За круглым оконцем<br />Повесть

Маина Боборико

ЗА КРУГЛЫМ ОКОНЦЕМ

Повесть

Новый учитель

— Ребята, сегодня зоологии не будет!

Серый портфель Васьки Калошкина, просвистев над макушками, шмякнулся об угол последней парты.

Калошкин всегда приходил в класс с какой-нибудь новостью. Один раз он даже заявил, что видел на школьном огороде диковинное сооружение, похожее на космический корабль. Правда, впоследствии оно оказалось обыкновенной сеялкой, подаренной школе пригородным совхозом. Поэтому Васькины слова у ребят восторга не вызвали.

Вера Шутько продолжала зубрить зоологию, раскачиваясь взад-вперед, будто где-то внутри у нее работал маленький, но сильный моторчик.

Алеся Траулько, ее задушевная подруга, «перекатывала» с чьей-то тетрадки арифметику. Она, как всегда, не успела решить домашнюю задачку, но зато голову ее украшал бант непонятного цвета и каждая кудряшка была уложена так старательно, словно Алеся целое утро провела в парикмахерской.

Возле окна Игорь Бородич, зубрила и бессменный староста шестого «Б», и Коля Быховский, левый нападающий сборной школы, обсуждали вчерашний футбольный матч между городской командой «Металлист» и армейской «Сокол».

Калошкин озадаченно почесал затылок.

— Вы что, оглохли, что ли? Зоологии, говорю, не будет.

— А ты не кричи. — Быховский ловко, одним пальцем, поправил съехавшие на нос очки, словно прикнопил их к переносице. — Человек кричит от бессилия или от слабости характера. Понял?

— Понял. — Васька обиженно направился к своей парте. — А зоологии все равно не будет, — упрямо добавил он, втискиваясь за парту.

— А? Что? — вскочила Вера. Книжка, как по команде, захлопнулась и слетела на пол. — Зоологии не будет? Неужто Ксения Антоновна заболела? Вот здорово! Что ни час, то новость.

— На пенсию она уходит, вот что. — Ваське наконец удалось запихнуть свой раздутый, словно объевшийся чем-то вкусным, портфель, в парту.

— Ура! Гуляй, детина, — твоя година! — Вера запрыгала на месте, вскидывая вверх маленькие розовые ладошки.

— Знаешь… — Быховский двумя пальцами поднял с пола «Зоологию», сдул с нее невидимые пылинки и положил на край парты.

— Чего?! — Шутько задиристо, по-мальчишески, выставила вперед плечо.

— Пословицы, говорю, знаешь. А радоваться-то чему? Нечему радоваться.

— Да как это «нечему»? Если есть в мешке, то будет и в горшке. Сегодня вместо пяти уроков — четыре. В четверг — тоже. Красотище! — Вера тоненько закудахтала и, подхватив рукой краешек подола, закружилась по классу, чуть не сбив с ног вошедшего Севу Бубликова.

— Трам-трам-трам-там-там…

— Трам-трам-трам-там-там…

Она смешно подпрыгивала, поднимаясь на цыпочки и вытягивая и без того длинную утиную шею.

— Псих. — Сева боком обошел развеселившуюся Веру. — Чего это она, ребята, а? По лотерейному выиграла?

Но Вера вдруг остановилась и, испуганно ойкнув, кинулась к своей парте.

В шестой «Б» вошли директор Федор Осипович и незнакомый мужчина в сером костюме и черных певучих ботинках. Он смущенно покашливал, будто извинялся за что-то, и поглядывал на ребят светлыми веселыми глазами.

— Садитесь, — сказал Федор Осипович. — Я хочу познакомить вас, ребята, с новым учителем. Павел Павлович будет вести у вас зоологию вместо Ксении Антоновны.

Вера наконец решила, что пора закрыть открывшийся от неожиданности и удивления рот, и, послюнив палец, быстро отыскала в учебнике нужную страницу.

— Бу-бу-бу-бу… — торопливо забормотала она, перелистывая книгу. — Учиться — всегда пригодится.

— Брось, — хладнокровно шепнул Сева, развалившись на парте. — Перед смертью не надышишься.

Вера уставилась на Севу обрадованно и удивленно.

— Как ты сказал? — И, выхватив из-под стопки учебников тетрадку, переспросила: — Перед смертью — что?

