Злоключения озорника

Как всегда, они и на этот раз всю вину на меня свалили. А ведь это несправедливо.

Но лучше уж я расскажу всё по порядку.

Тётушку Паулетту мы ждали на пасху.

Мама сказала папе:

— Пожалуйста, возьми себя в руки, Пауль. А то, когда она приезжает, мы сразу ссоримся.

Папа нахмурил лоб.

— Ты всё же должна помнить, что это не мои родственники, а твои. Паулетта — твоя родная тётушка, а не моя. А если у неё такие отсталые взгляды, то я не намерен молчать.

«Хорошенькое начало», — подумал я.

Наконец тётушка Паулетта приехала. Сперва всё шло хорошо.

— Ну как вы здесь живёте? Плохо, да? — спросила она, улыбаясь, и сразу вытащила большой пакет маргарина из сумки. — У вас, бедненьких, этого нет, так вот я вам в подарок и привезла.

— Дорогая тётушка Паулетта, — очень спокойно сказал папа. — Ты для нас гость желанный, но, должен признаться, никакого представления о том, что происходит в мире, ты не имеешь.

Мама уже стала хмуриться, а папа ей говорит:

— Луиза, принеси, пожалуйста, из кухни большую банку с маргарином да заодно прихвати горшки со смальцем и маслом. Пусть тётушка Паулетта убедится.

И тётушка Паулетта убедилась. Она сказала:

— Ну, если так… А уж для маленького Альфи я такое привезла, чего у вас наверняка нет. — И она достала небольшую коробочку — раза в два больше спичечной. — Вот тебе, Альфи, жевательная резинка. Настоящая американская!

— Ещё что придумала! — сказал папа. — Не нужны нам эти американские штучки! Альфи себе только скулы свихнёт.

Но я поскорее спрятал подарочек в карман.

Я пошёл в уборную и там стал рассматривать коробочку. На ней было написано: «Баббл-гам». Мировое название! Я достал одну лепёшечку. Сладенькая! По вкусу здорово похожа на наши мятные лепёшки, только очень скоро кончилась сахарная пудра. И когда я обсосал четвёртую лепёшечку, то подумал: «Одно враньё! Надо всё это выкинуть!»

В столовой папа и тётушка Паулетта спорили о квартирной плате.

— Боже мой! — говорила тётушка. — Вы себе тут и представить не можете, какие у нас красивые квартиры!

— Вот как? — сказал папа. — А сколько вам за это платить приходится?

Тётушка Паулетта сразу обиделась.

Тут вмешался я:

— Папа правду говорит. Вот эта жевательная резинка тоже дрянь. Никакого вкуса в ней нет. Уж лучше её сразу глотать, как только слижешь мяту.

— Боже праведный! Альфи! — ужаснулась тётушка Паулетта. — Неужели ты проглотил резинку?!

«Это ещё что за новости! — подумал я. — Прожевал, значит, глотай! Конфеты же мы глотаем? И шоколад глотаем!»

— Её надо только жевать! — прошептала тётушка Паулетта.

— Это почему же? Жуют ведь только то, что едят, а раз прожевал — глотай.

— Да нет же! — всё больше волновалась тётушка Паулетта. — Жевательную резинку есть нельзя, её можно только жевать!

«Вот, — думаю, — чушь какая!»

— А сколько ты их проглотил? — со страхом спросила тётушка Паулетта.

— Сколько?.. Штук пять.

— Ужас какой! — заверещала тётушка Паулетта и бросилась к маме в кухню.

— Альфи проглотил резинку! У него заворот кишок будет… Немедленно клизму! Ромашки!.. Доктора!

Ничего себе! Конечно, меня сразу упрятали в постель. Я лежал завёрнутый во всякие там полотенца и должен был пить горький чай. Папа так разозлился, что даже из дому ушёл. Мама то и дело меняла мне компрессы на животе, а тётушка Паулетта, вконец расстроившись, рассказывала мне сказки про Снегурочку и про Ге́нзеля и Гре́тель.

Ну и тошно же мне было от всего этого, а главное — от сказочек тётушки Паулетты.

— Ты бы мне лучше объяснила, как эту резинку есть надо! — нарочно попросил я тётушку, чтобы она перестала свои сказки рассказывать.

— А вот, — сказала она и взяла одну лепёшечку в рот. — Ты жуй сперва левой стороной, а потом правой. Так и жуй, так и жуй, а потом опять с левой на правую…

— Что-то очень уж глупо получается. Будто корова жвачку жуёт.

