Штурм Рейхстага
Штурм Рейхстага читать книгу онлайн
Однажды, было это не так давно, в Москву, где я сейчас живу и служу в Советской Армии, пришло письмо из Челябинска. Автор его — Сергей Васильевич Пешехонов — старый мой знакомый, в некотором роде даже учитель и наставник. Коммунист ленинского призыва, слесарь по специальности, он вплоть до войны жил и работал в столице, а потом вместе со своим заводом был эвакуирован на Урал и остался там навсегда.
На одном из московских заводов Метростроя Сергей Васильевич обучал меня слесарному делу. Это был требовательный, опытный учитель, чуткий человек и кристально чистый, принципиальный большевик. Всегда аккуратный, дисциплинированный и ровный, он эти качества воспитывал и в своих учениках. Один раз, боясь опоздать в кино, я не закончил обработку одной детали, плохо убрал свое рабочее место. Ошибку свою понял уже вечером, но было поздно. Утром я увидел в стенгазете злую карикатуру на себя. Сергей Васильевич весь день молчал, а потом сказал, что срок моего обучения продлевается еще на две недели...
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
К. Самсонов
Штурм рейхстага
Вместо предисловия
Однажды, было это не так давно, в Москву, где я сейчас живу и служу в Советской Армии, пришло письмо из Челябинска. Автор его — Сергей Васильевич Пешехонов — старый мой знакомый, в некотором роде даже учитель и наставник. Коммунист ленинского призыва, слесарь по специальности, он вплоть до войны жил и работал в столице, а потом вместе со своим заводом был эвакуирован на Урал и остался там навсегда.
На одном из московских заводов Метростроя Сергей Васильевич обучал меня слесарному делу. Это был требовательный, опытный учитель, чуткий человек и кристально чистый, принципиальный большевик. Всегда аккуратный, дисциплинированный и ровный, он эти качества воспитывал и в своих учениках. Один раз, боясь опоздать в кино, я не закончил обработку одной детали, плохо убрал свое рабочее место. Ошибку свою понял уже вечером, но было поздно. Утром я увидел в стенгазете злую карикатуру на себя. Сергей Васильевич весь день молчал, а потом сказал, что срок моего обучения продлевается еще на две недели.
— Понимаешь, Константин, почему? — спросил меня Пешехонов.
— Понимаю, — ответил я.
Позднее, по совету Сергея Васильевича, я стал слушателем стрелковой школы Осоавиахима.
— Военное дело очень полезно молодому человеку, — сказал мне Пешехонов.
В этой школе я узнал, что такое военная дисциплина.
Через год я под влиянием Сергея Васильевича вступил в комсомол.
Не будет преувеличением, если я скажу, что Сергей Васильевич был для меня вторым отцом.
Вместе с моими родными и друзьями Пешехонов провожал меня в 1937 году в армию.
С тех пор мы встречались редко. Но связь наша не порывалась. Нет, нет, да и придет весточка от старого друга.
То самое письмо Сергея Васильевича Пешехонова, о котором я упомянул, меня очень взволновало и заставило призадуматься.
Привожу его целиком:
«Здравствуй, Константин! С первых строк имей в виду, что пишу тебе не один. Напротив, за столом сидит мой внук Федя — ученик седьмого класса, отличник, председатель совета дружины школы. Скажу, не хвалясь — парень он положительный, одним словом, Пешехонов. Я не раз рассказывал ему о тебе, читал ему твои письма, и вот с некоторых пор он стал приставать ко мне с просьбой, чтобы я посоветовал тебе написать о штурме берлинского рейхстага. Долгое время мне удавалось отбиваться от него. Больше всего на него действовал довод, что ты не писатель, а воин. Но вот на днях он принес мне чуть ли не десяток книжек наших знатных советских людей — новаторов производства и сельского хозяйства. Ты знаешь, наверное, эти книжки. Выложил он их из портфеля передо мной и спрашивает:
— Дедушка, Василий Колесов писатель?
— Нет, внучек, — отвечаю, — он, по-моему, известный токарь из Куйбышева.
— А Паша Ангелина?
— Это украинская трактористка.
— А Генрих Борткевич?
— Ленинградский токарь.
Глазенки у моего Феди загорелись, как угольки. Он лукаво улыбнулся.
— Значит, не обязательно быть писателем, чтобы писать книги?
— Выходит так.
— Значит, и воин может написать книжку?
В общем, попался старый Пешехонов.
Понимаешь меня, Константин?
