Операция «Сломанная трубка»

Кестюк приподнял пыльный слежавшийся пласт.

— Полезай, — шепнул он.

Захарка заполз под солому, а потом туда же забрался и Кестюк.

— А если они сюда полезут? — зашептал Захарка.

— Да ладно уж, молчи!..

— Вот тута у меня погребок, — послышался голос Садкова. — Можно, конечно, туда положить, но там у меня сыровато. Вот здесь в углу, под дерюжкой, в самый аккурат будет…

— В Москве, Евсей Пантелеевич, я от них оторвался, — Кестюк узнал голос змееглазого. — Пришлось такие петли на такси выделывать, три раза пересаживался.

— Но все же полной уверенности у нас нет. Надо побыстрее отсюда выбираться, — произнес Евсей Пантелеевич.

— Значит, выходит, и за моим домом могут следить? — прохрипел лесник.

— Я же, кажется, ясно сказал: долго мы у тебя не задержимся. Понял? — голос Евсея Пантелеевича звучал жестко. — Скажи лучше, можно ли через этот лес выбраться прямо на Кенашское шоссе?

— На Кенашское шоссе? — все так же хрипло переспросил лесник.

— Ну да, чтобы не возвращаться в город.

Садков почему-то ответил не сразу. Видно, задумался. А в это время наверху у Захарки ужас как засвербило в носу. «Все пропало, сейчас чихну», — подумал бедный Захарка. Он прикусил нижнюю губу и зажал нос пальцами.

— Пешком придется топать, — сказал внизу лесник.

— Ладно, — согласился Евсей Пантелеевич, — может, так даже и лучше. Сегодня переночуем, а завтра пораньше тронемся дальше.

— Ну, сами знаете, как вам надо, — тихо отозвался лесник. — А теперича идемте в дом…

— Постой! — остановил его Евсей Пантелеевич и тихо-тихо так прошипел: — Если что случится, станут тебя спрашивать, чтобы ни-ни!.. Понял?

— Как не понять, — промямлил лесник.

— Не то придется вспомнить твои гродненские грехи. И поминай как звали… Так-то, голубчик, — заключил Евсей Пантелеевич.

Наверху слышно было, как во время разговора открывали погреб, наверно, прятали вещи.

Между тем Захарка уже задыхался, корчился в пыльной соломе.

— А-апчхи! — наконец не выдержал он.

— Кто-то чихнул? — донесся снизу встревоженный голос Евсея Пантелеевича. — Слышали?

— Точно, — ответил змееглазый. — Вон там, в курятнике.

Слышно было, как скрипнула дверь, потом чиркнули спичкой и удивленный голос сказал:

— Что за чертовщина! Здесь никого нет!

На этом, может быть, все бы и кончилось, но Захарка, красный и потный от волнения, чихнул еще, а потом и еще два раза.

И тут же змееглазый проревел на весь сараи:

— Он там, наверху!..

Нижние перекладины лестницы заскрипели. Захарка понял, что надо вылезать. Нарочно громко шурша и продолжая чихать, он выбрался из-под соломы, быстро прикрыл Кестюка получше и, придвинувшись к краю навеса, спустил ноги вниз. Лестница оказалась немного левее Захарки. На ней стоял змееглазый… Захарка, опершись о край помоста руками, лихорадочно соображал, что бы ему наврать там, внизу. Стал нашаривать правой ногой верхнюю ступеньку лестницы, висящей вдоль стены на толстых железных крючьях. В это время змееглазый схватил Захарку за ногу и сильно дернул. Мальчик чуть было не загремел с двухметровой высоты, но все-таки ему удалось удержаться. «Плохо дело, — мелькнуло у него в голове, — но еще хуже будет, если они и Кестюка найдут». И тут же заныл, захлюпал носом.

— Ой, дяденька, больно, не дергайте так, я сам спущусь, тут котенок такой хорошенький, я сейчас вам все расскажу…

Медленно спускаясь по лестнице, он все ныл и приговаривал:

— Не думайте, дяденька, я не за яйцами на сеновал залез, я там котеночка видел.

«Вот это артист, — сказал про себя Кестюк, — я бы, наверно, так не смог…»

Серенького котенка Захарка действительно видел еще вчера, когда сидел в кустах возле забора. «Только бы не напутать чего, не сбиться», — подумал он и, спустившись с лестницы, еще несколько раз звонко чихнул.

Захаркино нытье, видимо, несколько успокоило гостей лесника. Может быть, они приняли мальчишку за какого-нибудь его родственника.

— Ну-ка пойдем на свет, посмотрим, кто ты есть? — и змееглазый схватил мальчика за руку.

