Муха с капризами

Как-то девочки несколько дней не показывались со своей овечкой на улице. Я слышал, что Жемчужинка заболела. Вдруг после обеда сестрички влетают ко мне в сад. Мордашки заплаканы, глаза полны слез, а подбородки так трясутся, что бедняжки слова не выговорят.

- Что случилось? - спрашиваю.

- Ах, дядя Ян! - всхлипывает Зося.

- Такое несчастье! - вторит Вися.

И обе - в слезы: плачут-заливаются. Я их успокаиваю как умею. Дал по конфетке. Никакого впечатления. Дал по второй - не помогает. Только когда угостил их вишневым вареньем, удалось выяснить в чем дело. Жемчужинка умерла...

- Что ж поделаешь, милые, - говорю, - тут уж ничем не поможешь.

- А что будет с Меткой? - спрашивает меня Вися и снова в слезы.

- Да, как же Метка? - повторяет сквозь слезы Зося.

- Какая еще метка? - удивляюсь я. - В жизни не слыхал ни о какой метке!

Оказалось, что у Жемчужинки появилась дочка, что эту дочку, такую же черную, как и ее мама, девочки уже назвали Меткой, что Метке этой всего три дня от роду, и о том, чтобы кормить ее из соски, не может быть и речи. В общем, дела такие, что хоть прощайся с Меткой!..

Сижу и думаю, как пособить маленьким, заплаканным Попелюшкам. И вспоминаю вдруг о нашей Верной. Говорю девочкам:

- Давайте сюда свою сиротку. Верная - собака добрая, благородная. И она как раз сейчас кормит сынишку. Может быть, примет и вашу Метку в свою семью. Попробуем!

Сестрички Попелюшки удивленно уставились на меня.

- Нашу Метку отдать собаке? - обиделась Зося.

- В собачью конуру? -- поддержала ее Вися и передернула плечами.

- Или в собачью конуру, или ничем вам помочь не смогу, - коротко отвечаю я. - А что ваша Метка за птица такая, чтобы не могла стать приемной дочкой моей Верной? Хорошо, если бы у всех людей было такое золотое сердце, как у этой собаки!

Девчушки переглянулись, подумали, подумали - и, ни слова не говоря, побежали домой. Они тут же вернулись.

- Вот она, - говорит Вися и развертывает кусок старой овчины. А там- ягненочек.

- Овчина - это Меткино приданое, - объясняет мне Зося.

- Чтобы ей было тепло в конуре, - добавляет Вися. Идем с Меткой и ее приданым к конуре. Зову Верную.

Выходит. Смотрит мне в глаза преданным взглядом, но машет хвостиком как-то торопливо.

"Если у тебя, хозяин, ко мне важное дело, - говорит, - то скажи скорей. Ведь ты знаешь, что у меня в конуре малыш. Нельзя ни на минуту оставлять его без присмотра".

Я положил перед Верной на землю Метку в овчинке. Ягненочек был так слаб, что не стоял на ногах.

- Это свой, - говорю Верной. - Свой, милая!

"Да как же можно не пожалеть такого беспомощного червячка!" -отвечают мне честные собачьи глаза. Взяла моя Верная ягненка осторожно за шиворот и унесла к себе.

Попелюшки онемели от изумления. А когда пришли в себя, схватили овчину и полезли обе разом в конуру.

- Вы уж не вмешивайтесь! - говорю девочкам. - Видно, Верной овчинка ваша ни к чему. Она сама знает, как ей воспитывать свою приемную дочку.

Девчушки постояли перед конурой с овчинкой в руках, постояли - и пошли.

Но с тех пор ежедневно, по нескольку раз в день, появлялись на нашем дворе. Они приносили с собой какое-нибудь угощение для Верной, молча клали его в миску и усаживались на корточках перед конурой. Но Метки не было видно: в конуре было темно, Метка была черная и не высовывала носа на свет. Только иногда выглядывал из будки каштановый увалень - сынишка Верной, пушистый и круглый, похожий на плюшевого медвежонка. Сестрички окрестили его Мишкой. Так и осталось. Но и Мишке не хотелось выходить из конуры. На свете в это время было совсем неинтересно: без перерыва лил дождь, стоял пронизывающий холод, как часто бывает ранней весной.

Наконец выглянуло солнце. Попелюшки как раз вертелись возле конуры. И вдруг я слышу их визг:

- Вот она! Вот она! Наша Метка! Наша Метка!

Гляжу, через высокий порог конуры с трудом переваливается каштановый клубок - Мишка. Вышел, уселся, зевнул и с аппетитом чихнул. За ним выскочила Метка. Стала перед будкой, отряхнулась и - я даже глаза протер от изумления!-вдруг уселась на землю, точь-в-точь как собака. Да, да, представьте себе!

Мишка отправился путешествовать по двору. Метка - за ним. Она останавливалась, когда он садился, пускалась галопом, когда Мишка вырывался вперед. Мишка залез в лужу. Метка зашлепала по воде. Намокший Мишка заплакал, заплакала и Метка, хотя вовсе не намокла. Чудеса!

Попелюшкам все это очень не понравилось. Почему? Прежде всего потому, что я запретил им брать на руки и Мишку и Метку. Что мне, жалко было? Да, жалко. Жалко малышей. Ведь они очень хрупкие. Неосторожным движением можно искалечить такую крошку на всю жизнь. А ведь животное - не игрушка, правда?

Я объяснил это сестричкам. Но, очевидно, мои слова их не убедили.

Девочки обиделись. И перестали ходить к нам во двор. А вскоре уехали к тетке в деревню.

Я был этому рад. Почему? Да как бы вам сказать... Я все больше убеждался, что Метка ни капли не похожа на свою маму Жемчужинку. Не была она ни кроткой, ни ласковой.

Одним словом, ничего в ней не было похожего на овечку, на ту приторно-сладкую овечку, которую ожидали Попелюшки. Метка "особачилась". "Особачилась" окончательно и бесповоротно!

Вы спросите, как это "особачилась"? А так: стала вести себя совершенно, как собака. Как ее приемная мать Верная и молочный брат Мишка.

Метка делала все то же, что делал Мишка. Мишка гонялся за курами Метка гонялась за курами. Мишке часто влетало от белого петуха, и Метке от него же доставалось на орехи. Мишка ссорился с утками - Метка отгоняла их от корытца. Мишка прыгал за воробьями - Метка ловила бабочек. Спали они вместе в конуре, вместе отправлялись на экскурсии к пруду. Бегали по двору, описывали восьмерки вокруг столбов. И еще: одинаково резво улепетывали они от метлы в карающей деснице нашей Катерины.

Одно только разделяло их - еда. Метка, правда, совала нос в собачью миску, но каши есть не могла. Зато Мишка делал большие глаза, когда Метка щипала травку или жевала сено. Он не переставал изумляться, что его дорогая Метка может есть такую гадость.

Как-то я купил для Метки овечьего лакомства - кусок каменной соли. Положил его в решето и оставил на дворе. Ну и заработала же Метка языком, вылизывая соль! Прямо как ветряная мельница крыльями. Вы, наверно, ничего подобного не видели. Заметил это Мишка. Заворчал, тявкнул, оттолкнул Метку и хвать зубами соль! Да как фыркнет! Начал чихать, отплевываться, вытирать язык о траву. С тех пор с отвращением смотрел на решето и на Метку, когда она лизала соль.