Злоключения озорника

Потом лес кончился, и мы остановились перед огромным ржаным полем. Как же дальше идти?

Я сказал:

— Нам осталось только триста шагов. Пошли, ребята!

Но моя группа не послушалась. Эрвин даже покрутил пальцем у виска — мол, не спятил ли я.

— Тогда я пойду один! — крикнул я.

И чего они меня всё время злят?

Рожь так и шумела вокруг, а я её топтал и ломал.

— Эй ты, безобразник! А ну-ка, поди сюда!

Рядом с моей группой стоял какой-то дядька. Я вернулся. Может, он нам подскажет, как дальше идти? Но он мне даже слова не дал сказать.

— Ещё пионер называешься! Не дорога́, стало быть, тебе народная собственность! Хлеб топчешь!

Чего он только мне не наговорил! Оказывается, это был бригадир кооперативного хозяйства. А я-то разве виноват, что наш маршрут через поле проходит? Но Эрвин сказал, что бригадир прав.

— Циттербаке всё делает, как сам хочет. Кто его знает, куда он нас ещё заведёт!

Потихоньку мы пошли дальше и снова стали считать шаги. Насчитали три тысячи триста сорок два, потом долго обходили озеро и остановились перед болотом. Потом нашли упавшее дерево и перебрались через ручей. Бруно полез первым и плюхнулся в воду.

И, конечно, опять я был виноват. На три тысячи триста восемьдесят шестом шагу мы упёрлись в железнодорожную насыпь.

Я шепнул:

— Ребята! Клад наверняка там, на той стороне!

Но мне никто не поверил.

Долго ещё мы плутали. Я слышал, как ребята позади меня перешёптываются: если, мол, я заведу их в болото и они все там утонут, тогда они мне как следует всыплют. И вдруг где-то неподалёку мы услышали голос Гарри! От радости мы все громко вскрикнули и бросились вперёд. Но не слишком быстро у нас это получилось. Мы, оказывается, здорово устали. К тому же мы и сами не заметили, что вернулись к нашей риге.

Там пионеры уже выскребали котелки. Хорошо, что Гарри оставил и для нас кое-что.

Когда мы подошли, все закричали на нас:

— Где это вы пропадали?

— Мы уже два часа как вернулись!

— А Гарри уже беспокоился о вас.

Мои пионеры набросились на перловый суп, как голодные волки, а я должен был сперва обо всём доложить вожатому.

— Я и сам не понимаю, как это мы заблудились, — объяснял я ему.

— А ну-ка покажи, где на компасе север? — сказал он вдруг.

Я повернул компас сперва так, потом эдак.

Гарри только всплеснул руками и сказал:

— Как раз в противоположной стороне! Видишь, кончик стрелки нарочно в другой цвет окрашен.

— Я отсутствовал, когда ты компас объяснял. У меня свинка была.

Но моё объяснение никто всерьёз не принял.

А клад знаете кому достался? Девчонкам! Этой самой Зигрид. Она и без того всегда нос дерёт. И ведь главное — мой собственный чемодан!

Потом я ещё долго упаковывал его и всё не мог закрыть. Мама слишком много напихала туда самого необходимого.

На днях в стенгазете нашей дружины была статья. Зигрид её написала.

Да, так и написано в этой статье! И вся школа её читает. Я рассказал об этом папе, но папа сказал, что это называется критикой. «Критика, — говорит он, — очень хорошая вещь. А самокритика — ещё лучше».

Но я всё равно против. Я же ни в чём не виноват. Во всём виноват чемодан. А его мама упаковывала. Папа сказал, что в следующий раз мне не придётся брать чемодан: он поговорит с мамой.

Вот видите!

Теперь я сам навожу критику на Зигрид — я с ней не разговариваю. Но почему-то все на меня страшно злятся. Ну где же тут справедливость?

Как мы с Бруно проводили телефон

Недавно Бруно говорит мне:

— Знаешь, надо нам так сделать, чтобы мы могли почаще разговаривать друг с другом. А то сидим каждый в своём углу и готовим уроки. Вот если бы у нас был телефон, мы могли бы позвонить и узнать, у кого получается задачка, а у кого нет. Или мы посылали бы друг дружке совершенно секретные телеграммы. К примеру, я говорю: «Привет тёте Эмме», а на самом деле это значит: «Приходи ровно в три к пещере в парке». Или ещё что-нибудь такое.

