С утра и до вечера

постепенно сближались. Тут появился еще один отряд строителей,

который принялся удалять с краев листьев остатки старой

ткани. Они впивались челюстями в листья и теребили их до

тех пор, пока все засохшие лоскутки не отлетели прочь.

Мусор муравьи волокли на какое-нибудь открытое место и

сбрасывали вниз. Муравьи разом раскрывали челюсти, и

листок летел по ветру.

За полчаса дружной работы муравьям удалось сблизить

края разрыва. И вот тогда началось самое интересное: из

гнезда выбежали муравьи-склейщики: каждый держал во

рту по личинке. Муравьи с личинками направились прямо

к пролому в стене. Видно было, как они пробирались между

рядами рабочих муравьев, крепко держащих края листьев.

Приложив на секунду личинку передним узким концом к

краю одного листа, муравьи^склейщики переходили через

трещину на другую сторону разрыва и там прижимали к

листу головки личинок. Переползая с одной стороны

трещины на другую, они всю ее покрыли липкой паутиной. Мало-

помалу щель стала затягиваться тонкой шелковой тканью.

Строя новые гнезда, экофиллы тоже склеивают листья

паутинными нитями, которые в изобилии изрыгают их

личинки.

Разные виды экофиллов (а также рода полирахис)

сооружают муравейники, сворачивая один лист либо соединяя

вместе соседние листья. Если расстояние между ними велико

и муравьи, как ни тянутся, достать до соседнего листа не

могут, они строят тогда над бездной висячий мост из своих

сцепившихся гуськом тел. Иногда даже семь-восемь

муравьев, цепляясь друг за дружку, перекидываются цепочкой с

листа на лист. Потом, пятясь, сближают постепенно их края,

пока те не сомкнутся. Тогда их «сшивают» шелковыми

нитями личинок.

С помощью «тюбиков с клеем» экофиллы склеивают и

загоны для «домашнего скота» — листовых тлей, которых

доят, получая от них сладкий сок. «Хлевы» для тлей — это

зеленые шары до полуметра в поперечнике. Экофиллы строят

и «кладовые» — навесы из листьев, натянутые в виде

палаток над ветками и листьями деревьев, из которых вытекает

сладкий сок.

Муравьи вообще хозяйственные насекомые. Их

земледельческие плантации, грибные сады, многочисленные «породы

домашних животных» и подземные «элеваторы» для

хранения зерна вызывают восхищение у людей.

В подземных складах муравьев хранится не только

зерно. В Америке, на юге США и в Мексике водятся

медоносные муравьи: они сосут сок сахарного дуба и запасают

его впрок.

Когда первые исследователи разрыли их гнезда, они были

поражены. Под сводами большой полукруглой камеры в

центре муравейника висели круглые, величиной с

виноградную ягоду «бочки» с медом. «Бочки» были живые! Они

неуклюже пытались уползти подальше в темный угол.

Муравьи по ночам промышляют мед. Находят его на

галлах дуба, съедают сколько могут и возвращаются в гнездо

заметно пополневшими. Принесенный в зобу мед изо рта в

рот передают своим собратьям—«живым сосудам».

Желудок этих замечательных муравьев может растягиваться

точно резиновый. Муравьи-бочки глотают так много меда, что

их брюшко раздувается до невероятных размеров! Как

перезрелые виноградины, висят они, прицепившись лапками к

потолку продуктового склада — самой обширной комнаты

в муравейнике. Местные жители их так и называют —

земляной виноград. Выжатый из муравьев мед напоминает

пчелиный и очень приятен на вкус. Мексиканцы разоряют

гнезда медоносных муравьев: из тысячи муравьев-бочек

можно выжать фунт прекрасного меда.

Медом муравьи кормят личинок. В голодное время и

взрослые муравьи забегают в погребок, чтобы получить

несколько сладких капелек изо рта муравья-бочки.

