Последний койот

– Согласен. И что с того?

– Но пуговицы на блузке – золотистые. Из других фотографий, кроме того, следует, что ваша мать носила золотые, в виде капелек, серьги и золотую нашейную цепочку. И еще золотой браслет.

– Все верно. Я знал об этом. Все эти вещи, включая украшения, находились в коробке с вещественными доказательствами.

Босх никак не мог взять в толк, к чему она клонит.

– То, что я сейчас скажу, к непреложным истинам не относится, потому-то я и колебалась. Не знала, стоит ли поднимать этот вопрос. Но тем не менее... Обычно люди – женщины по преимуществу – не смешивают в одном наряде золотые и серебряные вещи. А мне представляется, что в тот вечер ваша мать постаралась одеться как можно лучше. Обратите внимание: она надела золотые серьги, которые подходили к золотым пуговкам на блузке. У нее были чувство вкуса и стиль. Я, собственно, хочу сказать, что вряд ли она надела бы золотые украшения и блузку с позолоченными пуговицами с поясом, украшенным большой серебряной пряжкой и серебряным орнаментом. Эти вещи в одном ансамбле как-то не сочетаются.

Босх ничего не сказал. Какая-то странная, запретная мысль концентрировалась у него в мозгу, пробиваясь туда из глубин подсознания.

– И еще одно. Обратите внимание на пуговки на юбке. Эта модель до сих пор пользуется успехом. Кстати сказать, у меня тоже есть юбка в подобном стиле. Широкая тканевая вставка в виде ленты на талии позволяет обходиться вовсе без пояса. То есть такую юбку можно носить как с поясом, так и без него. По этой причине на талии нет шлевок для пояса. Видите?

Босх всмотрелся в фото.

– Действительно, шлевок нет.

– Что и требовалось доказать.

– Вы, значит, хотите сказать...

– Я хочу сказать, что это, возможно, не ее пояс. Возможно, он...

– Но это ее пояс. Я отлично его помню. Я подарил ей этот пояс с серебряными раковинами на день рождения. Я же идентифицировал его как принадлежавший матери, когда детектив Маккитрик пришел ко мне, чтобы сообщить о ее смерти.

– Что ж... Это автоматически отметает все, что я хотела сказать. Я-то подумала, что, когда она вернулась в свою квартиру, убийца, возможно, уже поджидал ее там с этим поясом наготове.

– Нет, это произошло не в ее квартире. Место убийства так и не было установлено. Но вне зависимости от того, принадлежал этот пояс ей или кому-то другому, я хотел бы узнать вашу версию происшедшего.

– Да нет у меня никакой версии. Так, слабенькая теория о том, что пояс мог принадлежать другой женщине, которая и являлась мотивирующим фактором, стоявшим за действиями убийцы. В психологии это называется перенесением агрессии. Это не имеет смысла, если принять во внимание сделанные вами заявления, но примеры этой теории, которую я хотела предложить на ваше рассмотрение, существуют. Скажем, мужчина берет чулки своей бывшей любовницы и душит с их помощью другую женщину. При этом в своем сознании он душит именно любовницу. Что-то вроде этого. Я хотела сказать, что нечто подобное могло произойти и с этим поясом.

Босх ее уже не слушал. Он отвернулся и смотрел в окно, но ничего не видел, поскольку в этот момент его мысли были далеко. Перед его внутренним взором разрозненные элементы головоломки один за другим послушно становились на свое место. Золото и серебро, пояс с двумя разработанными отверстиями для шпенька, две подруги, близкие, словно сестры.

Но потом одна из них стала отходить от привычной жизни. Встретила принца на белом коне.

А вторая осталась в одиночестве.

– Гарри, с вами все в порядке?

Он отвернулся от окна и посмотрел на доктора Хинойос.

– Вы только что это сделали. Так я по крайней мере думаю.

– Что я сделала?

– Открыли мне глаза.

Он полез в портфель и достал из него фотографию, сделанную в День святого Патрика на балу, состоявшемся более тридцати лет назад. Он знал, что с тех пор прошло слишком много времени, но ему требовалось получить хоть какое-то подтверждение своей версии. На этот раз он смотрел не на мать, а на Мередит Роман, стоявшую рядом с расположившимся за столом Джонни Фоксом. И в первый раз за то время, что фотография находилась у него, обратил внимание на пояс Мередит. Это был тот самый пояс с серебряными раковинами. Мередит одолжила его у Марджери Лоув.

