Последний койот

– Но вы же сами говорили, что я отношусь к тому типу людей, которые никому не доверяют.

– Но почему вы не доверяете Ирвингу?

– Не знаю, что и сказать. По-видимому, все дело в том, что я лишился подозреваемого. Миттель чист, и мне придется все начинать с нуля. Ну так вот, в настоящее время я размышляю о процентах...

– И о чем же говорят эти самые проценты?

– Я, конечно, точных цифр не знаю, но в большинстве случаев об убийстве заявляет тот, кто его совершил. Вы понимаете, о чем я? Представьте себе, к примеру, что вам звонит муж и прерывающимся от слез голосом сообщает об исчезновении супруги. Такой субъект чаще всего просто актерствует, причем плохо. Это он ее убил и считает, что звонок в полицию поможет ему убедить людей в собственной непричастности. Рассмотрим случай с братьями Менандес. Один из них позвонил в полицию и сообщил, что его мамочку и папочку убили. Потом выяснилось, что это они с братом пристрелили родителей. Был еще один такой случай несколько лет назад. Пропала маленькая девочка. В Лаурель-каньоне. Дело получило широкую огласку и освещалось в газетах и по телевидению. Люди в том квартале организовали поисковые партии и облазали окрестные холмы вдоль и поперек. Прошло несколько дней, и некий подросток, который был соседом этой девочки, обнаружил ее тело под упавшим деревом у подножия горы Лукаут. Чуть позже установили, что он и был убийцей. Я добился его признания за пятнадцать минут. Все время, пока шли розыски, я жаждал допросить человека, который найдет тело. А все из-за этих пресловутых процентов. Иными словами, у меня был подозреваемый еще до того, как я его увидел воочию.

– Тело вашей матери нашел Ирвинг?

– Именно. Кроме того, он был с ней знаком. Сам однажды мне об этом сказал.

– Если честно, мне это кажется притянутым за уши.

– Многие из тех людей, что живут на холмах, сказали бы то же самое и в отношении Миттеля. Вряд ли бы они поверили в то, что о нем написала «Таймс», если бы сами не выловили его из бассейна.

– Но разве не существует альтернативных сценариев? Разве так уж невозможно представить, что детективы, которые вели это дело, оказались правы в своих предположениях и это убийство в действительности имело сексуальную подоплеку? Весьма вероятно, что при таком раскладе найти убийцу и впрямь не представлялось возможным.

– Альтернативные сценарии существуют всегда.

– Но вы почему-то больше тяготеете к поискам злоумышленников среди представителей власти и политического истеблишмента, хотя очень может быть, что это не тот случай. Возможно, это связано с вашим подсознательным стремлением обвинить общество в том, что случилось с вашей матерью... и с вами?

Босх мрачно покачал головой. Слушать это было неприятно.

– Вся эта ваша психология... Временами мне кажется, что это всего лишь игра в слова... Почему бы нам просто не поговорить о фотографиях?

– Извините, что отвлеклась от интересующего вас предмета. – Она посмотрела на конверт, словно видела сквозь него лежавшие там фотографии. – Не скрою, мне было трудно смотреть на эти снимки. Что же касается их свидетельской ценности, то она невелика. Фотографии демонстрируют то, что я назвала бы фактом преступления. При этом орудие убийства – иначе говоря, пояс – затянуто вокруг шеи жертвы. Похоже, преступник хотел, чтобы полиция знала, что и как он делал. В особенности, что он сделал это намеренно и полностью контролировал жертву в момент убийства. Думаю, выбор места также важен. Это позволяет предположить, что преступник вовсе не пытался спрятать труп, а...

– Некоторые злые люди называют таких, как она, мусором...

– Вот-вот. Это, возможно, своего рода декларация со стороны преступника. Если бы он хотел просто спрятать тело, то сбросил бы его где-нибудь в темной аллее, но он выбрал стоявший у всех на виду мусорный бак. Подсознательно или нет, преступник сделал по поводу жертвы определенное заявление. Но для того, чтобы сделать подобное заявление, он должен был ее знать. Знать о ней, знать о том, что она была проституткой. Короче говоря, должен был знать о ней достаточно, чтобы ее осудить.

