Порочные игры

Векслер воспринял это предложение явно без энтузиазма.

— Надо посоветоваться с женой. Ведь она молодая.

— А какие проблемы?

— Да, в общем, никаких.

— Значит, нечего из этого устраивать дело Дрейфуса. Просто поставь ее в известность.

Когда мы остались одни, Трэвис сказал:

— Сдается мне, вы со своими друзьями ставили не на тех лошадок.

— Все из-за того, что я неожиданно увидел человека, которого считал мертвым. А вы разве не вмешались бы на моем месте?

— Может быть. Но, насколько я могу судить, вы вмешались совсем по другой причине — из-за этой бабы, с которой когда-то спутались. Погоня за юбками многих сгубила. Я сам два раза чуть не погиб. Теперь у меня третья жена, и все равно не сахар — будем надеяться, что ваша книжка ее подсластит.

Я окончательно запутался: то мне казалось, что он явно ко мне расположен, то расположение исчезало, словно он его выключал. Он производил впечатление человека вспыльчивого, самодовольного и тщеславного. Я ждал в соседнем кабинете, пока наконец не вернулся Векслер, чтобы отвезти меня к себе.

— Не уверен, что вам будут очень рады, — сказал он. — Какого хрена Трэвис не взял вас к себе, раз уж так о вас беспокоится. А вам, мистер, следует вести себя осторожно. Ведь чуть что — и сразу в наручники.

Его хозяйство размещалось на участке примерно в пол-акра, где стояли саманные домики, а большую часть занимала песчаная пустыня с кое-где торчащими кактусами. К одной стене гаража было приделано баскетбольное кольцо.

— Играете? — спросил я, чтобы как-то завязать разговор.

— Сын играет. Он в команде своего колледжа.

Векслер познакомил меня с женой — бодрой маленькой блондинкой в блузке и потертых джинсах. Когда я представился и поблагодарил за гостеприимство, она ничего не сказала, даже не взглянула на меня, только поджала губы. Было ясно, что она, как и ее муж, не одобряет идею Трэвиса. Меня провели в комнату сына в задней части дома, украшенную бейсбольными вымпелами и афишами Мадонны и Шер. Там пахло застарелым потом.

— Здесь, конечно, вы не будете чувствовать себя как дома, — сказал Векслер, считая, видимо, что блеснул юмором. — У детей теперь совсем другие вкусы. Вам нравится Мадонна?

— Компания вполне приемлемая, — ответил я. — Не то что пьяница, с которым мне пришлось провести ночь.

Векслер открыл дверь в маленькую ванную рядом с комнатой.

— Я принесу свежие полотенца. Все остальное у вас есть?

— Да.

Он потоптался в дверях.

— Вы женаты?

— Нет.

— Поймите меня правильно. Моя жена не хотела бы, чтобы вы обедали с нами. Я принесу вам еду сюда. К вам лично это не имеет никакого отношения, понимаете?

— Конечно.

— Она не любит незнакомых людей.

— Да, да, не нужно ничего объяснять.

Он хотел сказать еще что-то, но, видимо, передумал и оставил меня одного. Я осмотрел свое новое обиталище. Кровать односпальная, но довольно удобная. Как и в большинстве американских домов, просторный чулан. Под книжной полкой с карманными изданиями Стивена Кинга выстроились в ряд с полдюжины пар потрепанных теннисных туфель. На подоконнике — стереосистема и груда кассет.

Я дождался, когда Векслер принес полотенца, с удовольствием принял душ, лег поверх постели и стал размышлять о том, как круто обошлась судьба с Клемпсоном. Моя фортуна — пока — от меня не отвернулась, но я чувствовал, что давно перешел все мыслимые границы, словно в каком-то кафкианском кошмаре.

Глава 26

НАСТОЯЩЕЕ

Два следующих дня я пробыл под «домашним арестом», не имея ни малейшего понятия о том, что происходит снаружи. На третий день, прямо с утра, меня снова доставили к Трэвису. Векслер вез меня в участок с включенной сиреной, и, признаться, мне это было приятно.

— Вам разрешают включать ее в любое время?

— А почему нет? Пусть все эти старушки пообсераются, что на мужниных «кадиллаках» катаются, — сказал он, шпаря на красный свет. На этот раз он, кажется, был в хорошем настроении.

Когда мы приехали, Трэвис познакомил меня с каким-то мужчиной.

— Это специальный агент Робб Кемлеман из отряда по борьбе с сексуальными преступлениями, ФБР.

