Штурм Рейхстага

Солдат — человек своенравный. Громким да красивым словом его трудно пронять. А вот если офицер все, даже иной раз и щи сварить, умеет лучше его, такому офицеру сердце солдата открыто. Говорят, что один человек все знать не может. А офицер, да еще такой страны, как наша, все должен знать.

Вывод один: трудись неустанно, учись беспрерывно и тогда ты будешь настоящим офицером. Воспитывай в своих подчиненных любовь к Родине и партии, — если эти чувства не живут в человеке, он не может быть настоящим советским воином.

Что касается нас, метростроевцев, то мы все рады за тебя, а я больше всех».

На защиту Отечества

Весть о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз застала нас на Дальнем Востоке. Я к тому времени уже командовал ротой.

На митинге солдат и офицеров нашей части вся рота дружно заявила:

— На фронт! На врага!

В те дни все советские люди именно так и были настроены. Но разве можно всем пойти на фронт? Кто-то должен был работать на фабриках и заводах, кто-то должен был двигать вперед науку, кто-то должен был беречь границы Родины на востоке и на юге. Мы хорошо знали о недобрых намерениях наших соседей — Японии и Турции.

Поэтому на наше заявление нам веско ответили:

— Когда нужно будет, получите приказ ехать на фронт…

В армии не допускаются споры и пререкания. Воинская дисциплина не допускает дискуссий. Старший командир сказал — закон. Но каково было сидеть хотя и на границе, но в тылу, когда вражеские сапоги топтали священную землю России, Украины, Белоруссии, Латвии, Литвы, Эстонии! Какое сердце было спокойно в дни, когда немецко-фашистские полчища подошли к Москве и Ленинграду!

Я в общей сложности написал, наверное, не меньше ста рапортов с просьбой отправить меня на фронт. И на каждый из них получал один и тот же ответ: «Не горячитесь. Время для этого еще не пришло».

Наконец в 1942 году часть была погружена в эшелоны и направлена на запад. Не было границ нашей радости. Но оказалось, что мы ошиблись. Нас доставили… в Челябинск. Здесь нам было поручено готовить резервы для фронта. Характерная деталь: с первым батальоном, отправлявшимся в район боевых действии, вызвались ехать все офицеры.

Успокаивало только сознание того, что ты и здесь приносишь пользу фронту.

В Челябинске я встретил Сергея Васильевича Пешехонова. Внешне старик здорово сдал. Похудел, брови и усы побелели, и только одни глаза цвета морской гальки оставались по-прежнему пешехоновскими. Он, по-моему, был огорчен, что встретил меня в таком глубоком тылу. Но, выслушав мой рассказ, сказал:

— Бывает, Костя. Ведь кому-нибудь надо и резервы готовить. Но ты-то рано или поздно все равно попадешь на фронт. А я вот застрял здесь. Одно утешение — что и наша продукция очень фронту нужна…

Через несколько дней мы с ним простились. Но я и на этот раз поехал не на фронт. Меня командировали на курсы «Выстрел» в группу командиров батальонов.

Опять учеба! Таков девиз нашей Советской Армии: учиться и учиться, все время идти вперед и выше по крутой лестнице военной науки.

На курсах было много фронтовиков. Я особенно сдружился с украинцем Иваном Колесниченко — капитаном по званию и артиллеристом по специальности. Его рассказы о боях западали мне в душу, заставляли думать и думать. Рассказывая о том, как надо в бою ценить время, Колесниченко вспомнил такой пример.

— Под Харьковом моя противотанковая батарея стояла на обороне перекрестка шоссейных дорог. Огонь по врагу мы вели прямой наводкой. Как только фашистские танки показывались из-за высотки, артиллеристы выкатывали пушки на заранее подготовленные позиции и открывали по ним огонь. Я, да и все орудийные расчеты по опыту знали, как важно опередить противника в открытии огня. Обычно мы начинали палить по танкам противника сейчас же, как только выкатим орудия из укрытия. И вот один раз, когда на счету батареи было уже более десятка подбитых и сожженных танков врага, разведчики-наблюдатели доложили, что со стороны высоты двигаются на перекресток дорог пять фашистских машин. Я подал соответствующую команду, По другой команде артиллеристы выкатили орудия на открытую позицию. А с третьей командой я опоздал на секунду — другую. Дело в том, что танки шли более рассредоточение, чем обычно, и я на мгновение растерялся. В это время вблизи разорвался немецкий снаряд, и я был ранен. Конечно, танки врага и на этот раз не достигли цели. Артиллеристы подбили три машины. Но цена выигранного боя была слишком дорога: на батарее было четверо убитых, шестеро раненых. Было выведено из строя два орудия…

Вот чего иногда стоит в бою одна секунда.