Ничего обидного я не хотел сказать, но мама почему-то решила, что хотел. Она раскричалась и заставила меня из-за этой жвачки семь раз подряд просить прощения у тётушки Паулетты.; Вдруг тётушка Паулетта перестала жевать.

— Мм-рр-ххх-ммм! — сделала она.

Я подумал, что это так и надо, когда резинку жуёшь.

Пожевал минут десять и делаешь «мм-рр-хх-мм».

Я и спросил:

— Это вы каждый раз так делаете — «мм-рр-ххх-ммм», тётушка Паулетта?

Тётушка Паулетта ещё раз сделала «мм-рр-хх-рр-ммм». Потом стала размахивать руками и как-то нервно показывать на свой рот.

Ах, вон оно что! Тётушка, оказывается, неправильно жевала резинку и теперь никак не могла разжать рот и только всё делала «ммм-рр-ххх-рр-ммм».

Мама принесла большой таз с горячей водой, и мы с трудом разжали челюсти тётушке Паулетте.

Я, конечно, хохотал до упаду. Да и кто тут удержится? Но мама почему-то нашла это возмутительным, и мне опять попало. Тётушка Паулетта весь вечер почти ничего не говорила. Это её резинка так замучила. Поэтому у нас в семье больше никто не ссорился. Тётушка Паулетта молчала из-за резинки, я был занят своим животом, папа решил, что он наконец-то убедил тётушку Паулетту, а раз все молчали, то и мама была спокойна.

На следующее утро тётушка Паулетта сама завела со мной разговор про резинку:

— Знаешь, дорогой мой, вчера у меня не очень хорошо получилось. Но ты себе представить не можешь, какой благородный вид у человека с «Баббл-гам» во рту! Вот он кончил жевать, ему захотелось что-нибудь съесть или закурить. Он ловко вынимает резинку изо рта и изящно так где-нибудь её приклеивает.

Уж лучше бы она не затевала этого разговора! Скольких неприятностей не было бы! С меня и так уж хватает! Конечно, я потихоньку стал жевать эту проклятую резинку, потом ловко вынул её изо рта и изящно так приклеил у себя под столом. И правда, она не упала. Я приклеил ещё одну снизу к тарелке и ещё одну себе за ухо — она и за ухом держалась. Вот здорово! Я быстренько прожевал все сорок восемь лепёшек и все их налепил на сиденье стула. Получился целый лес, как из пластилина.

Вот тут-то оно и началось!

Мама как раз кончила готовить обед и кричит:

— Идите все к столу, а то у меня жаркое остынет. Альфонс, захвати стул.

А я хорошо знаю, что мама любит порядок за столом и чтобы у меня руки всегда были чистые. Вот я и побежал в ванную, вымыл руки, кое-как причесался, потом сбегал за стулом и отнёс его в столовую. Мама велела мне ещё сходить в кухню за супом и компотом. Тем временем тётушка Паулетта и папа уже сели за стол. Жаркое у мамы на этот раз и вправду удалось. Это было совсем не то, что резинка. Мясо жуёшь — оно вкусное, и его можно спокойненько глотать. А сытно-то как!

После обеда было решено пойти на прогулку. Все встали из-за стола, одна тётушка Паулетта осталась сидеть.

— Я думала, и ты с нами пойдёшь? — сказала мама.

Но тётушка Паулетта как-то странно посмотрела на неё.

— Я, видишь ли, я… я не могу…

Мы все переглянулись.

— Тебе дурно? — спросила мама. — Или у тебя всё ещё зубы болят?

Тётушка Паулетта только жалобно покачала головой.

— Я встать не могу! — наконец сказала она. — Прострел, наверно. У вас тут, на Востоке, и воздух другой. Вот я и нажила себе прострел.

Мы и сами видели, что тётушка никак встать не может, сколько ни старалась. Словно приклеенная, сидела она на стуле. Папа и мама удивлённо посмотрели друг на друга. А тётушка начала всхлипывать.

Тут только я вспомнил про сорок восемь жевательных резинок и сразу догадался, почему тётушка Паулетта встать не может.

— До свиданья! Я пошёл вперёд! — крикнул я и стрелой вылетел из дома.

Да, неудачные у меня получились каникулы! Мама не разговаривает со мной. Папа тоже. Они считают, что я нарочно всё это подстроил.

А папа опять поругался с тётушкой Паулеттой. Он сказал ей:

— Так тебе и надо с твоими американскими штучками! Вот и сами вы, как мухи на липучку, империалистам попадаетесь!