Операция «Сломанная трубка»

Спустившись, Кестюк увидел, что на крышке погреба что-то лежит. Оказалось, мешок с какими-то железками. «Тяжелый какой, — прошептал Кестюк, пытаясь сдвинуть мешок. — И чем это он набит?»

— Кестюк! — донеслось снизу. — Это ты?

— Сейчас я тебя выпущу, тут они мешок сверху положили, — отозвался Кестюк.

— Ты беги лучше быстрее в город, — сказал Захарка, — а я тут посижу пока, а то они хватятся меня, так и утекут мигом.

Кестюк хотя и понимал, что Захарка верно говорит, но оставить товарища в погребе не мог. Он снова взялся за мешок, внутри которого что-то сильно звякнуло. Кестюк замер. Но было уже поздно. Дверь сарая отворилась:

— То-то, гаденыши! Я так и думал: уж больно легко полез он в погреб! — хохотнул змееглазый.

Одной рукой сдвинул мешок, откинул крышку погреба и пинком скинул Кестюка вниз.

— Ну, теперь все.

Падая в погреб, Кестюк столкнулся с Захаркой, и теперь оба они лежали на сыром земляном полу.

— Сильно я в тебя врезался? — первым пришел в себя Кестюк.

— Фу-у, прямо в лоб, аж искры из глаз посыпались, — отозвался Захарка, приподнимаясь. — А ты как?

Кестюк сел, подвигал руками и ногами.

— Ничего, — сказал он, — вот только ногу подвернул. Могло быть хуже… А в лоб я тебя, наверно, коленкой саданул.

— Ну и попали мы! — пробормотал Захарка. — Как думаешь, где сейчас наши?

— Где-нибудь рядом, да что они могут сделать? Эх, и дурак же я! Правильно говорил Ильдер, надо было в милицию заявить…

Глаза постепенно привыкали к темноте. Свет в погреб проникал из узкой щели между досками крышки. Ребята отыскали возле стенки место посуше и кое-как примостились на каком-то шатком ящике.

— Тебе страшно? — вдруг спросил Кестюк.

— Страшно… Ведь он сказал, живыми нас отсюда не выпустит. И Камбур нам не поможет, я ему велел лежать, он и будет лежать два дня — с места не сойдет… А ведь это я во всем виноват. Не расчихался бы — давно уже до реки бы добежали.

— Да ты-то что, ведь я все затеял. Не знал, что так получится. Как думаешь, ребята нас уже хватились? Сообразит Ильдер, что делать? Или опять с Илемби спорит?

— Хвастун он, фантазер-гипнотизер, — мрачно сказал Захарка.

Помолчали. Ниоткуда ни звука. Захарка поднялся.

— Пошарю я тут, может, чего съестное найдется, а ты пока посиди. Как нога-то?

— Болит. Лодыжка распухла. Ты посмотри там, может, лопату найдешь. Тогда подкоп будем делать.

— Здесь у лесника в закроме картошка была, осталось еще на самом дне, — донесся до Кестюка голос Захарки. — Капустой кислой пахнет, только не пойму, где она у него.

«Мне бы тоже надо двигаться, — подумал Кестюк, — а то и замерзнуть недолго». Он поежился.

— Бидон старый нашел, — сказал Захарка. — Только что с него проку?

Кестюк промолчал. Тихо-тихо было в темном сыром погребе. И не поймешь, сколько уже времени прошло…

Вдруг Кестюк услышал, что Захарка карабкается по лесенке вверх. И уже оттуда спросил шепотом:

— Слышишь?

Кестюк сначала ничего не услышал. Но вот до его ушей донеслось какое-то отдаленное жужжание. Оно все усиливалось. Наконец Захарка понял, что к кордону приближается машина. В конуре громко залаял Трезор, кто-то перемахнул через забор, совсем рядом с сараем, потому что слышно было, как он шумно приземлился и протопал по двору к дому.

После этого со двора долго доносился лишь захлебывающийся лай собаки. А потом раздались знакомые голоса.

— Кестю-ук! — Это кричал Ильдер.

— Захарка-а! — тоненько позвала Илемби.

— Ребята-а! — заорал, не помня себя, Захарка.

Над погребом застучали, затопали, зазвякало железо в мешке, кто-то яростно громыхнул щеколдой, кто-то рванул крышку погреба и откинул ее.

— Выходите!

Когда Захарка очутился в объятиях ребят, Кестюк тоже рванулся было вслед, но тут же почувствовал, как острая боль пронзила ногу.

