Муха с капризами

Но чего не сделаешь, чтобы угодить обезумевшей от горя женщине, гостье... Наконец пошли домой. Панна Агата шатается от горя. Едва не падает мне на руки.

"За доктором, - думаю, - послать, что ли?" Входим мы во двор. Вдруг Рыжий смотрит на Тузика, Тузик - на него. Подняли носы, нюхают. "Тузик! крикнул Рыжий. - Чуешь нашу печенку?"

"Погоди!" - рявкнул Тузик и втянул в себя воздух. И вдруг, как камень из пращи, полетел к воротам. Рыжик - за ним. Секунды не прошло визг, писк, скулеж где-то за домом, на улице.

- Сандичка, Сандичка мой! - крикнула панна Агата. Вот она уже за воротами. Крися, тетка Катерина и я-за ней! В нескольких десятках шагов от ворот, там, где начиналось поле, - видим, клубится пыль... До неба! Ничего не видно - только туман, в котором мелькает то голова, то хвост, то лапа. И визг стоит неслыханный.

Подбегаем ближе. Это Тузик и Рыжий обрабатывают Сандика! А из-за чего сражение? Из-за печенки! Сандик, видимо, отыскал ее, выкопал и утащил из сада в поле. И там устроил пир горой.

Он огрызался вовсе неплохо. Сражался упорно. Я этого даже не ожидал от такого недотепы. Но панна Агата приняла это событие так близко к сердцу, что немедленно начала укладывать вещи.

- Ни секунды не останусь в доме, где держат таких несносных собак! Мой Санди научился есть такую тухлятину у ваших дворняг. Они его испортили! - упрекала она нас, курсируя между чемоданами и корзинкой, в которой лежало ее захворавшее сокровище.

И невозможно было ее убедить в том, что наши собаки не могли "испортить" ее Сандички, ибо "сокровище" совершенно не водилось ни с Тузиком, ни с Рыжим.

Вечером, во время ужина, Крися не спускала Микадо с колен. И чудилось мне, что, поглаживая его по голове, она незаметно потягивала носиком. Тетка Катерина ходила хмурая. После ужина Крися подходит ко мне и говорит:

- Дядечка, а как же Микадо?

- Что значит "как же", дорогая? Собака принадлежит панне Агате. Я, правда, вижу, что она его меньше любит, чем Сандика, но, очевидно, все-таки увезет его в Варшаву.

- Дядя, а может... - начала Крися и запнулась.

- Что?

- Дядечка, а может быть, вы попросите панну Агату... Пусть бы она нам его оставила!

- Детка моя, - говорю, - нехорошо поручать другому то, что мы можем сделать сами. Поговори сама с панной Агатой. Крися пошла.

Не прошло и минуты, как она вернулась. В слезах. И побежала на кухню. О чем уж они там говорили с теткой Катериной - не знаю. Известно мне лишь то, что двери во всем доме хлопали, кастрюли гремели, завтрак на следующий день опоздал на целых полчаса, а молоко так пригорело, что его в рот взять было невозможно!

Прибыла бричка, в которой мы должны были отправить на вокзал панну Агату. Начали выносить вещи. А наши собаки и Микадо все еще были где-то в городе. Они появились в самую последнюю минуту. Панна Агата схватила Микадо и засунула его в корзину.

"Видал?" - шепнул сокрушенно Тузик. Рыжий не издал в ответ ни звука. Зато панна Агата вскрикнула и выронила корзинку с Микадо на землю. Рыжий укусил ее за ногу. И тут же отскочил. Кусался он редко, но всегда очень больно. Панна Агата схватилась за укушенную ногу.

- Убейте эту дворняжку! Она, наверно, бешеная! - крикнула она и по ошибке бросилась с зонтиком на Тузика.

Тузик оскалил на нее зубы и рявкнул: "Руки прочь!" Едва мы кое-как уладили дело, и тут на тебе - новый скандал! Микадо выбрался из корзинки, хвост под себя - и ходу на двор!

Я поймал его, принес, панна Агата вырвала его у меня из рук, упаковала в корзинку. Поехали. Хлюпала Крися носиком или нет? Да. И еще как! А на корзинку с Микадо старалась даже и не смотреть. Мы внесли вещи панны Агаты в купе. Поставили и корзинки с собаками. Остается несколько минут до отхода поезда. Панна Агата стоит у открытого окна. Последние пожелания, напутствия, поцелуи. Поезд трогается, панна Агата машет нам рукой, и вдруг Крися кричит:

- Микадо!

И какой-то шар отделяется от вагона и падает между нами!

- Микки, милый, дорогой!

Очевидно, корзинка открылась, собачонка вскарабкалась по подушке на окно - и вырвалась на волю. Она сделала свой выбор. "Будет история! Ну ладно, как-нибудь уладим", - подумал я. И решил не портить настроения Крисе и Микадо. Они так радовались тому, что снова оказались вместе!

С той поры Микадо остался у нас навсегда. В конце концов удалось убедить панну Агату, что песику будет у нас лучше. Мы только переменили японцу имя. Стали звать его коротко: Мик. Спал он в комнате, у изголовья Криси. Зорко следил за всеми, кто к ней подходил. Не дай бог было до нее дотронуться! Он начинал скулить, просить: "Не обижайте моей хозяйки. Я ее люблю. Не трогайте ее!" Если же кто-нибудь шутя делал вид, что хочет ее ударить, Мик, не считаясь ни с чем, в бешенстве бросался на него и кусал. С собаками жил в дружбе и согласии. А когда выдавался скучный день, отсыпался в конуре. Там ведь всегда была баранья лопатка - утешительница наших псов во всех невзгодах.