Вручая мне диплом об отличном окончании курсов, генерал после слов поздравления добавил:

— В два часа загляните ко мне.

Неужели фронт?

Я пришел в приемную генерала не в два часа, а в час.

— Самсонов? — удивился генерал, выходя из кабинета. — Ведь я вас просил зайти позднее.

Я покраснел и ответил что-то невпопад.

А генерал понял мое состояние и сказал:

— Ладно, входите!

В кабинете он вручил мне запечатанный конверт.

— Направляетесь в распоряжение отдела кадров Брянского фронта.

Шла весна 1943 года. Я не ехал, а летел на фронт. Летел мыслями, конечно, потому что обогнать медленно идущий поезд я при всем желании никак не мог.

На фронте мне дали назначение на должность командира батальона в стрелковую гвардейскую дивизию. Батальон состоял сплошь из сибиряков. Это были рослые, плечистые ребята, которые уже одним внешним видом вызывали расположение к себе.

Не буду описывать, как мы готовились к предстоящим боям. Впрочем, вот одна подробность: офицерам приходилось отдыхать не более четырех часов в сутки.

В июле немцы предприняли наступление на Курской дуге. Гитлер хотел в этом районе взять реванш за Сталинградский разгром. Наши войска стойко отразили бешеные атаки врага и измотали его в оборонительных боях, сами перешли в наступление.

В это время подошла к линии фронта и наша гвардейская дивизия. Собственно, фронт был уже в движении, так как оборона немцев была прорвана.

Батальон получил задачу взять высоту 111 с последующим выходом к железнодорожной станции Хатынец. К исходному рубежу шли форсированным маршем. И вдруг — авиация противника. Десять немецких пикирующих бомбардировщиков ясно выделялись на фоне вечернего неба. Батальон, как и полагается в таких случаях, рассыпался по полю, солдаты и офицеры залегли, используя складки местности. Заревели бомбы, ухнули взрывы, все заволокло дымом.

Мы с заместителем по политической части, помня наставления фронтовиков, перебегали от роты к роте, и наше хладнокровие удивительно хорошо действовало на солдат. Новый заход «Юнкерсов» застал нас во второй роте. Когда самолеты стали пикировать, я подал команду:

— По авиации противника — огонь!

Затрещали винтовочные выстрелы. Потом раздался ликующий крик:

— Горит, смотрите, фашист горит!

Один из «Юнкерсов», объятый пламенем и дымом, падал. Трудно установить, кто его поджег, так как по самолетам, кроме нас, била и зенитная артиллерия. Важно было другое: первая встреча с хваленой немецкой авиацией окончилась поражением врага. Солдаты кричали «ура», подбрасывали вверх каски.

Уже стемнело, когда батальон пришел на исходные позиции для атаки. Здесь мы накормили солдат и дали им отдых. На рассвете батальон без артиллерийской подготовки атаковал высоту 111. То, что атаке не предшествовала артиллерийская подготовка, было хитростью нашего командования. На войне такие примеры бывают. Немцы были застигнуты врасплох, но очень скоро опомнились и стали оказывать все возрастающее сопротивление. Вот тут-то и начала во всю свою мощь работать наша артиллерия. Она подавила минометные и артиллерийские батареи врага, взяла под обстрел все подходы к высоте, по которым могло прийти к гарнизону атакованной высоты подкрепление.

Бой за высоту длился до полудня. Гвардейцы-сибиряки дрались отчаянно. Не все, конечно, шло гладко, были ошибки, на некоторых участках понесли напрасные потери. Это ведь был только первый бой батальона! Но боевая задача была выполнена. Многие солдаты и офицеры показали образцы мужества и отваги. Сержант Яков Смирнов гранатой вывел из строя станковый пулемет противника. Рядовой Николай Безусов обезвредил двух вражеских снайперов. Старшина Семен Сорокин с тыла подполз к огневым позициям минометной батареи противника и гранатой, штыком и прикладом уничтожил семь фашистских солдат. Младший лейтенант Володин взял в плен немецкого капитана.