Бруно живёт не в нашем доме, а в соседнем. Вот поэтому он и придумал про телефон. Я очень обрадовался.

— Но откуда мы телефон возьмём? — спросил я. — Ведь почта нам не поставит?

— Да ты не вздумай на почте говорить об этом, — сказал Бруно. — Мы всё должны сделать тайно.

Я ещё больше обрадовался:

— Но если нам почта не поставит телефон, где же нам его взять?

Тут-то Бруно и открыл мне секрет о верёвочном телефоне. Его так делают: берут длинную-предлинную верёвку и к концам привязывают две старые крышки от банок из-под гуталина или из-под чего-нибудь ещё, И их заклеивают пергаментной бумагой.

Мы всё так и сделали. Бруно отошёл в один конец комнаты, я — в другой.

Я прижал крышку к уху и говорю:

— Ничего не слышу!

А Бруно говорит:

— Сейчас я поскребу.

И правда, он стал скрести по пергаментной бумаге, и в моём наушнике что-то зашуршало. Я очень хорошо это слышал. Потом я поскрёб, и Бруно тоже услышал. Тогда он стал говорить в свою трубку. Сперва я ничего не мог разобрать, но, когда он заговорил громче, я совсем ясно услышал:

— Правда, у нас мировой телефон, Циттербаке?

— Правда — мировой! — закричал я, и Бруно тоже очень хорошо услышал.

Какая простая вещь этот телефон! Немножко бумаги, бечёвка, банка из-под гуталина — и готово.

— Теперь давай проведём телефон из твоей квартиры в мою, — предложил Бруно. — Вот здорово будет! Я поскребу — ты сразу снимай трубку.

Дома́ наши стоят рядом. Я живу во втором этаже, Бруно — в первом.

Бруно сказал:

— Верёвку протянем прямо через двор — от твоей квартиры к моей.

Мы начали с того, что стали всюду собирать верёвки, чтобы их хватило на такое большое расстояние. Я только боялся, как бы узлы на слышимость не повлияли.

Проводить начали в моей комнате.

Бруно сказал:

— Надо где-нибудь в раме дырку просверлить.

Мне это предложение не очень понравилось. Я сказал:

— Давай лучше за окном телефон прикрепим. Как только ты поскребёшься, я открою окно, возьму трубку и поговорю с тобой.

— А вдруг я ночью позвоню! Ночью ведь нельзя окно открывать.

Я очень удивился:

— А зачем ночью?

— Ну там… жулики залезут или ещё что-нибудь…

— А-а-а! Вон оно что! Ну, тогда понятно.

И мы с Бруно стали сверлить дырку в раме. На нашу беду, мы сломали папино сверло. Но, на наше счастье, сверло сломалось, когда мы уже кончали сверлить. Мы установили мой телефон, спрятали его под кроватью, а верёвку выкинули за окно. Теперь надо было провести провод в комнату Бруно.

— Вон через то дерево! — сказал Бруно. — Залезай-ка на него и привяжи провод к ветке, а оттуда мы его протянем в нашу квартиру.

— Идёт! — сказал я.

Но мне ужасно не хотелось лезть на дерево. У меня всегда от высоты голова кружится. А кроме того, с этого дерева наша соседка фрау Ма́ттнер собирает сливы. Но я всё-таки взял в зубы верёвку, залез на дерево и крепко привязал её к верхней ветке.

Бруно стоял внизу и командовал:

— А правда похоже на настоящий телефонный провод? — сказал он. — Только надо следить, чтобы никто на него бельё не вешал.

Тут я услышал голос фрау Маттнер:

— Это что за безобразие! Это ты, Циттербаке, на моё дерево залез? Сливы воруешь?

Вижу, Бруно и след простыл, а я так и сижу на ветке.

— Не нужны мне ваши сливы! — сказал я, а сам, должно быть, покраснел до ушей.

Но фрау Маттнер ехидно рассмеялась:

— Рассказывай мне сказки! Ясно, за сливами полез! Да ещё за зелёными!