С виду Кемлеман явно не годился для этой роли, а был скорее похож на профессора, очутившегося здесь по каким-то непонятным причинам. И одет был соответствующим образом: безупречно отглаженный льняной пиджак, рубашка с пристегнутыми углами воротничка, традиционный галстук, серые фланелевые брюки и потертые сапоги. Контраст между ним и Трэвисом был разительным. Я дал бы ему чуть больше сорока, хотя выглядел он старше; под глазами темнели круги, как у людей с больной печенью или любителей выпить, не исключено, что при его работе поддача была единственной отдушиной. В разговоре он четко произносил каждое слово. Еще мне показалось, что он красит волосы — они были неестественно черного цвета. По местному телевидению однажды рекламировали какое-то средство для маскировки плеши. Может быть, им-то он и пользовался.

— Позвольте ввести вас в курс дела, мистер Уивер, — начал Кемлеман. — Трэвис здесь нашел дом этого Сеймура, а его ребята сумели проникнуть на участок.

Трэвис, прервав его, пояснил, что в Америке большая часть поденных рабочих — садовников, уборщиков, рабочих, обслуживающих бассейны, — цветные.

— У нас, белых американцев, теперь просто нет стимула заниматься подсобными работами. — Он сказал это с едва заметной улыбкой, как бы извиняясь за такой «расизм наизнанку». — В основном это мексиканцы или японцы. Не последишь за ними — от сада ничего не останется. Прирожденные садовники-губители. — Как и Векслер, он был очень весел.

— Итак, с вашего разрешения, я продолжу, — снова заговорил Кемлеман с легким раздражением в голосе. — Двое цветных офицеров из Талсы были внедрены туда как «садовая» бригада. Они понаблюдали за территорией и установили, сколько людей находится в доме. Они также засекли все устройства охраны, установили подслушивающие аппараты и сумели сфотографировать нескольких обитателей дома. Взгляните! Не знаком ли вам кто-нибудь из них?

Он подвинул ко мне через стол отпечатки.

— Это Сеймур, — сказал я, — а женщина рядом с ним — Софи.

— А этот тип? — Кемлеман указал на человека в темных очках, стоявшего во внутреннем дворике дома в некотором отдалении от Сеймура и Софи.

Я принялся его разглядывать. Трэвис протянул мне увеличительное стекло.

— Попробуйте с этим.

Я еще раз изучил фотографию.

— Не знаю. Впервые вижу его.

— Так я и знал. Это известный громила из Чикаго. Взгляните на остальных, может, найдете своего покойного друга.

У них было крупное фото Софи и еще несколько снимков, на которых Сеймур разговаривал с какими-то тремя типами, но Генри среди них не было. Стоило мне увидеть Софи вместе с Сеймуром, да еще в такой необычной обстановке, как у меня мурашки забегали по телу.

— Нет, ни на одном из снимков Генри нет, — уверенно заявил я.

— Жаль, это было бы весьма существенно, — сказал Кемлеман. — Но ничего, кое-что мы все-таки выяснили. По крайней мере знаем, как выглядит Сеймур. — Он обвел Сеймура маркером. — Давайте увеличим его и женщину и разошлем снимки.

— Вы дозвонились до венецианской полиции?

— Да, — ответил Трэвис. — Можете радоваться — ваша история подтвердилась. Лучше поздно, чем никогда.

— Вот и отлично, — сказал я.

— Ваш знакомый, похоже, знает свое дело. Согласно полученной от него информации, наши иммиграционные власти установили, что этот ваш старик — ну, который перебрал наркотика, — дважды появлялся здесь в прошлом году. Причем зарегистрирован он в Чикаго, что опять же связано с тем, о чем вам расскажет Кемлеман. Продолжайте, Робб. — Трэвис, видимо, хотел дать мне понять, что по-прежнему ведет дело, несмотря на участие федеральных агентов.

— Поездка в Чикаго, о которой говорила ваша бывшая подружка, может быть связана с базирующейся там фирмой; мы довольно давно за ней наблюдаем. Она называется «Клуб Зеркало» и издает полупорнографический журнал — сомнительные нудистские материалы, попадающие тем не менее в так называемую «конституционно защищенную» область. Настоящее ее назначение, как удалось выяснить, — поставка продукции на блошиные рынки, где торгуют фотографиями детей. Все, что мы смогли сделать, — это «засветить» нескольких «жестких» педофилов, откликнувшись на их рекламу. Действовать следует с предельной осторожностью, так как Верховный суд отверг обвинение, над которым мы корпели целых два года, на том основании, что улики получены обманным путем. Они так увлеклись защитой обвиняемых, что забыли о жертвах. Так что действовать нам придется, как говорят, со связанными руками.