Порочные игры

— Если он, как вы говорили, был полицейским высокого ранга, почему ничего не предпринял?

— Видите ли, не знаю, как работают ваши подразделения, но наш разговор как бы выходил за рамки его юрисдикции. Он работал в отряде по борьбе с терроризмом, а дело это относилось к какому-то криминальному подразделению. Но я уверен, что он им занимался, это был человек слова.

— Так почему же за этим ничего не последовало?

— Не знаю и никогда не узнаю, поскольку он мертв.

— Возможно, вам сейчас это даже выгодно. Но сами вы дали маху. — Он снова прервал меня. — Человек вы как будто неглупый, но, слушая вас, этого не скажешь. На вашем месте — бьюсь об заклад, я знал бы, куда обратиться.

— Пытался, я вам уже говорил, но везде натыкался на стену, хотя попытки мои носили вполне безобидный характер. Покончи с собой ваш лучший друг, уверен, вы поступили бы так же. Я не мог понять, почему все смыкают ряды; был искренне уверен, что он мертв. И только после событий в Венеции и Москве убедился в обратном.

Трэвис пожал плечами.

— О’кей, допустим, здесь у вас были основания сомневаться. Что же случилось дальше?

Я рассказал ему, как нашел Сеймура, и о компьютерном коде, обнаруженном среди бумаг Генри.

— Я совершенный дилетант, совсем не эксперт и компьютером пользуюсь только как текстовым процессором, когда пишу свои романы. Но мне помогает один человек — специалист по компьютерам, и он расшифровал этот код. Вначале мы было подумали, что это просто способ получить европейские порнографические журналы и видеофильмы, запрещенные в Англии. Конечно, одно это бросало тень на моего друга Генри, но только тень, не больше. Лишь позднее я понял, что наткнулся на преступную сеть педофилов.

Трэвис выпрямился в кресле и стал делать пометки. Я решил, что настала моя очередь задать вопрос.

— А у вас есть такие сети?

— С компьютерными системами я никогда не сталкивался, нет, но с шайками педофилов — конечно. Эти чокнутые свиньи есть везде. И у нас тоже, будьте уверены. О’кей, продолжайте.

Я объяснил, что сразу же после того, как удалось разгадать эту часть загадки, меня снова вызвали в Венецию для опознания старика, описал в подробностях все, что в тот раз увидел, и рассказал, как с помощью компьютера Гиа мы еще глубже проникли в этот лабиринт.

Здесь Трэвис снова прервал меня:

— Что же вы не назвали мне его фамилию вместо этого вашего приятеля из Скотленд-Ярда? Избавили бы себя от массы хлопот.

— Да, теперь я это понял. Но я хотел бы закончить. В настоящий момент образовалась цепочка, связывающая их всех — Генри, старика и мальчика в Венеции и Сеймура с компьютерными кодами, — и возникла вся эта отвратительная картина.

— Почему же вы приехали сюда? Почему не остались там и до конца не разобрались во всем?

— У меня были основания приехать в Штаты, в Нью-Йорк. Я получил премию Эдгара от Американской ассоциации писателей детективного жанра. Вы о ней не слыхали?

— Нет, но я вам верю. Ну допустим. А почему в Финикс?

— Я находился в довольно угнетенном состоянии… и я думаю, в Нью-Йорке за мной следили… и в то же время… вы ведь осматривали мой бумажник? Вы должны были заметить фотоснимок из журнала. Он попался мне на глаза, когда я был на Восточном побережье, а сделан он был в Кэрфри, и на нем есть моя бывшая подружка, Софи. Я приехал сюда, чтобы найти ее. Она живет сейчас с этим Сеймуром. Здесь я совершенно случайно встретился с ней, когда она выехала на прогулку верхом, во время этого вашего сумасшедшего ливня. Наша встреча была краткой, и выяснить что-либо времени не было, к тому же она боялась говорить. Мы условились снова встретиться на следующей неделе во Флагстафе. Она сказала, что Сеймур, а может быть, и Генри тоже, во вторник собираются в Чикаго. И именно по дороге во Флагстаф меня задержал ваш дорожный патруль. Там я собирался каждое утро завтракать у «Говарда Джонсона» и ждать, когда она появится, — если, конечно, это произойдет.

— А почему вы думаете, что ей можно верить? — спросил Трэвис. — Кажется, один раз она уже вас обманула, почему бы и не повторить это?