Захарка не стал сопротивляться. Шмыгая носом и заикаясь, он продолжал:

— Вот посмотрите, дяденька, карманы… пустые у меня. Честно говорю, за котенком туда залез. Серенький такой…

Змееглазый молча ткнул его кулаком в спину, и Захарка оказался перед Евсеем Пантелеевичем. Высокий, худой, со страшными черными глазами навыкате, он больно схватил Захарку жесткими пальцами за ухо.

— А ну говори, кто ты такой? Зачем туда залез?

От боли Захарка на миг забыл не только о вчерашнем котенке, но и вообще обо всем. Евсей Пантелеевич дернул за ухо еще раз, и, как ни странно, от этого Захарка пришел в себя.

— Говори! А не то оторву совсем!

Захарка с мольбой посмотрел на Садкова.

— Я… я не хотел воровать яйца… Увидел в лесу котенка серенького… вот и… хотел домой к себе унести. Погнался за ним, а он в сарай… Я… котят очень люблю…

Тут Захарка заметил, что лесник как будто смотрит на него с сочувствием. Это ободрило его.

— Я… побежал за ним в сарай, а тут собака ваша залаяла… И вы сами вышли… Я спрятался на сеновале, а тут вы все в сарай пришли… — И он как мог робко взглянул на Евсея Пантелеевича, все еще державшего его за ухо. Потом перевел взгляд на лесника. — Простите меня, дяденька, я больше и близко к кордону не подойду!..

— А где же твой котенок, черт возьми! — чуть ослабив хватку, спросил Евсей Пантелеевич.

— Убежал, в щелку выскочил… Не успел я его поймать…

— Евсей Пантелеевич, — заговорил вдруг лесник, — мальчишка-то вроде не врет. Я тоже видел, бродил тут какой-то котенок. С поселку, что ль, его кто-то подбросил… Ладно уж, пущай идет себе домой. Мальчонка-то, похоже, не из воришек. А ты смотри… Чтоб забыл, как по чужим сараям лазить!

Захарка уже было обрадовался, что так все хорошо оборачивается, но Евсей Пантелеевич усмехнулся и оттолкнул Захарку подальше в сарай. А сам поворотился к леснику и отрезал:

— Слишком ты легко веришь людям. Садков! А если он подслушивал наш разговор?.. Знаю я этих пионеров: через час сюда милиция заявится! Так ведь, а?

— Не понимаю, чего вы… — пробормотал Захарка, потирая горящее ухо. — Откуда мне понять, о чем вы говорили…

— Значит, не понимаешь? Так-так… А ну-ка говори, кто тебя подослал?! — Страшные глаза Евсея Пантелеевича впились в Захаркино лицо.

— Ну вот что, — не выдержал наконец змееглазый. — Вон погреб. Пусть посидит там пару суток.

Лесник явно не одобрял такое предложение.

— Так мне ж придется ответ держать, — буркнул он. — Малец же не без языка. Всем потом расскажет, что я его в погребе держал. Да и искать придут. Что я скажу людям?

— Скажите, какой совестливый стал, — скривился в усмешке Евсей Пантелеевич. — Объяснишь, что решил наказать мальчишку за воровство. Можешь для убедительности бросить ему в погреб несколько яиц. Вот и все. Ясно?

«Неплохо все выходит», — решил Захарка. И когда его заталкивали в погреб, он бубнил что-то и сопротивлялся лишь для виду. «Дальше видно будет, сколько суток я здесь просижу», — почти с радостью подумал он, спускаясь по узкой лестнице в сырую темноту погреба.

Кестюк, лежа в соломе, хорошо все слышал. У него тоже от пыли першило в горле и зудело в носу.

— Перекусим немного, чуток отдохнем и в путь. Напрямик через лес, — послышался голос Евсея Пантелеевича.

— Уж больно скоро, — сказал Садков. — Куда ж на ночь-то глядя?

— А вот ты нас и проводишь через свой лес. Может, и лучше ночью-то. У меня что-то душа не на месте. В нашем деле, как у саперов, ошибаются только раз… Ладно, пошли.

Стукнула дверь сарая, потом слышно было, как протопали по ступенькам крыльца, хлопнула входная дверь дома, и все смолкло.

«Надо быстро бежать в город, — решил Кестюк, спускаясь с сеновала. — Самим нам с этими бандитами не справиться. Сейчас выручу Захарку — и дунем напрямки. Эх и дернуло же нас залезть в сарай! Сейчас бы уже на полдороге были. Хоть бы они погостили у лесника часика два…»