Муха с капризами

Любовь к военной музыке и заставила Душека расстаться с нами навсегда.

Вот как это было. В наш городок вошел полк с оркестром. Он остановился у нас на один день по пути на летние маневры. Поутру все живое помчалось на площадь, где должен был состояться парад. Понятно, не обошлось и без Душека. Площадь-небольшая, как полагается в маленьком городке,-была' запружена любопытными. На тротуаре около аптеки стояло командование полка, городской голова и местная знать. Настроение было торжественное и приподнятое. Внезапно грянул духовой оркестр. Душек ошалел. Он кинулся вперед. Растолкал каких-то женщин. Сунулся под ноги какому-то деду с зонтиком - так, что тот во всю длину растянулся на улице. Кто-то пнул Душека ногой. Пес выскочил на тротуар прямо из-под ног марширующих солдат. Подбежал к трубачам, к тем, у которых были самые большие и самые громкие трубы, и как запоет! Громко, пронзительно! Никогда в жизни он еще так не голосил. Он прямо-таки заглушал оркестр. Ничего не было слышно, кроме его душераздирающего воя.

Скандал! Городской голова изменился в лице. Такой позор для всего города! Что же это такое? Тут праздник, торжество, а пес воет, словно по покойнику. Капельмейстер в ярости. Музыканты дуют в трубы, а сами стараются пнуть ногой пса, который вертится у них под ногами и воет как бешеный. Кто-то кинулся ловить Душека. Но куда там! Пес вертится вьюном, увертывается и "поет". Ах, как он тогда пел!

После парада Душек вернулся домой измученный, избитый, истерзанный. Съел все, что нашлось, и исчез. Больше он никогда не возвращался.

Он пошел за полком. Красота военного марша увлекла эту художественную натуру. И Душек стал странствующим артистом.

Если вы когда-нибудь увидите такого пса - лохматую дворняжку, которая бежит перед военным оркестром, подняв остаток хвоста, словно отдавая честь, и воет, когда оркестр начинает играть марш, присмотритесь к ней получше. Я не ручаюсь, что это не мой Душек. И предупреждаю вас, чтобы вы его не трогали и не звали к себе. Ахнуть не успеете, как он слопает у вас в доме решительно все, начиная от шнурков и кончая роялем.

МУСЯ

1

Душек порой умел быть таким ласковым, что его, как говорится, хоть к ране прикладывай. Понятно, когда ему приходила охота. Случалось это, не отрицаю, весьма редко. Но зато, когда у Душека бывали добрые дни, это был не пес, а просто чудо! Смотрел он в глаза с такой безграничной преданностью, с такой любовью, что, казалось, скажи ему:

- Душек, прыгай в огонь! Он лишь спросит:

- В духовку или прямо в печку? - и из пламени покажется только виляющий обрубок хвостика.

В эти хорошие часы Душек ходил со мной по городу. Не отходил от меня ни на шаг. Ни капельки не интересовали его собаки, играющие в салочки возле фонаря на рынке. Мясные лавки он даже не удостаивал взглядом. Проходя возле колбасной, смотрел в небо и считал голубей, серебряными каплями переливающихся в небесной лазури.

Образец собачьей добродетели, верно ведь? Вот однажды идем мы с Душеком с почты. Свернули в уличку, где был когда-то францисканский монастырь.

В старинном здании монастыря давно разместилась школа. В костёле редко служили. На одинокой, стоявшей рядом звоннице уже не было колоколов. Но редко на какой колокольне бывало столько грому и звону, как на этой онемелой звоннице! И в окнах, и под островерхой крышей, под самым шпилем, и в нишах, и там, где просто выпали кирпичи из обветшалых стен, с незапамятных времен гнездились галки. Тьмы и тьмы галок!

Орали эти черные тучи на весь город. Всюду их карканье было слышно. Ранней весной, когда галки-молодожены искали квартиры с удобствами, людям, проходившим по монастырской улице, приходилось кричать-не было другой возможности понять друг друга.

И тогда начальник почты, ворчун и брюзга, старый холостяк, который никогда в жизни не искал ни для себя, ни для жены. ни для своих будущих детей квартиры с удобствами, время от времени отворял форточку, высовывал руку, вооруженную допотопным пистолетом калибром с добрую пушку, и палил дробью в небо. Очевидно, чтобы распугать галок. Но галки не обращали ни малейшего внимания на неуместные выходки этой маринованной селедки. У них были на уме слишком важные дела, чтобы обращать внимание на человека, у которого вместо сердца в груди губка, пропитанная уксусом и желчью!

Я любил наблюдать за галками. Они были всегда в движении, в полете, в хлопотах и трудах. Нелегкое дело воспитать, а особенно выкормить прожорливое потомство. Я восхищался предприимчивостью галок, их отважными экспедициями за кормом для малышей. Нравились мне они, эти галки.

Вот и на этот раз я на минутку остановился перед монастырем. Гляжу на звонницу. Вдруг слышу писк. Оборачиваюсь. Душек кого-то терзает. Я отнял у него жертву. Галка. Вернее, галчонок. Пес, видимо, порядком придушил его птенец был едва жив. К счастью, Душек не успел все же ни перегрызть галчонку горло, ни вырвать едва прорезавшиеся крылышки.

Положил я галчонка в шапку и бегом домой. Вот так, вырвавшись из пасти Душека, и пришла к нам наша Муся.

2

Спас я галчонка. И тут только начались настоящие заботы. Ведь Муся хотела есть. Совершенно естественно! Однако никто из нас даже не представлял себе, чем можно кормить галочьего младенца. Катерина была того мнения, что молоко еще ни одному ребенку вреда не причинило. И сунула Мусе в рот булку, намоченную в молоке. Беда! Сущая беда! Бедный галчонок после этого угощения стал поразительно похож на двуногий скачущий фонтан!

Дали булку без молока. Тоже немногим лучше. Попробовали кормить зерном. Полное фиаско! Что же делать? Стал я рыться в разных умных книжках про птиц. Вычитал я там, сколько у галки перьев в хвосте и какой длины у нее пищеварительный тракт. Но что должно находиться у молодой галки в этом пищеварительном тракте, чтобы она не подохла с голоду,-об этом, увы, не было ни словечка!

Припомнилось мне, что видел я, как старая галка несла своим птенцам что-то вроде дождевого червя. Отлично, думаю. Попробуем дождевых червей. Созвал я, стало быть, знакомых сорванцов со всего города и условился с ними, что ежедневно они будут приносить мне свежих червяков.