Последний койот

– Можешь подниматься.

Босх встал на ноги и в первый раз с начала перестрелки взглянул на веранду и дом. Второй полицейский стоял у двери, направив ствол своего пистолета на лежавшего у порога Фокса. Когда полицейский с рацией предложил Босху пройти на веранду, он, бросив на Фокса скользящий взгляд, заметил, что тот еще жив. Его грудь судорожно вздымалась и опускалась, но ранен он был тяжело. Пули из полицейских пистолетов изрешетили ему живот и обе ноги, а одна пронизала насквозь обе щеки. Челюсть у него отвалилась, а глаза расширились и смотрели остановившимся взглядом прямо перед собой, словно он взирал на приближавшуюся к нему смерть.

– Я знал, что ты будешь стрелять, ублюдок, – пробормотал Босх, глядя на него в упор. – Вот и подыхай теперь.

– Замолкни, – приказал ему полицейский, которого напарник называл Джимми. – И веди себя тихо. По крайней мере здесь и сейчас.

На улице уже стали собираться местные обыватели, чтобы поглазеть на окровавленное тело и полицейских с дымящимися пушками. Те, что жили поблизости, обозревали место преступления с порогов и веранд своих домов. «Нет ничего лучше стрельбы, чтобы привлечь внимание людей, живущих в пригороде, – подумал Босх. – Они сбегаются на запах пороховой гари охотнее, нежели на запах жареных сосисок».

Полицейский что помоложе повернулся к Босху, и он заметил у него на груди табличку с именем, идентифицировавшую его как Д. Спаркса.

– Если ты и в самом деле коп, – сказал парень, – то расскажи связно, что здесь произошло.

– Вы оба вели себя как герои. Вот что здесь произошло, – ответил Босх.

– Хватит нести всякую чушь. Давай рассказывай, что здесь было.

Босх услышал отдаленное завывание полицейских сирен. Прибывало подкрепление.

– Моя фамилия Босх. Я сотрудник ПУЛА. Человек, которого вы сейчас подстрелили, проходит как подозреваемый по делу об убийстве Арно Конклина, бывшего окружного прокурора графства, а также лейтенанта ПУЛА Харви Паундса. Уверен, что вы знаете об этих преступлениях.

– Ты слышал? – Молодой полицейский бросил взгляд на своего напарника, после чего снова посмотрел на Босха, но уже более уважительно. – Кстати, где ваш значок?

– Украден. Но я готов сообщить вам номер телефона, чтобы вы могли навести справки на мой счет. Это номер офиса заместителя начальника управления Ирвинга. Он подтвердит мои слова.

– С этим можно и подождать. Скажите лучше, что этот тип здесь делал? – Д. Спаркс ткнул пальцем в Фокса.

– Этот человек скрывался от преследования. Сегодня утром мне позвонили и сказали, чтобы я приехал по этому адресу. И я поехал. А этот тип устроил мне здесь засаду. Он должен был меня убрать, поскольку только я один мог его опознать.

Молодой коп с сомнением посмотрел на Босха, задаваясь, судя по всему, вопросом, можно ли верить в столь невероятную историю.

– Вы приехали как раз вовремя, – продолжал Босх. – Он уже собирался меня убить.

Д. Спаркс согласно кивнул. Хотя эта история по-прежнему казалась невероятной, она начинала все больше ему нравиться. Неожиданно он нахмурился и строго посмотрел на Босха.

– Кто в таком случае звонил по номеру девять-один-один? – спросил он.

– Это я, – ответил Босх. – Я приехал сюда, обнаружил, что дверь открыта, и вошел в дом. Я как раз набирал номер девять-один-один, когда он на меня накинулся. Тогда я просто бросил трубку на стол, поскольку знал, что вы, парни, все равно сюда приедете.

– Зачем вы звонили по номеру девять-один-один, если он еще на вас не напал?

– А затем, что обнаружил кое-кого в задней комнате.

– Что вы сказали?

– В доме в постели лежит женщина. Похоже, она мертва уже не меньше недели.

– Кто такая?

Босх посмотрел молодому копу в глаза.

– Понятия не имею.

– Почему вы скрыли от полиции тот факт, что вашу мать убила Мередит Роман? Почему солгали?

