Чем отчитаемся за жизни миллионов безымянных рабов, соорудивших египетские пирамиды, чем ответим за гигантское напряжение воли и мысли великих безбожников прошлого—Архимеда и Коперника, Галилея и Бруно, Ломоносова и Ньютона, Кибальчича и Циолковского, Конструкторов и Теоретиков наших дней? Чем мы ответим Истории в эти несколько секунд, которые стартовая команда космодрома уже считает в обратном порядке — Десять... Семь... Три... Две... Одна...

— Подъем!

— Ну, поехали! — слышу я чуть искаженный радиоприемником голос моего друга и, кажется, острее, чем он, чувствую, как напряглись все двадцать миллионов лошадиных сил двигателей ракеты, чтобы разорвать цепи неумолимого земного плена.

Чудовищный грохот, огонь, дым и снова огонь прокатились по степи. Серебристая сигара медленно оторвалась от стартовой плиты и будто нехотя пошла в небо. Потом ее скорость начала нарастать. Вот она уже мчится блестящей кометой... Вот она исчезла из глаз...

А когда стих гул двигателей, я снова услышал все тот же равнодушный стрекот кузнечиков. Легкий ветерок донес пряный аромат весеннего разнотравья. Все, все осталось в этой древней степи таким же, каким было много веков назад, только где-то в небе навеки зажглась рукотворная звезда «Восток»— Аврора космической эры.

...Когда мы, одетые в скафандры, ехали с Юрием на космодром, один из ученых нагнулся к Гагарину, обнял его и... заплакал. Юрий пожал ему руку и сказал, как ребенку:

— Ну, ну, нельзя...

А спустя сто восемь минут ученый снова обнял Юрия. Юрий был такой же земной, как и перед стартом, но теперь он вернулся из космоса. Наш друг ученый снова не мог сдержать себя... И ни Юрий, ни кто другой не сказали ему ни слова, ибо теперь это были слезы радости за великую победу Человека.

Стало легче дышать. Тяжесть предстартовых секунд исчезла, укатилась куда-то за горизонт солнечной степи так же, как навсегда растворился в ней грохот ракетных двигателей.

Мы выдержали испытание...

Таким я запомнил Утро Космической Эры.

События, свершившиеся в тот день, еще долго продолжали будоражить сердца людей, переполнять их счастьем весомого ощущения собственной силы и величия, а у советских космонавтов шла обычная, будничная работа. Теперь надо было делать больше, идти дальше.

Вселенная ждала второго землянина. Вторым посчастливилось быть мне...

/f о

$

Vw/ОВЕТСЯ эта речушка Бобровкой, и течет она недалеко от нашего села. Вода в ней чистая, прозрачная, берега так поросли ивняком, что местами Бобровка совсем скрывается в его зеленых тоннелях. А там, где расступится зеленая ограда, к воде выбегают песчаные плесы.

В таких местах мелко, дно твердое, а у самых волн лежат валуны. За день камни нагреваются, и, когда скроется солнце за облаками или налетит свежий ветер, на этих валунах, наку-

певшись до «гусиной кожи», мы любили греться. Ляжешь на камень, как на грелку, живот чуть согреешь, холодок пробежит по спине, а солнце все еще где-то плутает в облаках. Потом перевернешься на валун спиной...

Надоест вертеться на круглом камне, согреешься — и снова плюхаешься в воду. Стаи пескарей — врассыпную. Но некуда им деться, потому что в ту же минуту с гиканьем шлепается в речку вся наша ватага...

Сибирь, Алтайский край...

Убежден, что среди самых красивейших, самобытных мест земного шара эта земля по красоте своей займет не последнее место. Леса там богаты дичью, реки — рыбой, луга — неповторимым разнообразием цветов. И — чистый, почти горный воздух. Фиолетовое, почти черное по ночам небо в мириадах ярких, сверкающих звезд. Зимы — суровые, с метелями и вьюгами, весны — быстрые, как горные потоки. Живут в этом краю спокойные и смелые, уважающие друг друга, любящие жизнь и свою землю люди. Это — моя родина.

Звезды... Я думаю о них часто, но сейчас непременно хочу оговориться. Звезды наши алтайские, видимо, такие же, как и звезды, горящие по ночам в Техасе или Генуе. Но почему-то журналисты и писатели эту деталь моих воспоминаний о родном крае превращают чуть ли не в знамение того, что мне на роду было написано стать космонавтом. Скажу откровенно: мальчишкой я даже не мечтал стать летчиком. Я просто подолгу и с увлечением рассматривал искрящиеся холодным светом дальние и близкие планеты. Смотрел на них, наверное, так же, как с восхищением рассматривают непостижимую Галактику миллионы парнишек в Америке, во Франции и Африке.