А потом на него нахлынули воспоминания. Он вспомнил, что Мередит помогала ему выбрать подарок для матери и остановилась на этом поясе. Она руководила им, Босхом: подвела к прилавку с изделиями из кожи, и он выбрал этот пояс. Но не потому, что тот понравился бы его матери, а потому, что он понравился Мередит. Она знала, что тоже будет его носить. Подруги делились всем и постоянно заимствовали друг у друга разные вещи.

Босх сунул фотографию в портфель, щелкнул замком и поднялся:

– Мне надо идти, доктор.

Босх применил уже опробованный им утром маневр, чтобы проникнуть в Паркеровский центр без идентификационной карточки. Выходя из лифта на четвертом этаже, он нос к носу столкнулся с Хиршем, который собирался ехать вниз, и, схватив молодого техника за рукав, не позволил ему войти в кабину. Тем временем двери лифта закрылись.

– Едете домой?

– Во всяком случае, пытался.

– Мне нужна от вас еще одна услуга. За это обещаю угостить вас ленчем, а если пожелаете – то и обедом. Я готов вас кормить и поить весь вечер, только сделайте для меня одну вещь. Это чрезвычайно важно, а кроме того, не займет у вас много времени.

Хирш мрачно посмотрел на Босха. Судя по всему, он уже начал жалеть, что связался с ним и позволил втянуть себя в его подозрительные махинации.

– Знаете поговорку, Хирш? Работы на пенни, а результат на целый фунт. Это тот самый случай.

– Никогда не слышал такой поговорки.

– А я слышал.

– Сегодня вечером я договорился пообедать со своей подружкой и...

– И очень хорошо. Обедайте на здоровье. Говорю же, это не займет у вас много времени. Так что на обед вы не опоздаете.

– Ладно, убедили. Что я должен сделать?

– Вы поистине героическая личность, Хирш! Вам об этом когда-нибудь говорили?

Признаться, Босх сильно сомневался, что у Хирша есть подружка. Как бы то ни было, они вместе вернулись в лабораторию. Она была пуста, поскольку время приближалось к пяти часам и рабочий день подходил к концу. Босх поставил свой портфель на один из столов, достал из него рождественскую открытку и, держа за уголок кончиками пальцев, поднес к лицу Хирша, чтобы тот имел возможность ее рассмотреть.

– Эта штуковина пришла мне по почте пять лет назад. Можете снять с нее отпечатки? С того места, где рукой отправителя написаны несколько строк? Уверен, впрочем, что там есть и мои отпечатки.

Хирш сдвинул брови и некоторое время разглядывал открытку. Он до такой степени углубился в созерцание этого предмета и обдумывание стоявшей перед ним задачи, что от напряженной работы мысли у него оттопырилась нижняя губа и приоткрылся рот.

– Попытаться, во всяком случае, можно. Отпечатки на бумаге обычно довольно стабильны. Выделения потовых желез испаряются очень долго, но даже если они испарятся полностью, на бумаге все равно останутся их следы. Открытка хранилась в конверте?

– Да, все пять лет. Я вынул ее из конверта только на прошлой неделе.

Хирш осторожно, кончиками пальцев, взял открытку у Босха и отправился к рабочему столу, где раскрыл ее и прикрепил к металлическому предметному столику.

– Попробую исследовать на отпечатки внутреннюю часть. Так оно вернее. Меньше шансов, что вы касались разворота. Зато тот, кто писал, обязательно касался – и не один раз. Вы не против, если я малость подпорчу открытку?

– Делайте с ней то, что сочтете нужным.

Хирш с минуту рассматривал открытку сквозь увеличительное стекло, после чего тихонько подул на поверхность бумаги. Потом он протянул руку к выстроившимся на столе бутылочкам и флаконам и извлек из их сомкнутого строя аэрозольный баллончик с веществом, именовавшимся, если верить этикетке, «Нингидрин». Когда он распылил это вещество над открыткой, та через некоторое время стала приобретать пурпурный оттенок, начиная с краев. Одновременно на потемневшей поверхности, как на лежащей в проявителе фотопленке, начали проступать светлые пятна отпечатков пальцев.