— Ой… я не могу… нога… — прошептал он, встретившись на миг глазами с Маюк, и опустился на прежнее место.

— Кестюк ранен! — испуганно взвизгнула Илемби.

Захарка и Ильдер с помощью девочек осторожно вытащили Кестюка из погреба, вывели во двор, усадили на бревно, захлопотали вокруг, побежали за водой к колодцу. Командир не возражал, только молча обводил друзей глазами и улыбался. Смешнее всех выглядел Захарка: один глаз у него заплыл огромным синяком. Ай да Захарка! Ведь и не пикнул ни разу про свой глаз…

Маюк быстро ощупала ногу Кестюка, потом что-то шепнула Илемби, и они, одна за другой проскочив сквозь дыру в заборе, зачем-то побежали в лес.

— Ну, рассказывайте…

— А мы все видели, — сразу же откликнулся Ильдер. — Вон с того дуба! — Он показал на старый дуб, шатром раскинувшийся над кустами орешника. — Как они допрашивали Захарку, как потом снова затолкали в сарай… Потом хотели было подползти к сараю…

— Зачем?

— Ну, чтобы посоветоваться… Только не успели. Из дома вдруг выскочила Маюк.

— Кто-кто?

— Да Маюк же! Не успели мы придумать, что делать, а она уже прокралась вдоль забора и… бегом к поселку!

— Едва догнали мы ее, — добавил не то Гера не то Гена. — Девчонка, а так бегает!

— Догнать-то мы ее догнали, схватили за руку, а она вырывается! Плачет! А мы, дураки, ее не пускаем. Да и откуда нам было знать, куда она бежит?

— Куда же она бежала?

— К телефону! Звонить в милицию! И знаешь, кто ее послал? Ни за что не угадаешь, Садков!

— Садков?!

— Ну да. Я и сам сначала не поверил. Сразу подумал: не-ет, не в милицию звонить послал ее дядя, а к кому-нибудь из своих сообщников. Нас, думаю, не проведешь. Ну, Никона и Геру с Геной мы послали назад, следить за кордоном, а я, Илемби и Маюк помчались вместе. Я сам набрал номер телефона, который Садков написал Маюк на бумажке…

— И что?

— Ну, я сказал, откуда и по чьей просьбе звоню, сказал, что могу доложить только самому главному их начальнику. В трубке тут же что-то щелкнуло, и оттуда басом: «Полковник Морев слушает…»

— А минут через двадцать к лесу уже подкатили машины! — не удержался Никон.

Из-за сарая вынырнули Илемби и Маюк. Подбежав к Кестюку, Маюк принялась натирать его ногу какой-то травой, а Илемби стала прикладывать эту же травку к синяку Захарки.

— Глядите! — вдруг крикнул Никон. — Ведут!..

Из дома лесника вышли двое незнакомых мужчин и встали по обеим сторонам крыльца. Потом показались Евсей Пантелеевич и змееглазый. За ними — еще двое с пистолетами в руках… «Гостей» лесника посадили в машину, а тот, что первым появился на крыльце, прошел мимо ребят в сарай и вынес оттуда чемодан и сумку — вещи арестованных. Захарка, присмотревшись, прошептал удивленно:

— «Ученый»… Так он же только вчера дрался с лесником у оврага!.. Ничего не понимаю…

Тот, видно, тоже узнал Захарку и подошел к нему.

— А-а, привет, спаситель! Значит, и вчера ты следил за нами по поручению отряда, да?

— Да…

— Постой, а где глаз-то так зашиб?

— В погребе…

— А у Кестюка вон растяжение, — вмешалась Илемби. — Я уже говорила вам о нем. Он наш командир!

— Так вот ты какой! — чекист пристально посмотрел на Кестюка. — Что ж, будем знакомы, Кестюк… Ну-ка я посмотрю твою ногу… Так… По-моему, перелома нет. Ты, брат, потерпи пока. Сейчас мы доедем до города, и я сразу же пришлю «скорую помощь».

— Да уже ничего, проходит, — смущенно пробормотал Кестюк. — А вы… не можете сказать, кто они такие? — спросил он, кивнув в сторону машины.

— О-о, это страшные люди! — Чекист покачал головой. — Тот, что постарше, больше тридцати лет скрывался от возмездия — он был полицаем в Гродно, служил фашистам, истязал наших людей. Потом впутал в свои грязные дела еще троих, начал шантажировать Фрола Сидорыча, который когда-то совершил ошибку, согласившись работать конюхом при комендатуре…