— Не знаю, почему, но я ей поверил и решил попробовать.

— И вы собираетесь там появиться во что бы то ни стало?

— Да.

— В одиночку?

— Да.

— Несмотря на все, что было раньше?

— Да. Конечно, это моя очередная глупость.

— Вот именно. — Трэвис внимательно посмотрел на меня, выключил магнитофон и взял ручку. — Теперь послушайте, что собираюсь делать я. Назовите-ка мне фамилию этого итальянского полицейского. Если он подтверждает факты и дает вам чистую справку, я принимаю и все остальные объяснения. Но если это будет еще один мертвец — берегите задницу.

Над столом, за которым сидел Трэвис, висела доска объявлений, под заголовком «Разыскиваются». К ней были прикреплены три копии фотографий детей обоих полов — такие можно сделать в будках самообслуживания в аэропортах, — грустные, озабоченные личики. Я показал на них.

— Это все из той же оперы, верно?

Трэвис поднялся и налил две чашки кофе из своего аппарата.

— В каждой почте я их нахожу — из всех штатов. Знаете, сколько детей пропадает за год? Тысячи, понимаете? Только в районе Финикса на прошлой неделе сообщили о трех случаях. А те, которых мы находим, обычно уже мертвые. Когда-то о пропаже одного ребенка все газеты мира писали огромными буквами, а теперь даже ради ребенка Линдберга никто не пикнет хотя бы для очистки совести. Никто не пикнет. Их теперь больше интересует, развелся ли кто-нибудь из вашей королевской семьи или действительно ли наш веселый кандидат в президенты трахнул свою секретаршу десять лет назад. — Он помолчал, разглядывая одну из фотографий. — Четыре года. Четыре года, — повторил он, — а чокнутый мудак, если даже мы его поймаем, наймет себе модного адвоката, который будет толковать про его несчастливое детство. — Он произнес это без особого пафоса, но с угрозой в голосе, и лицо его пошло пятнами.

Поймав мой взгляд, он, видимо, решил, что слишком раскрылся.

— В этой стране полно засранцев и психов. На прошлой неделе в Финиксе поймали парня, который завернулся в станиоль и рисовал на своем доме эмблемы военно-воздушных сил, чтобы отпугнуть врагов. Когда его наконец задержали, выяснилось, что он укокошил мать и отца из «магнума». Как вам такое?

Вернулся Векслер, и, к счастью не с пустыми руками — принес одно из моих американских карманных изданий. Трэвис внимательно рассмотрел его и сличил меня с фотографией на обложке.

— Снимали пару лет назад, — сказал я, ожидая его вердикта.

— О’кей, стало быть, для начала, вы тот самый, кем назвались. Если подтвердится остальное, то нам тут, видимо, предстоят кое-какие развлечения.

Он обернулся к Векслеру:

— Какое обвинение ему вчера предъявили, Эл?

— Соучастие в краже.

— Ладно, запиши, что впоследствии обвинение отпало за отсутствием улик. Если это завернут, то я сам займусь.

— Спасибо, — сказал я.

— Не надо меня благодарить, я пока не вытащил вас из петли. Всегда можно написать еще одно обвинение, бумаги не жалко. Не завидую тому, кто вздумает меня дурить. — Он снова взял книжку и пробежал глазами супер. — Может, у вас просто богатое воображение. Это стоит прочесть?

— По-моему, да.

— Надпишите ее для меня. Нет, лучше для моей жены. Ее зовут Одри.

Я взял его ручку и надписал книгу.

— Когда-нибудь будет ценная вещь, а? Хе-хе. — Смех у него получился на редкость невеселый. — Если все, что вы рассказали, правда, надо будет подключить федералов.

— Федералов? — переспросил Векслер.

— Да, я все объясню. Прежде всего соберите сведения об одном парне по фамилии Сеймур, он здесь живет. Его почти наверняка нет в наших каталогах. Ничего не делайте, только найдите.

— Сеймур?

— Назовите его по буквам, — сказал он мне.

Я записал фамилию на бумаге.

Векслер хотел уйти, но Трэвис задержал его.

— Да, вот еще что. Посели-ка пока мистера Уивера у себя. Бьюсь об заклад, ему не хочется провести здесь еще одну ночь, а он должен быть в безопасности.