Песчаная оса аммофила личинок своих кормит не медом,

а парализованными гусеницами. Значение этих ос в жизни

планеты и в сельском хозяйстве многих стран мира очень

Еелико. Аммофилы не живут по обычаям других ос

большими сообществами. В полном одиночестве, один на один, ведут

они борьбу с превратностями судьбы.

Пойманную гусеницу аммофила парализует, нанося

острым жалом уколы в нервные центры. Затем затаскивает

свою жертву в норку, вырытую в песке. Там откладывает на

теле гусеницы яички. Гусеница хорошо законсервирована, а

потому не портится.

Потом оса засыцает норку песком. Взяв в челюсти

маленький камешек, аммофила методично и тщательно

утрамбовывает им насыпанный поверх гнезда песок, пока он не

сровняется с землей, и вход в норку даже самый хищный и

опытный взгляд не сможет заметить.

Другая аммофила вместо камня берет в челюсти кусочек

дерева и плотно прижимает его к земле, потом поднимает и

опять прижимает, и так несколько раз.

Аммофилы водятся и в Европе, и в Америке. Но странно:

американские виды владеют «орудиями» лучше.

Европейские аммофилы, по-видимому, не все и не всегда

утрамбовывают камнями засыпанные норки.

Взрослый муравьиный лев — похожее на стрекозу

насекомое, бесцветное и не примечательное. Но его личинка

блещет многими талантами. Это хищник из хищников.

Муравьинольвиная личинка (на вид — большой клещ с

челюстями как сабли; у нее нет рта) для своих жертв —

мелких членистоногих и муравьев — роет ловчие ямы и на

дне их прячется. Сначала она ввинчивает голову в песок и

толстым брюшком, словно циркулем, описывает вокруг себя

глубокую борозду. Потом лапкой кидает землю на свою

широкую, как лопата, голову, а головой бросает ее вверх. При

этом методично поворачивается вокруг, разбрасывая песок

во все стороны. Мало-помалу образуется в земле воронка,

на дно которой погружается землероющая личинка.

Погрузившись, прячется там в песке и ждет, выставив наружу

лишь раскрытые клещи челюстей. Ждет день, два, неделю,

месяц. Ждет терпеливо и вот дожидается

Муравьи отлично знают, где логово их недруга, и обегают

его сторонкой. А если в суматохе или обманутые

муравьиным запахом безротого льва, бывает, и подбегут слишком

близко к краю коварной ямы и — не приведи бог! —

свалятся туда, тотчас спешат поскорее выбраться из нее. Вот

тогда-то хищная личинка и обстреливает их песком. Кидает

его, подбрасывая широкой головой. И кидает так метко, что

почти всегда попадает в муравья и сбивает его. Он падает

вниз, скользя по склону воронки, отчаянно цепляется

ножками за сыпучий песок. А тогда муравьиный лев еще и

подкапывает снизу муравья, земля под ним совсем осыпается,

и он падает, бедняга, прямо в челюсти-сабли своего

недруга.

1 А если так ничего и не дождется, ползет в песке у самой

поверхности задом вперед, на новое место, выбрасывая вверх песчаные

фонтанчики.

«Дальше,— говорит П. И. Мариковский',— происходит

необычное. Муравьиный лев не тащит, как все, добычу под

землю. У него совсем другой прием. Ухватив муравья за

брюшко, он бьет его о стенки ловушки, и так быстро, что

глаза едва успевают заметить резкие взмахи. Удары следуют

один за другим. Я считаю: сто двадцать ударов в минуту.

Избитый муравей прекращает сопротивление. Он умирает и,

как это печально, слабеющими движениями последний раз

чистит передними ногами свои запыленные усики. Вот он

совсем замер. И только тогда коварный хищник прячет свою

добычу под землю. Сейчас же он там с аппетитом

принимается за еду».

А ест муравьиный лев по-особенному: у него наружное

пищеварение.

Пернатые мастера

Британский натуралист Джон Гуэлд, путешествуя по

Австралии более ста лет назад, услышал от местных

охотников интересные истории о черногрудом коршуне.