…О том, что Вера Шутько «больна» пословицами, знала вся школа. Вера их выпытывала даже у случайных знакомых. К Восьмому марта сосед по парте, известный вам Сева, переписал ей на открытку три пословицы. Вера визжала от восторга, будто Сева подарил ей живого медвежонка или картинг, на котором при желании можно обогнать любой автобус.

Случилась с нею такая беда после похода за фольклором. Правда, в этот поход она ходила не одна. И Сева Бубликов ходил, и Васька Калошкин, и Быховский. Да что там перечислять — весь класс ходил. Ну и что? Записали пару десятков пословиц и поговорок в тетрадочку, несколько красивых старинных песен и отдали Ирине Ивановне, учительнице русского языка и литературы. Отдали — и забыли. А Вера?..

— Это дело всей моей жизни, — говорит. — Буду ученым по пословицам.

И теперь даже родную бабушку заставляет рассчитываться пословицами за каждую принесенную из магазина булку или бутылку молока.

Вот какая эта Вера Шутько.

Вам, конечно, интересно знать, чем знаменит Сева Бубликов, который сидит с нею за одной партой? Во-первых, у него такой чуб, что может позавидовать любой десятиклассник, а во-вторых, он терпеть не может зоологии. Откровенно говоря, Сева не очень крепко дружит и еще с кое-какими предметами.

— Зачем ее учить? — тряхнув чубом, говорит Сева. — Это только для Быховского наука, да еще для Верки. Зевают, аж скулы трещат, а зубрят. Подумаешь — паучки-бабочки…

Ксения Антоновна жалела Севу и ставила ему тройки. Один вопрос задаст, другой, третий… Гоняла, пока что-нибудь не расскажет. Теперь пришел новый учитель. И, хоть Сева храбрится перед Верой, на самом деле ему совсем не весело.

Лягушки-квакушки

Тоненько скрипнув, закрылась дверь за директором, и ребята остались с Пал Палычем — так все они стали называть между собой нового учителя.

Он уже не покашливал смущенно, будто извиняясь за что-то. Глаза поверх очков смотрели пристально и не-много насмешливо. Они будто просвечивали насквозь каждого, кто сидел в этом классе: ну-ка, голубчик, покажи, что ты за человек?

— Ну, дорогие мои друзья, кто из вас не готов отвечать? — выждав длинную паузу, сказал учитель.

Ребята притихли. Можно было услышать, как шелестят страницы и как тяжело вздыхает на последней парте Коля Быховский. Тот самый Коля, который всю жизнь завидовал спортивной славе Льва Яшина.

— Все готовы к уроку? Что ж, прекрасно.

Длинный Пал Палычев нос склонился над журналом и забороздил по колонке фамилий.

— Бородич… Быховский… Бубликов… Гм, Бубликов, — ласково повторил он. — Давайте-ка я с вами познакомлюсь. Расскажите нам, Бубликов, в чем сходство и различие в строении головного мозга лягушки и рыбы?

Сева тяжело поднялся из-за парты. Трудно было оторваться от скамейки. Она притягивала к себе как магнит. Сева почувствовал, что веснушки у него на носу стали морковными и мысли запрыгали в голове, как пылинки в солнечном луче, растянувшемся от подоконника до двери.

— Головной мозг лягушки… — запинаясь, начал он, — головной мозг лягушки… Ага, вспомнил! Он выше.

В классе послышалось хихиканье.

— Выше головы?

Ехидный голос Веры Шутько окончательно лишил Севу дара речи. Он переступил с правой ноги на левую, тяжело вздохнул и уныло закончил:

— В общем, он выше…

Ребята засмеялись. И самое обидное, что громче всех хохотал Васька Калошкин.

Васька откидывался на спинку скамейки и хватался за живот, будто у него начались колики. Рыжий хо-холок на его голове предательски целился в потолок, несмотря на то, что хозяин этой головы целую ночь проспал в мамином платке.

— Ой-ей… — тихонько постанывал Васька, — ой-ей… — И вихрастая макушка покачивалась в такт причитаниям.

Сева зло глянул на Калошкина. В эту минуту он ненавидел его. Кто-кто, а ведь Васька-то знал, что вчера Севе ну никак невозможно было заниматься уроками, не говоря уже о зоологии, потому что весь вечер он переделывал обыкновенный будильник в шахматные часы.