– Даже не знаю. Я еще не пришел к окончательному выводу. Возможно, это как-то связано с тем, что она написала в своем прощальном письме и что потом с собой сделала... Как бы это сказать попонятнее? Вероятно, я тогда подумал, что с нее хватит. Решил спустить это дело на тормозах, что ли...

Кармен Хинойос кивнула в знак того, что понимает мотивацию его поступка. Это было тем более удивительно, что сам Босх не смог бы со всей уверенностью сказать, почему это сделал.

– Думаю, вы приняли правильное решение, Гарри.

– Вы и вправду так думаете? Сомневаюсь, что кто-то, кроме вас, назовет это правильным решением.

– Я смотрю на это не с точки зрения уголовного законодательства или процессуального права, а с общечеловеческой. Гуманистической, если хотите. И с этой позиции вы поступили правильно. Хотя бы в отношении самого себя.

– Я полагаю...

– У вас есть ощущение, что вы поступили правильно?

– Как вам сказать... Все-таки вы, доктор, были правы.

– Я? Насчет чего?

– Насчет того, какие чувства я буду испытывать, когда узнаю, кто это сделал. Вы тогда предупредили меня. Сказали, что это принесет мне больше вреда, чем пользы... И это еще слабо сказано! Моя миссия, доктор, оказалась одним сплошным разочарованием и причинила мне много душевной боли.

– Что ж, коли мои мрачные пророчества сбылись, то прошу меня извинить. Но как я уже говорила во время нашего последнего сеанса, смерть всех этих людей...

– Извините, что перебиваю вас, доктор, но сейчас я говорю не об этом. Я имею в виду кое-что другое. Теперь по крайней мере я точно знаю, что мать приложила все силы, чтобы вытащить меня из приюта. Помните, я рассказывал вам, что она твердо мне это обещала, когда приехала навестить за несколько месяцев до смерти? Не знаю, любила ли она Конклина, но, встречаясь с ним, всегда думала обо мне. Она должна была меня выручить, и Конклин, как ни крути, являлся средством для осуществления этой миссии. Так что в конечном счете истинным виновником ее преждевременной смерти был я.

– Очень прошу вас, Гарри, не внушайте себе эту мысль. Это просто смешно! – воскликнула доктор Хинойос.

Она всерьез на него рассердилась, и Босх это почувствовал.

– Если вы и впредь будете опираться на подобную логику, – продолжала Хинойос, – то неизбежно придете к выводу, что причиной ее насильственной смерти стал сам факт вашего появления на свет. Надеюсь, вы понимаете, что такого рода утверждение звучит глупо?

– Не так уж все это и глупо.

– А я считаю, что ценность подобных заявлений весьма сомнительна. Это вполне в духе ваших рассуждений о том, что люди не желают брать на себя ответственность за те или иные события. Оборотной стороной этих рассуждений является ваше подспудное требование к людям брать на себя максимум ответственности. И такие люди, которые перегружают себя ответственностью, иными словами, берут на себя слишком много, существуют. И я опасаюсь, что вы становитесь одним из них. Бросьте это, Гарри! Говорю вам – бросьте! Пусть ответственность за то, что случилось, разделят с вами и другие люди. Даже если они и умерли. Смерть не снимает с них вины, как вам, может быть, представляется.

Босха поразила звучавшая в ее голосе убежденность в правоте своих слов, и он несколько присмирел. Некоторое время он просто молча смотрел на нее. Кроме того, он считал, что этот эмоциональный всплеск с ее стороны является вполне законным предлогом, чтобы сделать небольшой перерыв в ходе сеанса. Как бы то ни было, дискуссия о его вине и степени ответственности завершилась. Доктор Хинойос глубоко вздохнула и перевела разговор на другую тему.

– Извините, что позволила себе повысить голос.

– Ничего страшного.

– Какие-нибудь новости из управления есть?

– Пока никаких. Лично я ожидаю реакции Ирвинга.

– Реакции Ирвинга? Что вы имеете в виду?

– Ну, он ни слова не сказал репортеру о моей причастности к смерти Паундса. Так что в газеты это не попало. Но теперь его ход. Он или отдаст меня на растерзание ОВР – если ему удастся убедить руководство, что я несу персональную ответственность за смерть Паундса, – или вообще сделает вид, что ничего этого не было. Второй вариант представляется мне более предпочтительным.