Босх снова подумал об Ирвинге, но сказал другое.

– Но коли так, – произнес он, – не могло ли это заявление касаться всех женщин вообще? Мог это быть какой-нибудь больной на голову сукин сын – прошу прощения, доктор, – какой-нибудь психопат-женоненавистник, который считал мусором всех женщин? При таких условиях ему было вовсе не обязательно знать ее лично. Какой-нибудь маньяк, который убил проститутку, чтобы сделать подобное заявление по поводу проституток, так сказать, в целом?

– Да, такая вероятность существует. Но я, подобно вам, тоже иногда апеллирую к статистике. Больных на голову сукиных сынов, о которых вы упомянули и которых психология называет социопатами, в процентном отношении куда меньше, нежели психопатов, сосредоточенных на каком-нибудь специфическом объекте или специфической... хм... женщине.

Босх сокрушенно покачал головой и посмотрел в окно.

– Что с вами?

– Проклятая фрустрация, чтоб ее черти взяли. Ну а если серьезно, доктор, детективы, которые вели расследование, не уделили особого внимания ближайшему окружению моей матери. Ее знакомым, соседям – вообще людям, которые ее знали. Сейчас это сделать невозможно. Потому-то, когда я думаю обо всем этом, у меня и возникает чувство безнадежности.

Босх подумал о Мередит Роман. Он мог бы съездить к ней и расспросить о знакомых и клиентах матери, но не был уверен, что вправе вторгаться в ее жизнь, будя воспоминания о не самой лучшей поре ее существования.

– Вы должны иметь в виду, – сказала доктор Хинойос, – что в шестьдесят первом году расследование подобных дел считалось почти безнадежной затеей. Полицейские в те годы часто не знали, как к ним и подступиться. Тогда преступления на сексуальной почве были крайне редки. Не то что нынче.

– Расследование подобных дел и сейчас затея почти безнадежная, доктор.

Они немного помолчали. Босх обдумывал возможность нападения на его мать какого-нибудь серийного убийцы, который так и не был пойман и канул во тьме лет. Если это и впрямь имело место, тогда его частное расследование можно считать оконченным.

– Что-нибудь еще любопытное на снимках было?

– Пожалуй, что и нет. Хотя... подождите минутку... Одна вещь привлекла-таки мое внимание. Кстати сказать, вы сами можете на это взглянуть.

Она взяла конверт со стола, открыла его и перебрала находившиеся в нем снимки.

– Я не хочу смотреть на эти фотографии, – быстро сказал Босх.

– На этом снимке нет вашей матери. Там сфотографирована ее разложенная на столе одежда. На это вы хоть можете взглянуть?

Она замолчала, наполовину вынув фотографию из конверта. Босх махнул рукой – вынимайте, дескать, чего там.

– Я уже видел ее одежду.

– В таком случае вы наверняка уже задавались вопросом, как объяснить вот это...

Она положила фотографию на край стола, и Босх наклонился, чтобы получше ее рассмотреть. Это был цветной снимок, пожелтевший от времени, даже несмотря на то что хранился в плотном конверте. На нем были зафиксированы разложенные на столе те же самые предметы, которые Босх обнаружил в коробке с вещественными доказательствами. Они лежали в том порядке, в каком должны были находиться на теле жертвы. В таком же примерно порядке раскладывают свою одежду на кровати некоторые женщины, прежде чем приступить к одеванию. Фотография живо напомнила Босху картинку с предназначенным для вырезания костюмчиком бумажной куклы. Там же присутствовал и пояс, украшенный серебряной пряжкой в виде раковины. Но на этом снимке он находился не на шее жертвы, а между ее блузкой и черной юбкой.

– Вот этот снимок, – сказала доктор Хинойос. – Мне показался странным пояс жертвы.

– Орудие убийства...

– Именно. Взгляните: у него в качестве пряжки большая серебряная раковина, а серебряные раковины помельче образуют декоративный орнамент. Он довольно эффектный и сразу бросается в глаза.