Да и в самом деле, дружище, почему бы тебе не рассказать о своем воинском пути, о незабываемых боях на Курской дуге, в Польше, за Одером, о штурме берлинского рейхстага? Берлинская операция Советской Армии перед всем миром ярко продемонстрировала необоримую мощь нашего оружия, богатырскую силу нашего советского народа. Если ты расскажешь о подвигах своих боевых друзей-однополчан, такая книжка, ой, как полезна будет! Советую рассчитывать ее на юношество, на ребятишек, подобных моему Феде. Пусть знают, как рождается воинский подвиг, как много труда и знаний требует от солдата и офицера победа. Не забудь добрым, душевным словом помянуть славных тружеников тыла, которые в цехах заводов и на колхозных полях ковали победу над врагом…
Вот и все. Нет, не все. Федя диктует:
— Дядя Костя! Это просьба не только моя и дедушки, это просьба всех ребят нашей дружины. Ведь когда мы вырастем, будем служить в рядах Советской Армии.
Привет и поклон всем Самсоновым от всех Пешехоновых».
Много воспоминаний о днях минувшей войны всколыхнули во мне строки этого письма. Я переворошил всю свою фронтовую переписку, отыскал старые боевые карты и по ним мысленно снова прошел по суровым дорогам войны. Пожелтевшие от времени листки окопных блокнотов воскресили в памяти имена дорогих и близких мне людей — славных сынов советского народа, настоящих богатырей.
С большим волнением перечитал я письма, полученные от Сергея Васильевича Пешехонова в годы войны.
И решил и на этот раз последовать совету своего старого друга.
Свои записи я посвящаю Феде Пешехонову и его товарищам, своему сыну Володе и вообще всем нашим замечательным советским ребятам.
От солдата до офицера
Поезд идет на восток. Мы едем в большом товарном вагоне, едем сутки, двое, трое, а станцию назначения не знаем. Сопровождающие офицеры на наши вопросы отвечают шутками.
Мимо проплывают все новые города и села, широко и вольно раскинулся вокруг простор Советской Родины. Ночью у Куйбышева проехали Волгу. И вот уже Урал. Уфа — Златоуст — Челябинск. Без конца мелькают высокие заводские трубы, навстречу несутся поезда с металлом, машинами, лесом.
За Челябинском начались степи. По обе стороны железной дороги поля пшеницы, а чем дальше к Омску, тем чаще стали попадаться нетронутые массивы земли, на которых буйно росла трава, и было так много цветов, что от пестроты рябило в глазах.
Один из моих спутников, колхозник из подмосковного Кунцевского района, восхищенно восклицает:
— Земли, земли-то сколько!
Ему отвечают соседи:
— Сюда бы тракторы да людей покрепче. Урожаи сказочные дала бы эта целина.
Кунцевский колхозник замечает уверенно:
— Дай срок, доберемся и до этих земель…
Монотонно стучат колеса на стыках рельсов. Мы проехали Омск, Новосибирск.
Хочу сказать о том, что ни географическая карта, ни самая талантливая книга не могут дать такого полного, ощутимо материального представления о величии необъятной советской земли, как путешествие по ее просторам. Учитель говорит: «От Москвы до Владивостока девять тысяч километров». Ты удивлен и поражен. Но вот когда ты эти девять тысяч километров проедешь, удивление сменяется восхищением, ты начинаешь чувствовать себя здоровее, сильнее, гордость за любимую Родину переполняет твою душу, и ты веришь, что советский человек — самый богатый человек в мире. Ну, кто еще на земном шаре владеет такой землей, такой ширью!
Красноярск… Москвичи и вообще жители центральной России привыкли с детства любить Волгу. А сейчас перед нами Енисей. Он у Красноярска раза в два шире Волги у Куйбышева. Темная вода под мостом пенится, и кажется, что ей тесно в каменистых берегах реки.
Еще величественнее мне показался Амур. До армии я никогда не видел моря. Разлив этой реки у Хабаровска — настоящий морской простор.
Наконец красавец Владивосток. Чистые, словно умытые улицы, бескозырки матросов, запах моря и рыбы, в бухте корабли. Владимир Ильич Ленин когда-то сказал: «Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский!». И слова эти невольно приходят на память, когда бродишь поэтому раскинувшемуся на прибрежных сопках большому шумному русскому городу.
Не буду говорить, куда нас повезли из Владивостока. Скажу одно, что недалеко оказалось озеро Хасан. Края здешние на редкость красивы и исключительно богаты. Зимой в этих местах немного холоднее, чем в Крыму, а летом Приморье смело может поспорить с любым южным районом страны. Растет тут все, даже виноград.
Начались напряженные солдатские будни. Нас учили строю, знакомили с другими армейскими порядками, потом выдали оружие.